24 января 1969 года Ринго хвастался своей видеокамерой Sony DV-2400 Portapak, которую, как он говорил, приобрёл полгода назад. Пол и остальные с интересом рассматривали камеру, а Джону было всё равно — он играл на гитаре.
Набор Sony DV-2400 Portapak, включающий чёрно-белую видеокамеру и катушечный рекордер, был выпущен в 1967 году и тогда стоил 1500 долларов (примерно 12-13 тысяч по современным меркам).
Появление видеокамеры Portapak сильно повлияло на развитие видеоарта, любительского телевидения и активистских движений. Такие видеогруппы, как TVTV и Videofreex, применяли эту технологию для съёмок контркультурных инициатив, обходя три главных телеканала США. Portapak стала важным инструментом и для Raindance Foundation — объединения художников, учёных и теоретиков, вдохновлённых возможностями портативного видео и его потенциалом в качестве альтернативного средства коммуникации. Благодаря доступности и возможности быстро просматривать записанный материал, эта техника открыла новые возможности для художников, экспериментаторов и социальных критиков, позволяя им создавать и распространять видеоработы без участия крупных студий с большими бюджетами.
Целое поколение, выросшее под влиянием телевещания, внезапно получило инструмент для выражения своих телевизионных идей. Portapak была сравнительно недорогой, лёгкой, надёжной, простой в использовании и обеспечивала достаточно хорошее чёрно-белое изображение с приемлемым звуком. Плёнка была многоразовой и недорогой. Именно это устройство дало старт мощному движению, связавшему видео с социальными переменами.
Американская художница Гермина Фрид в своей книге писала: «Казалось, что Portapak была создана специально для художников — именно в тот период, когда формализм окончательно устарел; когда стало политически неудобно создавать материальные объекты, но игнорировать форму было бессмысленно; когда перформанс стал основным художественным выражением, но не было ни сцен, ни способов его зафиксировать; когда всё чаще звучал знаменитый берклианский вопрос: „Если ты построил скульптуру в пустыне и никто её не увидел, существует ли она?“; когда стало понятно, что телевидение передаёт информацию большему количеству людей, чем любая галерея с белыми стенами; когда стало ясно, что для осмысления пространства нужно работать со временем; когда в разных дисциплинах рушились старые догмы и возникали новые модели мышления — именно в этот момент Portapak оказалась в руках художников».

В 1518 году Микеланджело создал проиллюстрированный перечень покупок для своего слуги, который не умел читать и писать. В этот список входили простые продукты: хлеб, вино, сельдь, паста (тортелли), салаты, шпинат, анчоусы и суп из фенхеля. Список был нарисован на обратной стороне письма и демонстрирует, что Микеланджело использовал визуальные способы общения из-за неграмотности слуги, что отражает социальные особенности того времени. Рукопись с этим списком покупок хранится в музее Casa Buonarroti во Флоренции.

«Мне восемьдесят четвёртый год… Да… Как-то совсем неожиданно подкрался этот срок и дал о себе знать кашлем, одышкой, одутловатостью и болью в суставах… Но главное, главное! Пониманием отчетливым очень малого срока, отпущенного мне до ухода туда… куда-то… до расставания со всем любимым, спрятанным где-то глубоко-глубоко. Неужели больше никогда я вместе с мамой не буду возвращаться в поздних сумерках из глухого леса в свою хотьковскую избу?.. Неужели с папой больше никогда!!! Никогда не буду я сидеть на западной трибуне московского стадиона «Динамо» на матче ЦДК-«Динамо», и папа говорит: «Впечатление такое, что цэдэковцев больше на поле, чем динамовцев…» И не раздастся радостный, заливистый звонок моего взрослого велосипеда, а бабушка из нашего кухонного окна на четвёртом этаже не крикнет: «Эй, номер двадцать два шестьдесят четыре (это был номер моего велосипеда), идите обедать!» Неужели никогда не замрёт мое сердце, и не двинется мягко в разные стороны оливково-серый с белоснежной чайкой среди тусклых золотых завитков мхатовский занавес, и не зальёт светом и счастьем гостиную с колоннами, с тёплым майским садом за дверьми и тремя сёстрами на авансцене?.. Да нет, не зальёт.
