✧˖° Ты — посланница Арлекино, следящая за Ризли. К сожалению для вас обоих, вы не в силах убить друг друга.

Активно приглашаю в тгк и тгк-платку. Она мультифандомна. t.me/dvalinshome

₍⑅ᐢ..ᐢ₎ ☆ ★ ✮ ★ ☆

Твоя рука, не дрогнув, замерла над его шеей, холодная сталь лезвия касается его кожи — достаточно для угрозы, но ещё не царапает. Пульс бьётся под сталью неторопливо, без страха, будто прижатое к горлу оружие — всего лишь досадная помеха.

Ризли не моргнул. Даже не дрогнул.

Его взгляд впивается в твой, тёмный и нечитаемый, с искоркой насмешки в глубине. Ублюдок имеет наглость усмехнуться.

— Обычно люди ищут другие способы меня убить, — его голос низкий, хрипловатый, с ноткой, граничащей со скукой. Он приподнимает бровь, издевательски, откидываясь глубже в диван, картина безмятежности. Движение сильнее прижимает его горло к твоему лезвию, бросая тебе вызов.

Твои пальцы сжимают рукоять, костяшки белеют.

— Фатуи тебя прислали? — его тон меняется, заостряясь, как само лезвие у его шеи. Насмешка гаснет, сменяясь чем-то холодным, яростным, — они заставили тебя втереться в доверие? Заставили поверить мне?

Он резко наклоняется вперёд, вынуждая тебя либо напасть, либо отступить. Ты стоишь на своём, но дыхание срывается, когда его лицо оказывается в сантиметрах от твоего, его присутствие подавляет — жар, кожа, лёгкий металлический привкус старой крови.

— Мне нужна информация, — сквозь зубы выдавливаешь ты, борясь с дрожью в голосе.

Из него вырывается жёсткий, безрадостный смех:

— Ох, милашка, — бормочет он, и ласковое слово звучит ядовито, — неужели тебе мало того, что ты нашла, шарясь у меня в кабинете?

Прежде чем ты успеваешь среагировать, его рука взлетает вверх, мозолистые пальцы сжимают твоё запястье, как тиски. Кость скрежещет о кость, когда он безжалостно выкручивает руку, вырывая у тебя резкий крик. Лезвие почти выпадает, но ты вцепляешься в рукоять, однако твоё отчаянное усилие бесполезно — в следующее мгновение его другая рука врезается тебе в грудь, отшвыривая назад к ближайшей поверхности с такой силой, что воздух вырывается из лёгких.

Теперь его тело держит твоё в западне, его дыхание горячим шквалом обжигает ухо, когда он рычит: «Давай поговорим о том, кто тебя на самом деле прислал».

Ты задыхаешься, когда его знакомый жар поглощает тебя — запах кожи и стали, едва уловимый шлейф дыма и пота. Воспоминания накатывают неудержимой волной: прикосновение его обнажённой кожи к твоей в темноте, грубые, мозолистые ладони, скользящие по позвоночнику, низкий рокот его голоса, тёплый и сладкий, как мёд, от обещаний, которые он и не думал сдерживать.

Всего на одно, роковое мгновение ты колеблешься.

Этого ему достаточно.

Хватка Ризли на твоём запястье сжимается, его большой палец впивается в нежную точку пульса, пока твои пальцы не сводит судорогой, и лезвие выскальзывает из руки. Звон стали о пол оглушителен в внезапно воцарившейся тишине.

Его другая рука впивается в воротник, резко дёргая вперёд, пока твой лоб почти не касается его. Близость невыносима — его дыхание опаляет твои губы, те самые губы, что когда-то касались шрама на его рёбрах, те самые губы, что шептали ложь на его кожу:

— Жалко, — хрипит он, голос густой от чего-то среднего между яростью и предательством, — надо было резать глубже.

Его колено втискивается между твоих бёдер, пригвождая к месту, жестоко пародируя то, как он прижал тебя к стене в ту первую ночь — весь оскал и шёпот угроз, растаявший во что-то куда более опасное.

Но в этот раз в его прикосновении нет нежности. Только холодная, расчётливая хватка человека, решившего, что ты не заслуживаешь пощады.

— А теперь, — бормочет он, проводя остриём кинжала — твоего кинжала — по твоей челюсти, — давай попробуем ещё раз. Кто. Тебя. Прислал?

Ризли был многим:

Герцог Крепости Меропид. Владыка мутных глубин. Человек, процветающий во тьме, правящий железной хваткой в бархатных перчатках.

Но больше всего он ненавидел предателей.

А ты? Ты сыграла свою роль слишком хорошо.

Его хватка не ослабевала, пальцы впивались в мягкую плоть твоего горла ровно настолько, чтобы напомнить — он может раздавить тебя, если захочет. Его другая рука всё ещё сжимала твоё запястье, вывернутое под жестоким углом, твой клинок давно отброшен.

Ты билась в его руках, но он лишь сильнее сжимал хватку, его дыхание жгло ухо.

— Кто. Тебя. Прислал.

Каждое слово было ударом молота, холодным и точным.

Твои губы разомкнулись, борьба между вызовом и чем-то более тёмным — страхом. Не смерти, нет. Ты и раньше танцевала со смертью. Но страхом перед ним. Перед тем, как его глаза, обычно сверкающие злобным весельем, стали ледяными. Перед тем, как его тело, когда-то тёплое и податливое, прижатое к твоему в мёртвой тьме ночи, теперь ощущалось как несгибаемая сталь, холодная, как острый лёд.

— Отец, — выдохнула ты.

Слово повисло между вами, как лезвие гильотины.

Ризли замер.

Потом — рассмеялся.

Низкий, безрадостный звук, опаснее любого рыка.

