Вечер на путях

Я вышел из автобуса. Конечная, дачный поселок. Со мной вышли три пассажира, так как был глубокий вечер, середина недели – дачников немного. Все сразу же разбежались, похватав свои баулы, я остался один. В мои планы входило проверить, не украли ли чего из дома, и просто хотелось провести ночь в тишине и одиночестве. Закинув рюкзак за спину, я не спеша отправился в сторону дачи. Дом находился в минутах 15 пешком от остановки. Вокруг сгущалась темнота, слышно было лишь пение сверчков и другие ночные звуки. Мой путь проходил через заброшенную железнодорожную линию, поднявшись по насыпи, я вдруг увидел, что передо мной стояли старые грузовые вагоны, которых никогда здесь не было в помине. Сколько я себя помню, эти пути были давно заброшены, сквозь шпалы прорастал уже довольно высокий бурьян и рельсы покрывал сплошной слой ржавчины. Вагонов было семь. Мне стало интересно, каким образом они оказались тут. Я медленно начал обходить состав. Стемнело так, что я уже не мог различать следующий вагон. Остановившись, я снял рюкзак, достал фонарик и включил его. Свет был не слишком сильный, но мне хватало, чтобы разглядывать вагоны. Ничего особенного в них не было, старые, ветхие, запертые, видно, что сцепки давно не смазывали. «Вагоны-приведения», - подумал я и усмехнулся. Пройдя в начало состава, я осветил рельсы перед первым вагоном. Странным было то, что ржавчина на рельсах была нетронутой, совсем никаких следов. Такое ощущение, что состав кто-то аккуратно поставил на пути. Подумав, я подошел и потрогал вагон – он оказался совершенно обычным и на ощупь. А затем… знаете звук, когда железнодорожник проверяет колеса, громкие постукивания. По спине пробежал холодок. Я посветил вперед и назад – никого. Вдруг звук раздался с противоположной стороны состава, я присел и посветил под вагоном, но ничего не увидел, начал обходить состав, чтобы посмотреть, кто это стучит.

Обойдя вагоны, я оказался на другой стороне. Свет фонарика выхватывал из темноты только второй вагон. Я медленно начал двигаться вдоль состава, освещая путь впереди. Звук стал сильнее. Тут мне стало жаль, что эта заброшенная линия не освещается фонарями, да их и вообще не было поблизости, что уж говорить про пути. Подойдя к четвертому вагону, я увидел силуэт, как будто человек накинул плащ-дождевик. Он стоял ко мне спиной и стучал каким-то предметом по колесам. Я не разглядел то, что было в его руках. Я окликнул его, он перестал наносить удары и замер, не поворачиваясь, как-то неестественно дернувшись, так как будто его потряхивает током. Он стал поворачиваться, и вдруг мой фонарик стал моргать. Мне стало страшно. Окликнув его еще раз и не услышав ответа, я стал пятиться назад, запнулся и упал на спину. Паника напала на меня, вскочив, я стал дрожащей рукой светить в темноту перед собой. Фонарик выхватил силуэт передо мной – он стоял, опустив голову, свет моргал так, как будто батарейка почти села. Силуэт сделал шаг ко мне, я закричал и… свет погас. Последнее, что я увидел в свете фонарика – это страшный оскал. Оно улыбалось, и именно оно, потому что улыбка была нечеловеческой. Бросив фонарик в темноту, я бросился бежать, сопровождая свой бешеный кросс криками ужаса. Не помню, как долго я бежал. В один момент я просто упал и отключился от перенапряжения. Очнулся в доме у соседки Раисы Сергеевны. На вопрос, как я оказался у нее в «гостях», она поведала мне, что меня утром нашли на путях рыбаки. Они узнали меня и принесли к ней. К полудню я решил вернуться туда, откуда вчера убегал. Странным оказалось то, что вагонов там не было. Из расспросов жителей ближайших домов я узнал, что вагонов никто здесь не видел и что километрах в семи отсюда пути давно разобраны.

