Весной 1820 года два брата из Волынской губернии, Абель и Израиль Бланки, обратились к митрополиту Новгородскому, Санкт-Петербургскому, Эстляндскому и Финляндскому с просьбой провести над ними обряд крещения, чтобы присоединиться к «Греко-Российской религии» (как указано в документе). Это событие, известное теперь многим, Сталин приказал тщательно скрыть в самом секретном сейфе партийного архива. Однако пока мы отложим выяснение причин его опасений. В семейной истории вождя мирового пролетариата есть гораздо более интересные моменты.

Например, обращение двух молодых провинциалов-иноверцев к столичному митрополиту, члену Синода, было удовлетворено всего за два дня. Казалось, что в эти дни в канцелярию митрополита не поступало никаких других документов. Можно было просто прийти с улицы, написать прошение, и митрополит северо-запада империи тут же подписал всё. Продолжая изучать документ, узнаём и другие удивительные детали: восприемниками братьев стали граф Апраксин, сенатор Баранов (оба — действительные статские советники), а также их жёны. Такой парадный эскорт говорит о многом. Теперь ясно, почему митрополит так быстро отреагировал — ходатайствовали люди, которые заранее всё согласовали, и задержек не допускали. Братья, получившие имена Дмитрий и Александр в честь крёстных отцов, поступили в Медико-хирургическую академию и успешно окончили её через четыре года. Судьба Дмитрия оказалась трагической: в 1831 году он был убит во время холерного бунта как «немец» вместе с другими врачами-немцами. Александр после этого ушёл в отставку, почти разрушив свою успешную карьеру. Но это мы отметим вскользь, поскольку в нашей теме это событие играет другую роль.

Почему братья Бланки получили такое высокое покровительство и кто его обеспечил? Вероятно, их отец, Мойше Бланк, был очень активной личностью, упоминаемой во многих архивных документах. Он не был простым евреем, а сыном заметного чиновника из Минска, несколько раз менял место жительства и часто конфликтовал с иудейскими общинами. Его обвиняли в различных неблаговидных и даже преступных поступках, но суды всегда оправдывали его, а он сам жаловался на своих единоверцев. Переехав в Житомир, Мойше отдал сыновей учиться не в хедер, а в русское уездное училище. Это говорит не только о его пренебрежении к традициям предков, но и о том, что он был состоятельным человеком, умеющим находить общий язык с имперскими чиновниками, от которых зависело разрешение на обучение. В Житомире Бланк познакомился с сенатором Барановым, который приезжал по делам еврейского комитета. Решение о переходе в христианство было личным, но он объяснял, что при жизни религиозной жены не мог его осуществить и принял крещение лишь после её смерти в 1835 году. Мойше, а позже и Дмитрий, были убеждёнными сторонниками ассимиляции, воспитывали сыновей «по-русски», желали им высшего образования и гражданской карьеры и обратились к сенатору с просьбой о крещении детей. Сенатор, с желанием или без, помог им, и, похоже, не оставлял крестников без поддержки.

Возможно, именно с его помощью был устроен брак Александра с Анной Гроссшопф. Именно в доме сенатора и поэта Баранова, куда приглашали любителей поэзии и шахмат, Александр мог познакомиться с семьёй своей будущей жены. Отец Анны, Иоганн Готлиб Гроссшопф, принадлежал к прибалтийским немцам и служил консультантом Государственной Юстиц-коллегии с чином губернского секретаря. Это положение «благородного» человека, не требующее дворянства, что делало брак равным. Отец Анны был женат на Анне Карловне Эстед, дочери богатого ювелира шведского происхождения. Семья Гроссшопф в Петербурге занимала среднее положение, и для молодого врача без родословной и состояния такой партия была весьма удачной. Лютеранское вероисповедание невесты не помешало: Анна приняла православие и вышла замуж за Александра в 1829 году. Их четвёртая дочь (пятый ребёнок из шести) Мария стала матерью Ленина.

Александр Бланк ушёл в отставку в чине статского советника, приобрёл имение Кокушкино с 500 гектарами земли и 40 крепостными дворами и стал помещиком в Казанской губернии. Его жена умерла рано, и детей помогала воспитывать овдовевшая сестра жены, Екатерина фон Эссен.

Теперь перенесёмся в другую часть империи — в Астрахань, где жил мещанин Николай Васильевич Ульянин, портной и бывший крепостной нижегородского помещика Брехова. Известно, что Николай получил вольную после того, как ушёл от барина на оброк. Он, скорее всего, был дворовым, а не пахотным крестьянином, что дало ему возможность обучиться портняжному делу с молодости. В портняжной среде города он занимал заметное место: построил большой двухэтажный дом, имел состоятельных клиентов, а его вдове после смерти не раз помогали городские власти и цех портных, выплачивая пенсию. Николай женился поздно и умер, когда старшему сыну не исполнилось и 15 лет, а младшему, Илье, было всего шесть. Всё начиналось неплохо, но с 1838 года семья осталась без кормильца. Старший сын Василий не успел перенять ремесло отца или, возможно, не имел к нему склонности. Тем не менее он взял на себя заботу о семье и поставил перед собой цель дать младшему брату образование.