Неужели я до конца дней обречён смотреть одну концептуалистическую дребедень с ее мнимой сложностью, которой пытаются заменить подлинность пьесы «на смыслы». Да, все так, только так.
Ну, хорошо. А Тарховка, наши ночи счастливые с жарко натопленной печью среди белоснежных снегов… Господи?
Ну что ты несёшь, дурень? Ну, конечно, нет… Но ведь было, было… счастье прошлых лет…
А ты нерадиво отнёсся к той бриллиантовой россыпи тысяч (восемьдесят четыре на триста шестьдесят пять), около сорока тысяч дней, которые тебе были даны, нерадиво.
Вот он, девятый десяток!
Вот они — восемьдесят четыре года. Совершенно неожиданно. Все было как-то нормально… и, казалось бы…
Ан нет! «Снаряды ложатся все ближе и ближе! Ещё один — и здравствуйте, Константин Сергеевич!» — как говорил артист Московского Художественного театра Борис Николаевич Ливанов…
— Ну что ж! И там неплохая команда собирается — не так скучно будет, как на этом свете! — утешал себя один знакомый артист.
Так-то оно так…
«А вы, молодой человек, что хотите играть?» — спросят Константин Сергеевич, Евгений Багратионович, Олег Николаевич, Георгий Александрович, Юрий Петрович — да их там целая толпа, выбирай — не хочу!
«Я-то? Ну что ж, вот не сыграл я Федю Протасова — его хотел бы. Или царя Фёдора Иоанновича — тоже неплохо… А Иванов Чехова? У меня ведь и трактовка интересная есть! А?! Или Юлий Цезарь Шекспира?! Могу!»
«Э-э-э, не-е-ет, — скажут вышеупомянутые мэтры, сидя рядышком на садовой лавочке под кипарисами и лаврами, потягивая лимонад „Буратино“. — Не-е-ет, молодой человек! Нет. На эти роли есть у нас Качалов, Москвин, Смоктуновский, Симонов, Меркурьев, Ливанов, Болдуман… Вот они в очереди за талонами стоят. Да и поменьше роли все разобраны — вон вторая очередь, подлиннее, там и Борисов, и Богатырёв, и Евстигнеев, и Стржельчик, и Трофимов, и Грибов, и Масальский… Яковлев, Папанов… Стоят, толкаются, интриги плетут… Так что вы уж давайте начните с малого: „К вам Александр Андреич Чацкий!“ — и все! А что? Роль-то и крохотная, но добротная, можете и дикцию подработать — ведь у нас плоховато с этим делом…»
Вот и лежу под капельницами, дышу кислородом, глотаю сотни таблеток — и все для того, чтобы оттянуть неотвратимость этого разговора … На этом свете хоть каким-то уважением пользуюсь — вон, отдельную палату дали с телевизором, хоть и шипит, — а там что? Заново все начинать?!
Да, конечно, плоховато я распорядился бриллиантовой россыпью тысяч дней (восемьдесят четыре умножить на триста шестьдесят пять равняется…).
Телефон-то с калькулятором не работает, а сосчитать так…
Ладно, потом сосчитаю, в общем, плоховато.
Вот, собственно говоря, и все. Вечер в больнице — самое дохлое время. За окном тьма и тоска. Днём можно любоваться Маркизовой лужей. Сейчас ничего не видно. Чёрная ночь, холодное мокрое стекло. Ветер бросает в стекло пригоршни дождя со снегом, выбивает тревожную дробь. В такие вечера невольно лезут в голову ненужные мысли, в основном — тревожно-грустные…
Но разве я одинок? Да нет, конечно. Жена, девочки, внуки. Вроде все хорошо… Ан нет, тоска гложет. Каждый умирает в одиночку. Так назван роман Фаллады. И назван точно.
