Дверь мне открой!
Я не знаю, кто ты, и как тебя зовут, но послушай меня — если ты когда-нибудь услышишь, как кто-то у тебя во дворе ломится в подъезд — неважно, твой или соседский — и кричит грубым мужским голосом: «Дверь мне открой!» — знай, что ты должен собирать вещи и бежать. Беги на другой конец города, а может, и в другой город, даже в другую страну и молись, молись кому хочешь — Христу, Будде, Ктулху, — чтобы оно тебя не достало.
А ещё лучше заведи себе животное — кошечку, собачку, рыбку, да хоть бразильского птицееда! Главное, чтобы в твоём доме было какое-то животное — оно сможет предупредить тебя о его приближении. Я сам имел аквариум с золотой рыбкой и колли по кличке Джексон, но я не сумел вовремя понять, что значила их странная гибель.
Вначале Джексон стал себя странно вести — не мог усидеть на месте, всё время просился гулять, а на улице хотел вырваться и убежать. Рыбка же умерла, как только пёс стал сходить с ума. Ничего зловещего в этом я не увидел — ну, сдохла рыбка и сдохла. Отправим её трупик постигать тайны городской канализации — и дело с концом. А у пса наверняка просто игривое настроение, которое пройдёт через пару дней.
Но ни через пару дней, ни через неделю Джексон не успокаивался, а лишь становился более шумным. Он постоянно скулил, особенно по ночам, хотел сбежать из квартиры и вообще как можно дальше от нашего двора. На прогулках я стал замечать, что то же самое творится с собаками некоторых моих соседей. И ещё была одна странность — несмотря на летний период, птицы исчезли со двора. Не было ни чириканья воробьев, ни вороньего карканья, ни этого идиотского звука, какой издают голуби. Завершением всего этого животного безумия стала одна интересная процессия, произошедшая в моём дворе. Я открыл дверь в подъезд — и слава богу, что я не вошёл туда сразу, ведь оттуда выбежал целый строй крыс. Их, наверное, было около сотни — сотни тёмно-коричневых мохнатых телец, с мерзкими лысыми хвостиками, издающие гадкое пищание.
Джексон сходил с ума примерно неделю, после чего в его поведении произошёл поворот на сто восемьдесят градусов — неусидчивость сменилась апатией, и мой песик проводил круглые сутки на своей лежанке. Он почти перестал есть, и я уже решил отвезти его к ветеринару на ближайших выходных, но, вернувшись однажды домой после рабочего дня, я обнаружил пса мёртвым.
Несчастный Джексон жил у меня вот уже пять лет, и я был страшно опечален его кончиной. Я понял, что это случилось из-за какой-то болезни — вот почему он так странно себя вёл, — и чувствовал себя виноватым в этом.
Все животные, что могли, покинули наш двор, а те, что не могли — предпочли умереть. Могло создастся впечатление, что на нас всех надвигалось какое-то зло, и звери ощущали его. Но человек — тупейшее животное, и никто из людей в нашем дворе не чувствовал приближающуюся грозу, а она меж тем уже готова была разразиться.
Её начало пришлось на тёплую июньскую пятницу. Было около двенадцати, и я только лёг в кровать, ещё не успев уснуть, как вдруг с улицы донёсся дикий грохот и крик: «Дверь мне открой!». Видимо, не открыли, и стук повторился вновь. Затем раздался другой крик: «Я те ща открою!» — затем последовал долгий грубый мат. Поссорились два грубияна — ну и что с того? Так думал я, засыпая и надеясь, что крики их драки не помешают моему сну.
Утром, выйдя в магазин за хлебом, я увидел стоящую во дворе «скорую». Подумав, что кому-то стало плохо, я пошёл дальше. Позже, однако, я узнал, что никому не было плохо — просто у подъезда нашли труп. Погибшим был Валентин Петрович, мужчина сорока лет, живший в соседнем подъезде. Как оказалось, это он собирался предыдущей ночью «открыть дверь», зачем и вышел из дома. Жена его ещё в четверг уехала на дачу, поэтому некому было обеспокоиться тем, что он так долго не возвращается. Следов драки обнаружено не было, а Валентин Петрович скончался от сердечного приступа. Никаких свидетелей не было найдено — наш двор достаточно большой, и за отсутствием нормальных скамеек и непокореженной детской площадки, пятничными вечерами мало кто собирается в нашем дворе, чтобы распивать пиво.
Спустя два дня ночью я проснулся от грохота и того же крика: «Дверь мне открой!». «Ну да, опять кто-то забыл ключи, какая тут мистика?» — успокаивал я себя, стараясь уснуть. В предрассветные часы я проснулся от мучившей меня жажды и пошёл на кухню за стаканом воды. Благодаря открытым окнам и жизни на первом этаже я слышал почти всё, что творилось в это время на улице. Шум привлёк моё внимание и, приоткрыв немного шторы, я посмотрел на улицу. Там я увидел, что у соседнего подъезда стоит полицейская машина, а служители закона опрашивают людей в халатах и домашних тапочках. Я быстро смекнул, что это жители первого этажа, которые почему-то выбежали на улицу из своих квартир. Поговорив на следующий день об этом с соседом, я узнал, что в соседнем подъезде на первом этаже был совершён взлом. Ночью соседи были разбужены ужасным грохотом и всей толпой вывалили на лестничную площадку. Дверь в одну из квартир была выломана. Косяк давно требовал ремонта, а дверь — замены, так что это не было великим препятствием на пути грабителей.