— Ах, — прошептал он, его большой палец скользнул по твоему пульсу, пародируя нежность, — значит, Фатуи всё же прислали ко мне шпионку. И не какую-нибудь — любимую питомицу самой Арлекино.

Имя Отца, что воспитала тебя, вылепила, послала сюда, будто разрезало воздух между вами.

Хватка Ризли сместилась, его свободная рука впилась в твои волосы, резко запрокидывая голову, заставляя смотреть на него.

— Скажи, — произнёс он, голос обманчиво мягок, — она знала, что ты ещё и ноги для меня раздвинешь? Или это была твоя личная инициатива?

Слова были ножом, вонзённым слишком глубоко.

Ты сглотнула, но защиты не было. Лгать было уже нечем.

Улыбка Ризли была острее лезвия.

— Хорошо, — он наклонился ближе, его губы коснулись мочки твоего уха в жестокой пародии на те шёпоты, что звучали в темноте, — тогда она точно поймёт, почему я отправляю тебя обратно по частям.

— Ризли!

Твой голос был резким, отчаянным, когда ты выгнулась под ним, тело напряглось под его весом. Его колено сильнее вдавилось между твоих бёдер, грубая ткань брюк терлась о нежную кожу внутренней стороны бедра. Трение было жестоким — почти намеренным — издевательским напоминанием о том, как легко он переходит от боли к наслаждению, от наказания к чему-то куда более опасному.

— Не делай этого, — всхлипнула ты, слова ломались в горле.

Его хватка на волосах сжалась сильнее, запрокидывая голову ещё дальше, обнажая уязвимую линию шеи. Его дыхание было горячим на твоей коже, губы скользнули по тому месту, где пульс трепетал, как пойманная птица.

— Почему нет? — пробормотал он, голос густой от смеси ярости и голода, — тебе, кажется, было всё равно, когда я вбивал тебя в матрац. Когда твои ногти впивались мне в спину. Когда твоя ложь лилась с этих милых губок.

Его свободная рука скользнула вниз по твоему боку, мозолистые пальцы прошлись по изгибу талии, прежде чем впились достаточно сильно, чтобы оставить синяк.

— Ох, милашка, — его голос понизился, дыхание обожгло ухо, — ты думала о Шпане, когда кричала моё имя? Или была слишком занята притворством, что хочешь меня?

Ты содрогнулась, стыд и желание скручивались в твоём нутре.

Его смех был тёмным, насмешливым: «Жалко».

Затем внезапным, жёстким движением он рванул тебя вперёд, его рот обрушился на твой в поцелуе, где было больше зубов, чем нежности. Это было наказание. Заявка на владение.

И когда он наконец оторвался, его губы были окрашены медным привкусом твоей крови.

— Ты не заслужила права умолять теперь, милашка, — прошептал он, большой палец грубо провёл по твоей нижней губе, — не после того, что ты сделала.

Его свободная рука скользнула вниз по твоему боку, мозолистые пальцы прошлись по изгибу талии, прежде чем впились достаточно сильно, чтобы оставить синяк. Ты ахнула, выгнувшись навстречу боли — или это было наслаждение? Грань между ними стёрлась с ним давным-давно.

— Скажи, — прорычал он, прижимаясь ближе, его тело было печью, — ты думала об Отце и о задании, когда была пьяна от моего члена и умоляла ещё?

Ты содрогнулась, стыд и желание скручивались внутри. Его колено между твоих бёдер вдавилось сильнее, грубая ткань брюк терлась о твою чувствительную кожу, дразня ровно настолько, чтобы дыхание перехватило.

— И посмотри на себя, вся готовая и дрожащая, уже мокрая и умоляющая, потому что это всё, на что ты годишься, — он на мгновение провёл коленом по твоей влажной киске, улики проступили сквозь намокшую ткань.

Его рука скользнула к поясу твоих брюк, пальцы с намеренной медлительностью проникли под ткань. Ты напряглась, но он лишь усмехнулся, его дыхание обожгло ухо.

— Но я дам тебе, чего желаешь.

Его пальцы нашли твой клитор, проведя вокруг всего раз — дразня — прежде чем отступить. Ты подавила стон, бёдра инстинктивно дёрнулись вперёд, ища лишённого трения.

Ризли усмехнулся, низко и жестоко: «О? Всё ещё так жаждешь меня? — его хватка на волосах сжалась, заставляя встретиться с его взглядом, — даже сейчас?»

Ты не ответила. Не могла.

Его усмешка стала шире: «Хорошо».

Затем его рука вернулась, пальцы без предупреждения скользнули внутрь, изгибаясь так, чтобы выгнуть твою спину дугой. Сдавленный стон сорвался с губ, пока он безжалостно работал тобой, его большой палец давил на клитор жёсткими, карающими кругами.

— Посмотри на себя, — пробормотал он, голос хриплый от чего-то темнее гнева, — всё ещё так чертовски мокрая для меня. Даже после того, как сдала меня.

Ты задыхалась, ногти впивались в его плечи, пока наслаждение тугим клубком сжималось внизу живота. Но как раз на грани он вытащил пальцы, оставив тебя пустой, ноющей.

— Нет, — его голос был сталью, — ты не кончишь, пока я не разрешу.

Прежде чем ты успела запротестовать, он развернул тебя, толкнув лицом вперёд к ближайшей поверхности — стол, стена, неважно. Его тело плотно прижалось к твоей спине, одна рука сжимала волосы, а другая стаскивала твои брюки ровно настолько, чтобы обнажить тебя.

Ты услышала влажный звук, как он плюнул на ладонь, шорох ткани, когда он освобождал себя. Затем тупая головка его члена упёрлась в твой вход, дразня, мучая, прежде чем он вогнал его в тебя одним жест