Люк в погреб

Прошлым летом я отдыхал у бабушки в селе Погребники, там у меня были свои друзья и подруги, с которыми мы ходили на речку и просто тусовались, идя по улице в никуда. И в один прекрасный солнечный день мы, идя в очередной раз по улице Тульская, увидели необычный дом. Раньше почему-то мы его там не наблюдали, хотя в районе все дома знаем. Недолго думая, так как нам стало жутко интересно, мы зашли за калитку. Дом был ветхий, с забитыми наглухо окнами и покосившейся от времени крышей. Я взял за руку Сашку (моя тогдашняя подруга), а Антон с Филькой были позади нас. Филька – из нас самый нетипичный персонаж, по его словам, он занимался какой-то магией или чем-то подобным. В общем, компания у нас была та еще. Так вот, попытались мы открыть дверь, но она не поддавалась. Тогда Антон (самый сильный) пнул ее ногой, и она отворилась, выпуская ужасный и мерзкий запах заброшенного дома. Мы, включив фонарики на телефоне, зашли внутрь. На стенах были старые иконы и картины с непонятными животными. Побродив немного по дому, мы наткнулись на люк в погреб. Антон, подозвав Фильку, принялся его открывать, но он был неприступным. Тогда я взял с кухни найденный топорик и просто разбил на нем петли. Люк поддался, тогда мы просто откинули крышку в сторону (как оказалось, очень зря), начали по-детски суетливо светить туда лучами фонариков, но ничего не увидели. Тогда я, чтобы выпендриться перед девушкой, принялся лезть по лестнице, которая там была. Наступать было страшно: хоть я весил тогда килограмм 40-50, ступеньки трещали и чуть не ломались от старости. И вот лезу я уже достаточно долго, друзей слышал плохо, только видел свет от их телефонов. Внизу было полно воды. Когда я начал светить в разные места, то увидел необычную и интересную штуку наподобие вазы (была очень старой и вся в плесени). Я попытался дотянуться, но ничего не вышло, тогда я стал одной ногой на выступ в стене и попытался снова достать ее. И тут трескается ступенька лестницы, и я падаю в воду. Потом помню все смутно (может, ударился головой или стресс был). Помню только, как держался за лестницу и кричал. Внезапно из угла комнаты показалась девочка в белом платье со свечой в руке, у нее были страшно черные глаза, все заплаканные. Она, ничего не говоря, показала на ту вазу и исчезла. Через 20 минут за мной полез Антон. У него была то ли веревка, то ли канат, в общем, он меня кое-как поднял оттуда. На полпути я вспомнил про вазу, пришлось спуститься, благо Антон подстраховал. Мы вылезли наверх уже без сил. Отдышавшись, я взял в руки злосчастную вазу и открыл… То, что я увидел, не пожелаю видеть никому: там был скелет маленького ребенка, скорее всего, новорожденного. Я выбросил вазу в сторону, дрожа от страха. Мои друзья вылупились на меня и тоже не знали, что делать и что сказать. Несколькими минутами позже Филя взял ее в руки и ушел на улицу. Как я потом узнал, он закопал трупик под деревом. Потом он зашел в дом сказал: - Идемте отсюда! Бегом! И мы побежали из этого страшного дома. Ночью я никак не мог заснуть, перед глазами была та девочка со свечой. Наконец я заснул под утро. Во сне я увидел лесную полянку, всю в цветах и зеленой траве. На ней играла и бегала та самая девочка. Когда она меня увидела, подбежала ко мне, у нее были голубые глаза, сияющая улыбка и большой розовый бант на голове. Она протянула ко мне ромашку с полянки и сказала «спасибо», после чего сон оборвался. Когда я проснулся, то оказался весь в крови. В воде, в той самой комнате, откуда упал с лестницы. Но почему-то я не видел света от телефонов моих друзей и их голосов. И тут я понял, что крышка погреба была закрыта.