Один храбрец решил зайти внутрь, но в ужасе выбежал оттуда с диким криком, а за ним и все соседи выбежали из подъезда. До самого приезда полиции люди боялись заходить в подъезд, а тот бедняга, что решился зайти в ту квартиру, молча сидел в стороне. Даже полицейским не удалось разговорить его. Те же не обнаружили в той квартире ничего — ни крови, ни трупов, ни самих хозяев. Те куда-то пропали, хотя все соседи утверждали, что та молодая семья, что жила в этой квартире, никуда не уезжала. «Мистика!» — подумал я и не отнёсся к этой истории с должной серьёзностью, хотя где-то внутри меня уже появилось беспокойство.
Через три дня после этого, я вновь был разбужен ночью, на этот раз звонком в домофон. Проклиная весь свет, я поплёлся к трубке.
— Да? — сказал я сонным голосом.
— Извините, что разбудил, — начал низкий мужской голос — но я потерял ключ от домофона, пожалуйста…
Я не дослушал его и повесил трубку. Мало ли какой наркоман хотел попасть в наш подъезд, чтобы ширнуться или ограбить кого. Но звонок сразу повторился, и мне пришлось отключить звук, чтобы нормально выспаться.
Только я вернулся в кровать, как вдруг я услышал с улицы вопль: «Дверь мне открой!». Теперь этот жуткий визитёр ломился в мой подъезд. Я сразу же сопоставил факты и понял, чем для меня может закончиться эта ночь, если я пущу его, и первая волна страха прокатилась мурашками по моей спине. Я старался успокоить себя тем, что моя входная дверь слишком крепкая, чтобы её выломать, поэтому, даже если этого сумасшедшего кто-нибудь и пустил бы, то ничего он бы не смог мне сделать.
Крик повторялся вновь и вновь, сопровождаемый громким стуком в дверь подъезда. Я сначала не понимал, почему ещё никто не вышел, чтобы прогнать этого человека, но потом вспомнил о рискнувшем выйти Валентине Петровиче и понял, что людей держит память об этом инциденте.
Минут десять я лежал на своей кровати, укрывшись с головой, мечтая, чтобы этот маньяк ушёл. Вдруг я допустил странную и пугающую мысль, что ломится в подъезд сейчас вовсе не человек — иначе как объяснить странную смерть Валентина Петровича и исчезновение той семьи? Да и не хватило бы сил у одного человека, чтобы выломать дверь, пусть даже и хлипкую.
И вдруг то, что так рьяно рвалось в подъезд, постучалось в моё окно и заговорило со мной. Это было невообразимо страшно — будто какое-то сверхразумное чудовище спокойно вошло в твою квартиру.
— Эй, ты! — слышал я мужской бас. — Я знаю, ты там, лежишь, обернувшись одеялом, надеешься, что я тебя не достану. Ха! Ты ошибаешься — я приду завтра, и послезавтра, и так до тех пор, пока не попаду в подъезд. Если я не попаду так, то найду другой способ. Так что пусти меня, не усложняй нам обоим жизнь.
Я старался заткнуть уши, чтобы не слышать этого голоса. Было что-то невыразимо ужасное в том, что он обращался ко мне.
В ту ночь я так больше и не уснул. Какое-то время эта тварь ещё ломилась в подъезд, но потом ушла. Утром я сразу же собрал вещи и переехал к родителям. У них я провёл три спокойные ночи, а затем я вновь услышал этот чудовищный крик.
За последний месяц я сменил несколько мест жительства — я жил у друзей и родственников и нигде не задерживался больше чем на неделю. Никто не мог понять этой беготни по квартирам. Мне говорили, что нет ничего особенного в том, что какой-то пьяница колотит в дверь, требуя, чтобы его пустили, но я-то знал, в чём тут дело!
Недавно мой преследователь сменил методику. Он больше не ломился ночами в дверь, а действовал более изящно. Мне стали приходить письма — как по обычной почте, так и по электронной, где меня приглашали посетить всевозможные мероприятия. Да, конечно же — разве кто-то в здравом уме мог бы пригласить меня на открытие книжного салона на месте заброшенного завода или на автовыставку в загородном лесу?.. Я быстро понял, что Магомет решил ждать, когда гора сама придёт к нему. Что же, пусть так. Может, скоро он вновь поменяет тактику, и тогда у меня не будет выхода, кроме как отправиться к нему прямо в лапы.
Я не знаю, что это, и почему ему нужен именно я. Думаю, тут есть что-то вроде жатвы. Видимо, этому существу нужны определённые люди, ради получения которых он не остановится ни перед чем.
Теперь, прочитав мою историю, надеюсь, ты будешь знать, что нужно делать, когда вся живность исчезнет из твоего двора и ночью ты услышишь крик, требующий открыть дверь.