Возможно, вы улыбнётесь, как обычно бывает в таких случаях, но здесь стоит задуматься или даже заплакать: бывший крепостной, женившийся на неграмотной девушке, хотел дать своим детям университетское образование. Вероятно, поэтому он не обучал Василия портняжному ремеслу, а отдал его в школу. Он был уверен в своей способности обеспечить семью и будущее детей, и всё шло по плану, но внезапная смерть разрушила эти надежды. После смерти отца пятнадцатилетний Василий осознал, что его собственное образование оказалось под угрозой, но сделал всё, чтобы Илья не повторил его судьбу. Он брался за любую работу, но при этом оплачивал школу младшему брату. Писал прошения от имени матери в разные учреждения, договаривался с бывшими клиентами отца (среди которых были влиятельные люди Астрахани) и коллегами, просил у них деньги и помощь, решал вопросы с сословными документами (Илья, в отличие от отца и брата, уже записывался как Ульянов, а не Ульянин) и добился успеха: Илья с отличием окончил гимназию и поступил на физико-математический факультет Казанского университета, который тоже окончил с отличием и получил степень кандидата наук — но это уже история самого Ильи Николаевича без помощи брата.

Что касается этнического происхождения родителей Ильи Ульянова, то на этот счёт нет достоверных и документально подтверждённых сведений. Просто потому, что никто из них не был иноверцем и не переходил в православие. Во всех документах фиксировалось их православное вероисповедание, и неизвестно, от кого Илье Николаевичу достались те или иные «неславянские» гены — калмыцкие, эрзянские или другие.

Илья Ульянов и Мария Бланк поженились в 1863 году. К тому времени Илья Николаевич уже был гимназическим учителем физики и математики, а Мария Александровна окончила учительские курсы после гимназии. Перед рождением последней дочери, Марии, Илья Николаевич достиг чина статского советника. Это значит, что только Маняша родилась уже в дворянской семье. Однако за четыре года до смерти Илья Николаевич был награждён орденом святого Владимира 3-й степени, который давал потомственное дворянство всем его детям. Таким образом, Владимир Ульянов-Ленин стал дворянином с одиннадцати лет.

Владимиру не пришлось бы сталкиваться с какими-либо препятствиями, если бы его брат не был казнён по обвинению в заговоре с целью убийства царя. Но даже после этого, по правде говоря, проблем было немного: отец Керенский настоял на награждении Владимира золотой медалью по окончании гимназии, и брата потенциального цареубийцы приняли в университет. Мария Александровна получала приличную пенсию как вдова действительного статского советника и имела неплохой доход от имения отца. Этого хватало на содержание троих взрослых детей, которые не работали и занимались революционной деятельностью вместе с семьями (только Дмитрий Ильич зарабатывал врачебной профессией).

Вернёмся к началу нашего рассказа, чтобы выделить то общее, что связывает предков этой семьи. Известно, что большинство из них обладали выдающимися способностями — к наукам, ремеслу и умению достигать поставленных целей. Это позволило им подняться по социальной лестнице в сложных условиях сословного государства.

Так что же хотел скрыть Сталин? Еврейское происхождение одного деда на фоне этнического состава остальных членов Совнаркома не выглядело компроматом. Немецкие, шведские, польские или тюркские корни тоже были почти у каждого. Хотел ли Сталин представить вождя мирового пролетариата как чистокровного русского? Это тоже непонятно, ведь грузин, называвший себя «русским человеком», вряд ли нуждался в таком генетическом фетишизме. Вероятнее, что Сталину было важно избежать публичного внимания к другим деталям семейной истории Ульяновых.

Во-первых, к тому, что третье поколение выходцев из низших слоёв империи могло оказаться в привилегированном сословии — личные качества и амбиции значили больше, чем происхождение. Социальные лифты, хоть и с трудом, но работали в «тюрьме народов». Во-вторых, семья Ульяновых была типичной для «городского класса» России.

Горожане, составлявшие к концу империи 15% населения, и были имперскими русскими. Они формировали городские гражданские сообщества с деловыми межсословными отношениями, где сенатор и граф могли быть поручителями студентов-выкрестов, а уездный голова — помогать детям неграмотной вдовы бывшего крепостного. В имперских городах создавался имперский русский народ с гражданским самосознанием и гражданской, а не этнической самоидентификацией.

В отличие от большинства сельских жителей, оставшихся на просторах империи рязанцами-ярославцами, сибиряками или казаками и т.д., православными, которые с подозрением относились к иноверцам, которых в глубинках губерний практически не видели и с ними не контактировали. Они проявляли ксенофобию по отношению к пришлым или «не своим». Готовы были убивать «немцев», лечивших их от холеры, потому что не верили «чужак