Птицек

Вялое дуновение сухого вечернего ветерка неспешно вползало в настежь раскрытые створки окна и обволакивало еле заметным движением старые выцветшие занавески, между которых стоял маленький мальчик и что-то неспешно мастерил из разложенных на подоконнике проволочек, гвоздиков, кусочков ткани и дерева. На бледном детском личике блуждала довольная улыбка. Он был так увлечен своим занятием, что не заметил, как в комнату, осторожно ступая по ветхому, местами совсем лишившемуся ворса, покрову ковра, вошла женщина, походя поправила сползший почти до самого пола уголок покрывала на детской кровати, и замерла за спиной ребенка. А в руках того на свет рождался маленький забавный человечек — неровное деревянное туловище с небольшим горбиком из-за выступающего сучка было заботливо обвернуто цветастой тряпочкой на манер тоги, из неё торчали пять небольших гвоздиков, к одному из которых крепился кусок дерева поменьше — головка существа, а к остальным были искусно присовокуплены проволочные конечности, заканчивающиеся словно бы птичьими коготками.

Когда работа была закончена, мальчик, наконец, заметил, что он не один, бережно уложив свое создание на подоконник, обернулся и вопросительно посмотрел на женщину. Та вздохнула и потрепала ребенка по коротким соломенным волосам.

— Артемка, ты опять весь день провел дома, да?

— Мам, у меня было важное дело, — в подтверждение своих слов он чуть отодвинулся в сторону, чтобы маме было видно его деревянного друга.

— Опять мастерил себе игрушку… — женщина на мгновение отвела взгляд, чтобы сын не смог увидеть острые искорки душевной боли, промелькнувшие в её усталых карих глазах. — Артемка, обещаю, со следующей зарплаты обязательно куплю тебе самую-самую красивую игрушку. Такую, какой ни у кого нет. А у тебя будет. Правда, сынок, я обещаю…

— Не надо, мам! — мальчик порывисто обнял мать, зарываясь лицом в складки её старого ситцевого платья. — Не надо. Ты же видишь, я и сам могу себе сделать игрушку, вон какой Птицек у меня вышел, разве такого в магазине найдешь?

— Птицек?

— Ну да! Его так зовут.

— Хороший он у тебя вышел… — женщина незаметно смахнула с глаз набежавшие слезинки и еще крепче прижала ребенка к себе.

— Не то слово, какой хороший! Я ему еще лицо красками нарисую, и станет совсем как настоящий, — Артем высвободился из материнских объятий и заглянул ей в лицо. — А с зарплаты давай ты лучше себе туфли купишь новые, помнишь, ты говорила, как у тети Юли с третьего этажа?

— Помню… Люблю тебя, сыночек.

— Я тебя тоже, мам!

Они еще раз обнялись, и мама отправилась на кухню готовить ужин, а Артем, бережно усадив Птицека под светильник на своем столе, достал из ящика набор акварели и несколько потрепанных кисточек с частичками засохших красок на щетине. Расстроенный, что забыл вымыть кисти после последнего раза, мальчик сбегал в ванную и тщательно промыл свои инструменты для рисования, попутно наполнив водой стаканчик. Теперь все было готово. От усердия чуть высунув наружу кончик языка, ребенок самозабвенно колдовал кисточкой над лицом своего деревянного друга. Вот появилась чуть изогнутая черная линия носика, под ней два полукруга с кончиками загнутыми вверх, между ними мазок красной краски и пара белой на зубы, а вот и глаза — один вышел изумрудно-зеленым, а другой почему-то голубым. Артем чуть отодвинулся от стола и с интересом осмотрел результат. Вышло очень неплохо. Вот и Пицеку понравилось, он весело улыбнулся мальчику во все свои два белоснежных зубика и, кажется, даже подмигнул ему своим зеленым глазком. Хотя, наверное, это лампочка в светильнике мигнула…

* *
На следующий день Артем, бережно держа свою новую игрушку в руках, вышел во двор. Было душно и пыльно. Неподалеку не умолкала строительная техника — там строился новый многоэтажный дом, один из тех, что как грибы после дождя стали вырастать в Артемкином районе в последние годы.