Я не знаю, кто ты, и как тебя зовут, но послушай меня — если ты когда-нибудь услышишь, как кто-то у тебя во дворе ломится в подъезд — неважно, твой или соседский — и кричит грубым мужским голосом: «Дверь мне открой!» — знай, что ты должен собирать вещи и бежать. Беги на другой конец города, а может, и в другой город, даже в другую страну и молись, молись кому хочешь — Христу, Будде, Ктулху, — чтобы оно тебя не достало.
А ещё лучше заведи себе животное — кошечку, собачку, рыбку, да хоть бразильского птицееда! Главное, чтобы в твоём доме было какое-то животное — оно сможет предупредить тебя о его приближении. Я сам имел аквариум с золотой рыбкой и колли по кличке Джексон, но я не сумел вовремя понять, что значила их странная гибель.
Вначале Джексон стал себя странно вести — не мог усидеть на месте, всё время просился гулять, а на улице хотел вырваться и убежать. Рыбка же умерла, как только пёс стал сходить с ума. Ничего зловещего в этом я не увидел — ну, сдохла рыбка и сдохла. Отправим её трупик постигать тайны городской канализации — и дело с концом. А у пса наверняка просто игривое настроение, которое пройдёт через пару дней.
Но ни через пару дней, ни через неделю Джексон не успокаивался, а лишь становился более шумным. Он постоянно скулил, особенно по ночам, хотел сбежать из квартиры и вообще как можно дальше от нашего двора. На прогулках я стал замечать, что то же самое творится с собаками некоторых моих соседей. И ещё была одна странность — несмотря на летний период, птицы исчезли со двора. Не было ни чириканья воробьев, ни вороньего карканья, ни этого идиотского звука, какой издают голуби. Завершением всего этого животного безумия стала одна интересная процессия, произошедшая в моём дворе. Я открыл дверь в подъезд — и слава богу, что я не вошёл туда сразу, ведь оттуда выбежал целый строй крыс. Их, наверное, было около сотни — сотни тёмно-коричневых мохнатых телец, с мерзкими лысыми хвостиками, издающие гадкое пищание.
Джексон сходил с ума примерно неделю, после чего в его поведении произошёл поворот на сто восемьдесят градусов — неусидчивость сменилась апатией, и мой песик проводил круглые сутки на своей лежанке. Он почти перестал есть, и я уже решил отвезти его к ветеринару на ближайших выходных, но, вернувшись однажды домой после рабочего дня, я обнаружил пса мёртвым.
Несчастный Джексон жил у меня вот уже пять лет, и я был страшно опечален его кончиной. Я понял, что это случилось из-за какой-то болезни — вот почему он так странно себя вёл, — и чувствовал себя виноватым в этом.
Все животные, что могли, покинули наш двор, а те, что не могли — предпочли умереть. Могло создастся впечатление, что на нас всех надвигалось какое-то зло, и звери ощущали его. Но человек — тупейшее животное, и никто из людей в нашем дворе не чувствовал приближающуюся грозу, а она меж тем уже готова была разразиться.
Её начало пришлось на тёплую июньскую пятницу. Было около двенадцати, и я только лёг в кровать, ещё не успев уснуть, как вдруг с улицы донёсся дикий грохот и крик: «Дверь мне открой!». Видимо, не открыли, и стук повторился вновь. Затем раздался другой крик: «Я те ща открою!» — затем последовал долгий грубый мат. Поссорились два грубияна — ну и что с того? Так думал я, засыпая и надеясь, что крики их драки не помешают моему сну.
Утром, выйдя в магазин за хлебом, я увидел стоящую во дворе «скорую». Подумав, что кому-то стало плохо, я пошёл дальше. Позже, однако, я узнал, что никому не было плохо — просто у подъезда нашли труп. Погибшим был Валентин Петрович, мужчина сорока лет, живший в соседнем подъезде. Как оказалось, это он собирался предыдущей ночью «открыть дверь», зачем и вышел из дома. Жена его ещё в четверг уехала на дачу, поэтому некому было обеспокоиться тем, что он так долго не возвращается. Следов драки обнаружено не было, а Валентин Петрович скончался от сердечного приступа. Никаких свидетелей не было найдено — наш двор достаточно большой, и за отсутствием нормальных скамеек и непокореженной детской площадки, пятничными вечерами мало кто собирается в нашем дворе, чтобы распивать пиво.
Спустя два дня ночью я проснулся от грохота и того же крика: «Дверь мне открой!». «Ну да, опять кто-то забыл ключи, какая тут мистика?» — успокаивал я себя, стараясь уснуть. В предрассветные часы я проснулся от мучившей меня жажды и пошёл на кухню за стаканом воды. Благодаря открытым окнам и жизни на первом этаже я слышал почти всё, что творилось в это время на улице. Шум привлёк моё внимание и, приоткрыв немного шторы, я посмотрел на улицу. Там я увидел, что у соседнего подъезда стоит полицейская машина, а служители закона опрашивают людей в халатах и домашних тапочках. Я быстро смекнул, что это жители первого этажа, которые почему-то выбежали на улицу из своих квартир. Поговорив на следующий день об этом с соседом, я узнал, что в соседнем подъезде на первом этаже был совершён взлом. Ночью соседи были разбужены ужасным грохотом и всей толпой вывалили на лестничную площадку. Дверь в одну из квартир была выломана. Косяк давно требовал ремонта, а дверь — замены, так что это не было великим препятствием на пути грабителей.
Один храбрец решил зайти внутрь, но в ужасе выбежал оттуда с диким криком, а за ним и все соседи выбежали из подъезда. До самого приезда полиции люди боялись заходить в подъезд, а тот бедняга, что решился зайти в ту квартиру, молча сидел в стороне. Даже полицейским не удалось разговорить его. Те же не обнаружили в той квартире ничего — ни крови, ни трупов, ни самих хозяев. Те куда-то пропали, хотя все соседи утверждали, что та молодая семья, что жила в этой квартире, никуда не уезжала. «Мистика!» — подумал я и не отнёсся к этой истории с должной серьёзностью, хотя где-то внутри меня уже появилось беспокойство.
Через три дня после этого, я вновь был разбужен ночью, на этот раз звонком в домофон. Проклиная весь свет, я поплёлся к трубке.
— Да? — сказал я сонным голосом.
— Извините, что разбудил, — начал низкий мужской голос — но я потерял ключ от домофона, пожалуйста…
Я не дослушал его и повесил трубку. Мало ли какой наркоман хотел попасть в наш подъезд, чтобы ширнуться или ограбить кого. Но звонок сразу повторился, и мне пришлось отключить звук, чтобы нормально выспаться.
Только я вернулся в кровать, как вдруг я услышал с улицы вопль: «Дверь мне открой!». Теперь этот жуткий визитёр ломился в мой подъезд. Я сразу же сопоставил факты и понял, чем для меня может закончиться эта ночь, если я пущу его, и первая волна страха прокатилась мурашками по моей спине. Я старался успокоить себя тем, что моя входная дверь слишком крепкая, чтобы её выломать, поэтому, даже если этого сумасшедшего кто-нибудь и пустил бы, то ничего он бы не смог мне сделать.
Крик повторялся вновь и вновь, сопровождаемый громким стуком в дверь подъезда. Я сначала не понимал, почему ещё никто не вышел, чтобы прогнать этого человека, но потом вспомнил о рискнувшем выйти Валентине Петровиче и понял, что людей держит память об этом инциденте.
Минут десять я лежал на своей кровати, укрывшись с головой, мечтая, чтобы этот маньяк ушёл. Вдруг я допустил странную и пугающую мысль, что ломится в подъезд сейчас вовсе не человек — иначе как объяснить странную смерть Валентина Петровича и исчезновение той семьи? Да и не хватило бы сил у одного человека, чтобы выломать дверь, пусть даже и хлипкую.
И вдруг то, что так рьяно рвалось в подъезд, постучалось в моё окно и заговорило со мной. Это было невообразимо страшно — будто какое-то сверхразумное чудовище спокойно вошло в твою квартиру.
— Эй, ты! — слышал я мужской бас. — Я знаю, ты там, лежишь, обернувшись одеялом, надеешься, что я тебя не достану. Ха! Ты ошибаешься — я приду завтра, и послезавтра, и так до тех пор, пока не попаду в подъезд. Если я не попаду так, то найду другой способ. Так что пусти меня, не усложняй нам обоим жизнь.
Я старался заткнуть уши, чтобы не слышать этого голоса. Было что-то невыразимо ужасное в том, что он обращался ко мне.
В ту ночь я так больше и не уснул. Какое-то время эта тварь ещё ломилась в подъезд, но потом ушла. Утром я сразу же собрал вещи и переехал к родителям. У них я провёл три спокойные ночи, а затем я вновь услышал этот чудовищный крик.
За последний месяц я сменил несколько мест жительства — я жил у друзей и родственников и нигде не задерживался больше чем на неделю. Никто не мог понять этой беготни по квартирам. Мне говорили, что нет ничего особенного в том, что какой-то пьяница колотит в дверь, требуя, чтобы его пустили, но я-то знал, в чём тут дело!
Недавно мой преследователь сменил методику. Он больше не ломился ночами в дверь, а действовал более изящно. Мне стали приходить письма — как по обычной почте, так и по электронной, где меня приглашали посетить всевозможные мероприятия. Да, конечно же — разве кто-то в здравом уме мог бы пригласить меня на открытие книжного салона на месте заброшенного завода или на автовыставку в загородном лесу?.. Я быстро понял, что Магомет решил ждать, когда гора сама придёт к нему. Что же, пусть так. Может, скоро он вновь поменяет тактику, и тогда у меня не будет выхода, кроме как отправиться к нему прямо в лапы.
Я не знаю, что это, и почему ему нужен именно я. Думаю, тут есть что-то вроде жатвы. Видимо, этому существу нужны определённые люди, ради получения которых он не остановится ни перед чем.
Теперь, прочитав мою историю, надеюсь, ты будешь знать, что нужно делать, когда вся живность исчезнет из твоего двора и ночью ты услышишь крик, требующий открыть дверь.
Показать больше
1 год назад
2 годы назад
2 годы назад
Если я сама тебе напишу ты обещаешь со мной пойти на встречу, пройти прогуляться или просто выпить кофе а там уже как получиться?
2 годы назад
2 годы назад
1 год назад
Смерть на колёсах
Есть у меня друг. Назовем, скажем, Валерой. Славный парень, надежный, ответственный, не жмот, последнюю рубаху отдаст. Но водится за ним одна странность - он никогда никого не подвозит на своей машине. Даже если очень надо. Что другое - пожалуйста! Приютит, накормит, напоит, выслушает, денег даст на такси. Но сам никого никогда не подвозит. И даже если с семьей куда-нибудь едет - за рулём всегда жена.