Сначала их было немного, они величественно возвышались над окрестностями, радуя взгляд своими яркими, еще не выцветшими под натиском непогоды, красками. Артем любил по вечерам наблюдать, как заходящее светило отражается в десятках окон эти волшебных исполинов. Но потом домов стало так много, что они отгородили солнце от комнаты мальчика, друг от друга, от серого асфальта улиц и чахлой городской растительности. Теперь Артем видел эти исполинские коробки другими — холодными, высокомерными, совсем неживыми. Конечно, последнее было не так. За бетонными стенами, упирающимися в небо, жили люди, много людей. У взрослых были быстрые блестящие машины, весь день снующие туда-обратно по шероховатой поверхности дороги. У детей — красивые дорогие игрушки, которые те безжалостно ломали в своих повседневных играх во дворе.

Артем с минуту постоял у дверей подъезда и неспешно побрел к остаткам старой песочницы, что сиротливо примостилась у края огромного котлована. Песочница — это все, что осталось от старой детской площадки. Когда начали строить очередной дом, то площадку снесли, так как нужно было прокладывать коммуникации. Снесли, но обещали после окончания строительства сделать новую, современную — с большой многоуровневой горкой, разноцветными каруселями, качелями и лесенками. А пока дети играли там, где придется.

Сейчас в песочнице никого не было, и Артем облегченно вздохнул. Никто не будет снова смеяться над его неказистой старой одежонкой, никто не будет издеваться над его самодельными игрушками, не будет вертеть перед лицом очередной машинкой на пульте управления, роботом-трансформером или еще какой новинкой из магазина. Но самое главное — никто не будет говорить плохое о его маме! Может, она не богатая, не ездит на большой красивой машине, не приносит ему каждый день сладости и новые игрушки, но Артем точно знал, что она у него самая лучшая на свете. А еще он верил, что когда вырастет, то обязательно сам купит маме и новую машину, и самое красивое платье и все-все, о чем они вместе мечтают по вечерам, сидя на стареньком потрепанном диване.

За этими мыслями мальчик не заметил, как со стороны одного из новых домов к нему подошла группка детей.

— А! Вот и наш клоун! Решил-таки вылезти из своей мусорки и подышать чистым воздухом?! — говорившего звали Сашей, он считался за старшего во дворе и больше всех любил задирать Артема. — Ну, давай, рассказывай, что нового в твоей жизни случилось!

Остальные ребята дружно закивали. Артем обвел их затравленным взглядом и, спрятав своего деревянного друга за спиной, начал пятиться прочь от песочницы. Но детям не хотелось так просто расставаться с одним из их излюбленных развлечений, они обступили неудавшегося беглеца кругом, внутрь которого протиснулся Сашка.

— А что это ты там прячешь за спиной? Свою новую игрушку, да? — мальчик проворно подскочил к Артему и рванул на себя его сопротивляющуюся руку, в которой был зажат смешной деревянный человечек. — Смотрите-ка! У нашего папы Карло новый Буратино!

Детвора встретила трофей громким злорадным смехом.

— Отдай! — глаза Артема заволокло предательской дымкой подступающих слез. — Отдай мне Птицека!

— Птицека? Ну, с таким имечком летать ему сам бог велел! Умеет он у тебя летать? — Сашка подбежал к краю котлована и вытянул над ним руку с зажатой в ладони игрушкой. — А вот мы сейчас проверим!

Артем, расталкивая ребят, бросился к своему обидчику, но было слишком поздно. Его деревянный друг, на мгновение застыв в воздухе, будто решая, умеет ли он действительно летать, упал вниз.

— Не умеет! Ха-ха... — Сашка подавился собственным смехом. Артем пронесся мимо него, сильным толчком в грудь повалил на землю, а сам спрыгнул на рыхлый осыпающийся склон ямы.

Земля вперемешку с глиной сухими комками бежала на дно вместе с мальчиком, туда, где среди изогнувшей хищные концы к небу арматуры лежала в небольшой лужице фигурка деревянного человечка.