Если знакомые его просили, он всегда отшучивался: "Вот на барбухайке (он работал водителем на Скорой) - не вопрос! Куда угодно!".
Друзья к его странности давно привыкли. Женщины полагали, что всё дело в ревности его жены. Смешно, по-моему. К кому могла ревновать зеленоглазая красавица Марина с осанкой королевы и пятым размером бюста, работавшая акушером в одном из столичных роддомов? Мужская же часть компании объяснений не искала: почти все были из медицинской среды, у каждого - свои суеверия, приметы, поэтому странность Валеры они воспринимали как должное.
Я тоже долгое время вопросов не задавала. Но как-то раз, что называется, "сошлись звёзды", был выходной день, собрались тесным кругом, пожарили во дворе на мангале шашлыки, потом поднялись в квартиру. На кухне пели под гитару - Визбора, Высоцкого и своё, с уклоном в медицинскую тематику. В комнате велись неспешные беседы, а мы с Валерой оказались на балконе. Разговор был то, что называется, задушевный, с откровенностями, но не пьяный. И вот, сочтя, что лучшего момента не представится, я спросила:
- Валер, а почему ты никогда на машине своей никого не возишь?
Он посмотрел на меня оценивающе, словно прикидывал: стоит мне открыть тайну или нет. Но недолго - секунд пять.
- Хочешь узнать? Только учти, ответ будет странный.
Я кивнула.
- Я хочу, чтобы ты была готова поверить! Никаких "да ладно!", "не заливай!".
- Обещаю не сомневаться.
- И никому не говори!
- Могила!
Он помолчал, собираясь с мыслями.
- Когда я веду машину, я постоянно сбиваю собак.
- В каком смысле?
- В прямом. Насмерть. Не нарочно, конечно. Они словно сами бросаются под колеса. Выскакивают на дорогу неожиданно прямо перед машиной так, что ни затормозить, ни увернуться. Или вообще появляются непонятно откуда.
Я поверила. Ну не может человек врать - так!
- Сколько я их сбил - вспомнить страшно. Если за пределы города выезжаю - обязательно хоть одна да попадется. В городе реже. Словно я их притягиваю! Только ты обещала никому не говорить!
Я сперва не поняла - к чему такая таинственность. Но потом вспомнила своего другого знакомого, с которым жена едва не развелась - потому только, что он сбил дворняжку, выскочившую на дорогу прямо перед его машиной. Мужчина больше месяца доказывал своей благоверной, что если бы он смог затормозить или увернуться в потоке машин даже на небольшой скорости - они бы разбились. Поверила она ему только после того, как он привел ей сотрудника ДПС, который смог подтвердить его слова. Причем среди общих знакомых большинство было на стороне жены и "бедной собачки".
Но я знала Валеру давно, и к животным он всегда относился по-доброму. Он был из тех, кого называют кошатниками. На станции Скорой Помощи здоровенный серый кот по прозвищу Начмед, живший при гараже и получавший свой паёк от сердобольных диспетчеров, щедрых фельдшеров и врачей, признавал только Валеру: давался ему в руки и позволял делать себе ежегодные прививки и обрабатывать порванные в драках уши и бока. Дома у Валеры мирно жили два усатых-полосатых: кошка Сошка и кот Атас, подобранные когда-то, вылеченные и прижившиеся. К собакам он относился спокойно, дружелюбно. И вдруг - такое.
- Может, это с машиной связано?
- Типа, как у Стивена Кинга? Дух вселился? Нет. Эта же ласточка - у меня третья. С первыми двумя всё в точности так же было. Причем, когда за руль барбухайки сажусь - всё нормально! А за родной баранкой - прямо беда.
- А Марина знает?
- Знает. Слава Богу - понимает. Поэтому если едем вместе куда-нибудь - почти всегда за рулём она.
- Слушай, может тебе к какой-нибудь такой старушке сходить? - спросила я, когда шок от услышанного немного прошел. Валера только отмахнулся.
- Да ходил я... Может, конечно, старушка оказалась липовой, только зря проездил - не то, что не помогла, но и в проблему вникнуть не попыталась.
Я пожала плечами - ну что тут еще посоветуешь?
На этом разговор и увял. Сперва я думала о нем всё время, потом стала забывать и вспоминала только тогда, когда видела Валерину машину с алюминиевым мятым бампером. Прошел почти год...
Под вечер пятницы меня угораздило получить травму руки. Терзаясь от острой боли и с ужасом глядя на увеличивающийся отёк, я рванула в "травму". Пожилой доктор осмотрел моё "брёвнышко" и выписал назначение: холод, неподвижность, обезболивание, "в понедельник - на рентген".
- А почему не сегодня? - проскулила я.
- Аппарат сломан, - развел руками травматолог.
Я, сама не будучи медиком, была "своей" для городской медицинской тусовки и многое о положении дел городского здравоохранения знала из первых рук. Например, про местную достопримечательность - рентгеновский аппарат. Он был старый, немецкий, но снимки выдавал прекрасные. Правда, уж если ломался - то ломался капитально.
Баюкая больную руку, я вышла во двор и увидела Валеру (травмпункт у нас в одном здании со станцией СП). Он был "в гражданском", значит не на дежурстве. Разговорились.
- Может, мне до ЦРБ прокатиться? - посоветовалась я. Больше раздобыть рентгеновский снимок (даже за деньги) вечером пятницы мне было негде.
- Там сегодня Е. дежурит, - покачал головой Валера. Про Е. я знала - пожилой хирург, склочный, хамоватый и подловатый. Чтобы попасть на рентген в его дежурство, нужно было, как минимум, переломать себе все конечности и прибыть на Скорой. Я сникла.
Валера помялся и предложил:
- А давай я тебя в Л. отвезу? (Л. - такой же невеликий город, как тот, в котором я жила). Дорога не долгая, знакомые в "травме" у меня есть...
Это было очень неожиданное предложение, и я согласилась.
Дорогу помню плохо - рука болела всё сильнее. Но, кажется, доехали без происшествий. Перед выездом Валера сделал один звонок, и в травматологии нас уже ждали с распростертыми объятиями. К счастью, переломов рентген не показал. Только очень сильный отёк с разрывом связок. Приветливый врач (им оказался амбал с широченными плечами) сделал мне "укольчик", от которого боль стала затихать, как по волшебству, и кое-что добавил в рекомендации от себя для скорейшего выздоровления.
На обратном пути я не то, чтобы задремала, скорее - расслабилась, прислушиваясь к легкой боли в руке. Поэтому удар, визг тормозов и занос стали для меня сильной неожиданностью. Я дернулась. Мы встали. Валера посмотрел на меня. Вышли из машины мы вместе.
Позади машины была видна дорожка крови и холмик темной шерсти на асфальте. Он уже не двигался. Мы подошли. У Валеры вид был несчастный и угрюмый, он искоса поглядывал на меня.
Это была некрупная дворняжка, бродячая, неухоженная, с грязной лохматой шерстью. Мой водитель надел резиновые перчатки и оттащил ее труп в кусты. Потом осмотрел машину.
Настроение испортилось, рука сразу дала о себе знать. Я ехала молча, разглядывая однообразную дорогу в лобовое стекло. Спускались легкие сумерки, но до темноты было еще далеко.
Следующая собака буквально появилась перед нами ниоткуда. Словно она была картонной и ее кто-то поднял на ниточках перед нашей машиной. Прямо в нескольких метрах. Она стояла боком. Я успела заметить светлую шерсть и красноватый отблеск от фар в глазах, так как голова животного была повернута в нашу сторону. Удар, визг тормозов, разворот, остановка.
Мы снова вышли и снова Валера, надев перчатки, оттащил изуродованный труп в кусты. На его месте осталось тёмное пятно. Я старалась на смотреть на его действия - было тошно.
- Поначалу я прикапывать пытался, - словно оправдываясь, произнес он, заводя машину. - Потом перестал - ни сил, ни времени.
Мы почти доехали до города, когда под колеса нам бросилась третья собака. Это случилось возле остановки, там, где заканчивается забор стройки. Там была целая стая бездомных псов: они сидели, лежали и совершенно не обращали внимания на проезжающие машины. Но только когда мы почти поравнялись с ними - одна неожиданно скакнула нам наперерез. Валера просто переехал ее, останавливаться не стал.
- Сожрут! - кивнул он мрачно. Я не совсем поняла, к кому это относилось - к нам (сожрут, если остановимся и выйдем из машины) или к трупу собаки, валявшемуся поперек дороги. Но переспрашивать не стала. Настроение было поганейшее. Поблагодарив кое-как друга за помощь, я поспешила домой.
После этой поездки - как-то так вышло - мы с Валерой почти не общались. Если встречались в общих компаниях, то задушевных разговоров уже не вели - не складывалось. А через полгода он пропал.
Так вышло, что его жена была в областном центре на дежурстве, а когда вернулась - не нашла ни Валеру, ни его машину. Позвонила на сотовый - абонент недоступен. Стала вспоминать - делился ли он с ней какими-нибудь планами? Вроде бы говорил, что собирался поехать в тот день на дачу - что-то привезти.
Марина сразу же подняла всех на ноги. Наравне с полицейскими, Валеру искали его друзья и знакомые - добровольцы. Я тоже помогала искать - была координатором. Больше всего на свете боялась услышать, что его нашли мертвым.
Но его нашли живым.
И довольно быстро - в первый же день поисков.
Его машина перевернулась и угодила в глубокую придорожную канаву. Машина некрупная, с дороги ее не было заметно - если специально не искать. Двери заклинило, сотовый разбился. Ни выбраться, ни на помощь позвать.
Валера отделался легко - переломы ребер, ног, одной руки, воспаление легких (ночь провел в неотапливаемой машине).
Я побывала на месте аварии - после того, как Валеру увезли в больницу на родной "барбухайке", когда подогнали эвакуатор. К поломанным кустам вели чёткие полосы торможения. И поверх одной из этих полос, уже порядком раскатанный проезжавшими машинами - холмик грязной шерсти.