Артем, позабыв об осторожности, несся по неровной поверхности склона, ничего не замечая на своем пути. Его глаза, залитые безудержным потоком слез, различали лишь Птицека. Еще немного, еще совсем чуть-чуть, и он спасет своего друга! В этот момент правая нога предательски дрогнула, не выдержав бешеной гонки по неровностям котлована. Тело по инерции подалось вперед, мальчик упал и покатился вниз…

Было тяжело и нестерпимо больно дышать. Мир не желал обретать четкость, а, наоборот, с каждой секундой все больше уплывал куда-то в сторону, туда, где ослепительно чернела пугающая пустота. Из последних сил Артем напряг зрение и уже на самом краю темнеющего провала, в блеклой дымке, окутавшей окружающее пространство, он разглядел лицо своего игрушечного друга. Птицек грустно смотрел на него своими разноцветными глазами, акварельная краска потекла, и казалось, что деревянный человечек плачет.

«Прости…» — так хотелось сказать Артему, но запекшиеся от крови губы уже не способны были двигаться. Еще мгновение он всматривался в игрушечные глаза напротив, еще боролся за крошечный кусочек, оставшийся от его меркнущего сознания, а потом сорвался и рухнул в липкую чернеющую пустоту. И падая в эту пропасть без дна, он услышал, как Птицек говорит ему о том, что не стоит бояться… и что там Артем не будет один… Птицек приведет к нему тех, кто обязательно станет с ним играть…

* *
Сашка в свои семь лет считал себя взрослым и самостоятельным. Поэтому на все увещевания родителей по поводу того, что не стоит маленькому мальчику поздно вечером ходить одному по улице, никак не реагировал. Вот и сегодня он, как ни в чем не бывало, неспешно возвращался домой с занятий в художественной школе. Занятия эти он терпеть не мог и ходил на них исключительно, чтобы порадовать родителей и заслужить от них поощрение.

Погода стояла замечательная. Было еще по-летнему тепло, и в тоже время воздух уже впитал в себя осеннюю свежесть. Потемневшее небо радовало взгляд россыпью звезд, игравших в прятки друг с другом за белесыми облаками. Легкий ветерок шелестел в кронах деревьев, которые готовились сменить свое беспечное зеленое одеяние на царственные мантии багровых и золотых тонов.

Топая по асфальтн

Зов воинов

Вечно меня упрекают в том, что живу я в городе, откуда пошла земля французская, а ни легенд, ни мистики не рассказываю. Здесь обитали древние галлы, здесь король Хлодвиг из династии Меровингов, победитель вестготов и аломаннов, преклонил колени пред святым Реми и принял христианство, отсюда берёт начало легенда о цветке лилии, ставшей позднее символом Франции - будто не могла армия легендарного правителя перейти реку после разлива, и явилась к повелителю галлов во сне сама матерь божия, и дала ему лилию. А наутро шёл он вдоль реки в раздумье - и увидел лилии, позвал он воинов и перешёл реку именно в этом месте, а перейдя реку, одержали они сокрушительную победу. Именно в Реймс прорывалась с боями орлеанская дева Жанна дэ Арк потому, что именно здесь короновали всех французских королей. Но не верят нынче французы ни в бога, ни в чёрта - даже старушки. Посещают древние храмы туристы, а для редких местных жителей, что мессы всё же посещают, это скорее хобби или привычка. Мистика, как и вера, теперь не в почёте. Не говорю я об этом здесь с друзьями. Они не говорят - и я помалкиваю. А всё-таки одна история у меня есть! Человек я любопытный, иногда чересчур, вежливый, но настырный, особенно если мне что-то интересно. У нас раскопки не редкость даже в центре города, а тут по делам я ездила на велосипеде и возвращалась поздно. Где археологи копают - всё огорожено, всё на сигнализации, везде охрана выставлена. У них нет такого - что охраняем, то и имеем - охраняют на совесть, вот из-за раскопок пришлось мне ехать в объезд. Кручу я педали, а сама думаю: "Что они там раскапывают, по причине каких древних тайн мне такой круг наворачивать?". Смотрю я, а там вход и охрана стоит. С кем-то разговаривают охранники. Ребята молодые, беседу ведут с человеком, по всей видимости, приятным, включила я всё своё обаяние - и в атаку: "Добрый вечер, молодые люди, как хорошо, что я вас встретила, а то здесь всё огорожено и я не знаю, как мне лучше проехать". Они стали объяснять, а я так: "А тут утечка газа? Как страшно," – естественно, они начали объяснять, что здесь раскопки. Я давай удивление изображать, на что мужчина, который беседовал с охраной, сказал: "Если ребята не против, то я могу всё вам здесь показать" - и включил фонари, видимо, предназначавшиеся для ночных работ, если найдётся что-то ценное и раскопки растянутся на ночь. Мужчина оказался археологом, и, как мне показалось, охрана относилась к нему как к начальству. Даже при свете фонарей место казалось весьма мрачным, чем-то напоминающим кладбище. Шли мы молча, словно заговорщики, имеющие негласный договор; словно крадучись тайком проникали в таинственный мир давно минувших столетий. Не обменялись и словом - мы будто боялись спугнуть далёкое прошлое, которое предстало перед нами из предметов ветхой старины, словно одно слово могло помешать прикоснуться внутренним чутьём к седой древности. Но ничто не вечно под луной, и, как не печально, экскурсия в прошлое подошла к концу. Тут меня и прорвало: "Но как, как можно, работая в таком месте, не верить в мистику, почему вы вообще ни во что не верите? Мистерия какая-то, мне не понять". Мой спутник улыбнулся и начал свой рассказ:
«Я часто задерживаюсь допоздна, люблю свою работу, и ещё люблю работать в одиночку. Как-то раз вот здесь, где мы гуляли, сидел я приблизительно в центре, ну, может, чуть ближе к выходу. Слышу звук странный, решил пойти посмотреть, а звук такой, будто железной палкой обо что-то колотят. Подумал: ветер что-то раскачивает. Но что? Чем ближе подойду, тем дальше звук, и не понять, где его источник. Шёл я всё дальше и дальше, но звук по идее должен был уже и пройти, а он всё где-то рядом впереди. Тоже списал на ветер. Там ближе к концу есть яма, это я её выкопал - раньше зона поиска была куда меньше. Так вот: шёл я, шёл на этот звук, и вдруг воздух стал тяжёлый, как будто смолой пропитался, как спрессованный; сделал ещё несколько шагов и услышал звук вокруг себя. Окружил меня этот звук со всех сторон, и главное - рядом совсем. Сначала стоял я в недоумении, потом стал ощущать чьё-то незримое присутствие и озноб. Внутренним чутьём стал понимать, что надо оттуда уходить. Сделав несколько шагов в обратном направлении, я снова прошёл через что-то вязкое, а дальше уже бежал как мальчишка, наступая туда, куда наступать нельзя. Паника и страх - вот, что я ощущал в тот момент. Дома рухнул на кровать и увидел дивный сон: будто сижу я на столе в старинном глиняном доме, а вокруг меня сидят бородатые длинноволосые огромные мужики, спорят, ругаются и, разгорячившись, хватают копья и стучат ими по щитам, и звук один в один, как я слышал ночью. О чём спорили - я не понял, но понял, что они собрались на войну. Проснувшись, я почувствовал непреодолимое желание вернутся туда, на раскопки. Пришёл и сразу нашёл место, где меня окружил звук, рассказывать, конечно, о ночном происшествии не стал, но копать по тихому начал там всерьёз и откопал дом, так-то вот. Кстати, до этого толком мы ничего не находили, а в этом доме обнаружили мужские скелеты и наконечники от копий, экспертиза ещё не окончена, но, по всей вероятности умерли они насильственной смертью. Может, нападавших было куда больше, может, спящими их застали врасплох».
-Я рад был пообщаться с человеком, чей разум не ограничен сухой наукой, - сказал он мне на прощание.