Есть у меня друг. Назовем, скажем, Валерой. Славный парень, надежный, ответственный, не жмот, последнюю рубаху отдаст. Но водится за ним одна странность - он никогда никого не подвозит на своей машине. Даже если очень надо. Что другое - пожалуйста! Приютит, накормит, напоит, выслушает, денег даст на такси. Но сам никого никогда не подвозит. И даже если с семьей куда-нибудь едет - за рулём всегда жена.
Если знакомые его просили, он всегда отшучивался: "Вот на барбухайке (он работал водителем на Скорой) - не вопрос! Куда угодно!".
Друзья к его странности давно привыкли. Женщины полагали, что всё дело в ревности его жены. Смешно, по-моему. К кому могла ревновать зеленоглазая красавица Марина с осанкой королевы и пятым размером бюста, работавшая акушером в одном из столичных роддомов? Мужская же часть компании объяснений не искала: почти все были из медицинской среды, у каждого - свои суеверия, приметы, поэтому странность Валеры они воспринимали как должное.
Я тоже долгое время вопросов не задавала. Но как-то раз, что называется, "сошлись звёзды", был выходной день, собрались тесным кругом, пожарили во дворе на мангале шашлыки, потом поднялись в квартиру. На кухне пели под гитару - Визбора, Высоцкого и своё, с уклоном в медицинскую тематику. В комнате велись неспешные беседы, а мы с Валерой оказались на балконе. Разговор был то, что называется, задушевный, с откровенностями, но не пьяный. И вот, сочтя, что лучшего момента не представится, я спросила:
- Валер, а почему ты никогда на машине своей никого не возишь?
Он посмотрел на меня оценивающе, словно прикидывал: стоит мне открыть тайну или нет. Но недолго - секунд пять.
- Хочешь узнать? Только учти, ответ будет странный.
Я кивнула.
- Я хочу, чтобы ты была готова поверить! Никаких "да ладно!", "не заливай!".
- Обещаю не сомневаться.
- И никому не говори!
- Могила!
Он помолчал, собираясь с мыслями.
- Когда я веду машину, я постоянно сбиваю собак.
- В каком смысле?
- В прямом. Насмерть. Не нарочно, конечно. Они словно сами бросаются под колеса. Выскакивают на дорогу неожиданно прямо перед машиной так, что ни затормозить, ни увернуться. Или вообще появляются непонятно откуда.
Я поверила. Ну не может человек врать - так!
- Сколько я их сбил - вспомнить страшно. Если за пределы города выезжаю - обязательно хоть одна да попадется. В городе реже. Словно я их притягиваю! Только ты обещала никому не говорить!
Я сперва не поняла - к чему такая таинственность. Но потом вспомнила своего другого знакомого, с которым жена едва не развелась - потому только, что он сбил дворняжку, выскочившую на дорогу прямо перед его машиной. Мужчина больше месяца доказывал своей благоверной, что если бы он смог затормозить или увернуться в потоке машин даже на небольшой скорости - они бы разбились. Поверила она ему только после того, как он привел ей сотрудника ДПС, который смог подтвердить его слова. Причем среди общих знакомых большинство было на стороне жены и "бедной собачки".
Но я знала Валеру давно, и к животным он всегда относился по-доброму. Он был из тех, кого называют кошатниками. На станции Скорой Помощи здоровенный серый кот по прозвищу Начмед, живший при гараже и получавший свой паёк от сердобольных диспетчеров, щедрых фельдшеров и врачей, признавал только Валеру: давался ему в руки и позволял делать себе ежегодные прививки и обрабатывать порванные в драках уши и бока. Дома у Валеры мирно жили два усатых-полосатых: кошка Сошка и кот Атас, подобранные когда-то, вылеченные и прижившиеся. К собакам он относился спокойно, дружелюбно. И вдруг - такое.
- Может, это с машиной связано?
- Типа, как у Стивена Кинга? Дух вселился? Нет. Эта же ласточка - у меня третья. С первыми двумя всё в точности так же было. Причем, когда за руль барбухайки сажусь - всё нормально! А за родной баранкой - прямо беда.
- А Марина знает?
- Знает. Слава Богу - понимает. Поэтому если едем вместе куда-нибудь - почти всегда за рулём она.
- Слушай, может тебе к какой-нибудь такой старушке сходить? - спросила я, когда шок от услышанного немного прошел. Валера только отмахнулся.
- Да ходил я... Может, конечно, старушка оказалась липовой, только зря проездил - не то, что не помогла, но и в проблему вникнуть не попыталась.
Я пожала плечами - ну что тут еще посоветуешь?
На этом разговор и увял. Сперва я думала о нем всё время, потом стала забывать и вспоминала только тогда, когда видела Валерину машину с алюминиевым мятым бампером. Прошел почти год...
Под вечер пятницы меня угораздило получить травму руки. Терзаясь от острой боли и с ужасом глядя на увеличивающийся отёк, я рванула в "травму". Пожилой доктор осмотрел моё "брёвнышко" и выписал назначение: холод, неподвижность, обезболивание, "в понедельник - на рентген".
- А почему не сегодня? - проскулила я.
- Аппарат сломан, - развел руками травматолог.
Я, сама не будучи медиком, была "своей" для городской медицинской тусовки и многое о положении дел городского здравоохранения знала из первых рук. Например, про местную достопримечательность - рентгеновский аппарат. Он был старый, немецкий, но снимки выдавал прекрасные. Правда, уж если ломался - то ломался капитально.
Баюкая больную руку, я вышла во двор и увидела Валеру (травмпункт у нас в одном здании со станцией СП). Он был "в гражданском", значит не на дежурстве. Разговорились.
- Может, мне до ЦРБ прокатиться? - посоветовалась я. Больше раздобыть рентгеновский снимок (даже за деньги) вечером пятницы мне было негде.
- Там сегодня Е. дежурит, - покачал головой Валера. Про Е. я знала - пожилой хирург, склочный, хамоватый и подловатый. Чтобы попасть на рентген в его дежурство, нужно было, как минимум, переломать себе все конечности и прибыть на Скорой. Я сникла.
Валера помялся и предложил:
- А давай я тебя в Л. отвезу? (Л. - такой же невеликий город, как тот, в котором я жила). Дорога не долгая, знакомые в "травме" у меня есть...
Это было очень неожиданное предложение, и я согласилась.
Дорогу помню плохо - рука болела всё сильнее. Но, кажется, доехали без происшествий. Перед выездом Валера сделал один звонок, и в травматологии нас уже ждали с распростертыми объятиями. К счастью, переломов рентген не показал. Только очень сильный отёк с разрывом связок. Приветливый врач (им оказался амбал с широченными плечами) сделал мне "укольчик", от которого боль стала затихать, как по волшебству, и кое-что добавил в рекомендации от себя для скорейшего выздоровления.
На обратном пути я не то, чтобы задремала, скорее - расслабилась, прислушиваясь к легкой боли в руке. Поэтому удар, визг тормозов и занос стали для меня сильной неожиданностью. Я дернулась. Мы встали. Валера посмотрел на меня. Вышли из машины мы вместе.
Позади машины была видна дорожка крови и холмик темной шерсти на асфальте. Он уже не двигался. Мы подошли. У Валеры вид был несчастный и угрюмый, он искоса поглядывал на меня.
Это была некрупная дворняжка, бродячая, неухоженная, с грязной лохматой шерстью. Мой водитель надел резиновые перчатки и оттащил ее труп в кусты. Потом осмотрел машину.
Настроение испортилось, рука сразу дала о себе знать. Я ехала молча, разглядывая однообразную дорогу в лобовое стекло. Спускались легкие сумерки, но до темноты было еще далеко.
Следующая собака буквально появилась перед нами ниоткуда. Словно она была картонной и ее кто-то поднял на ниточках перед нашей машиной. Прямо в нескольких метрах. Она стояла боком. Я успела заметить светлую шерсть и красноватый отблеск от фар в глазах, так как голова животного была повернута в нашу сторону. Удар, визг тормозов, разворот, остановка.
Мы снова вышли и снова Валера, надев перчатки, оттащил изуродованный труп в кусты. На его месте осталось тёмное пятно. Я старалась на смотреть на его действия - было тошно.
- Поначалу я прикапывать пытался, - словно оправдываясь, произнес он, заводя машину. - Потом перестал - ни сил, ни времени.
Мы почти доехали до города, когда под колеса нам бросилась третья собака. Это случилось возле остановки, там, где заканчивается забор стройки. Там была целая стая бездомных псов: они сидели, лежали и совершенно не обращали внимания на проезжающие машины. Но только когда мы почти поравнялись с ними - одна неожиданно скакнула нам наперерез. Валера просто переехал ее, останавливаться не стал.
- Сожрут! - кивнул он мрачно. Я не совсем поняла, к кому это относилось - к нам (сожрут, если остановимся и выйдем из машины) или к трупу собаки, валявшемуся поперек дороги. Но переспрашивать не стала. Настроение было поганейшее. Поблагодарив кое-как друга за помощь, я поспешила домой.
После этой поездки - как-то так вышло - мы с Валерой почти не общались. Если встречались в общих компаниях, то задушевных разговоров уже не вели - не складывалось. А через полгода он пропал.
Так вышло, что его жена была в областном центре на дежурстве, а когда вернулась - не нашла ни Валеру, ни его машину. Позвонила на сотовый - абонент недоступен. Стала вспоминать - делился ли он с ней какими-нибудь планами? Вроде бы говорил, что собирался поехать в тот день на дачу - что-то привезти.
Марина сразу же подняла всех на ноги. Наравне с полицейскими, Валеру искали его друзья и знакомые - добровольцы. Я тоже помогала искать - была координатором. Больше всего на свете боялась услышать, что его нашли мертвым.
Но его нашли живым.
И довольно быстро - в первый же день поисков.
Его машина перевернулась и угодила в глубокую придорожную канаву. Машина некрупная, с дороги ее не было заметно - если специально не искать. Двери заклинило, сотовый разбился. Ни выбраться, ни на помощь позвать.
Валера отделался легко - переломы ребер, ног, одной руки, воспаление легких (ночь провел в неотапливаемой машине).
Я побывала на месте аварии - после того, как Валеру увезли в больницу на родной "барбухайке", когда подогнали эвакуатор. К поломанным кустам вели чёткие полосы торможения. И поверх одной из этих полос, уже порядком раскатанный проезжавшими машинами - холмик грязной шерсти.
Показать больше