И в Москве в бытность мою депутатом… вроде не один. Много новых друзей, нужное, хоть и трудное дело…
Но вот сижу я один в нашей коммунальной квартире на Покровке, в квартире, в которой я родился, в квартире, в которой прожил детство и юность. Раньше она была полна народом: дедушка, бабушка, мама, папа, Жора, я, Ася, Агаша, Костя, Марисаковна — жили семьей…
Иногда поругивались, мирились. Помогали друг другу. Ася гуляла со мной маленьким на Чистых прудах…
Пережили войну… Керосинка, примусы, керогазы… печки…
Карточки… Наши венские стулья, для крепости перевязанные Асиными телефонными шнурами… Аптека на первом этаже, наш двор, пропахший валерьянкой
… Кот Барсик…
И вот стали тихонько, один за другим, уходить из квартиры ее жители… Дедушка… Агаша… Я перебрался в Ленинград, и оставшиеся — Ася, Костя, папа, мама, бабушка — радостно встречали меня пирогами, чаем… Рассказы, разговоры…
Но время брало своё, пустела квартира, ушла и бабушка, ушли и мама, и папа, и Костя…
Последней была Ася… Потом и она ушла. Пусто и тихо. Новыми жильцами почему-то долго не заселяли.
Остались столы, стулья, кастрюли, ножи, вилки — все, все для жизни, а жить уже некому. Тишина. Пусто. И я в пустоте. И только теперь, в этой пустоте, я впервые почувствовал, какой драгоценностью была та жизнь и что уже не вернёшь ничего.
В ледяной тишине квартиры я, шаркая ногами в тапочках, стараюсь шаркать так же, как папа… И эхо пустой квартиры отвечает мне папиной близостью…
Или крикнешь громко в чёрную пустоту: «Мама! Чай будешь пить? — и на долю секунды воскресает наш круглый обеденный стол, покрытый лысой, потертой клеенкой, алюминиевый чайник с подгоревшей деревянной ручкой и грелкой-«купчихой»…
И вновь тишина и смерть.
Быстро прошла жизнь!
Школа, рисование, футбол, первая любовь, телефон-автомат на Покровке.
К-7-55-63… Лиду можно?
Зачем эта гулкая пустота в квартире? И я один смотрю в кухонное окно на белый снежный двор, на голые чёрные деревья, слушаю воронье карканье…
Вот собаки — бездомная дворовая стая — мои друзья… Их глава, его звали Бимом, — здоровенный чёрный дворняга — был сдержан, но приветлив. Его жена — вертлявая Бэлла — смотрела заискивающе и ласково. И много их разновозрастных детей. Жили они в подвале соседнего полуразрушенного дома.
Во время съездов и съёмок неделями я жил в Москве, в нашей пустой и тревожно-грустной квартире.
Никогда не ласкал собак, не почесывал Бима за ухом, да он бы и не позволил подобной фамильярности. Отношения были чисто мужские, сдержанные.
Подкармливал их, чем мог.
В бывшем магазине «Центросоюз» иногда выбрасывали ужасные котлеты — больше ничего не было на прилавках, а эти котлеты — человек съесть их просто не мог, серо-зелёные какие-то… Из чего они были сделаны? Но на абсолютно пустом прилавке лежали только они, я брал штук десять-двадцать и давал собакам. Они привыкли ко мне и всегда приветствовали, подбегая и махая дурацкими своими хвостами. Так продолжалось два года.
И вот съезд был распущен, съемки закончены, и я прощался с Москвой, с квартирой, звенящей и гулкой от пустоты…
Понимал, что уезжаю надолго и что этот период зыбкой близости с прошлым закончен навсегда.
Пошёл к мяснику в магазин.
За две пол-литры, которые удалось достать случайно, он продал мне два кило вырезки из своих секретных запасов. Нарезал вырезку из много-много кусков.
Уезжая, я взял вещи, запер двери и вышел во двор. Собаки подошли.
Я протянул Биму ладонь, на которой лежал кусок вырезки граммов сто. Бим понюхал. Отошёл и вопросительно посмотрел на меня. «Ешь, Бим, ешь!» он осторожно взял с ладони мясо. Не глотал. Держал в зубах и глядел на свою стаю. На Беллу. Я протянул и Бэлле кусок. И щенкам. Бэлла и дети стали есть.
Тогда и Бим проглотил невиданное лакомство.
Я ещё и ещё давал ему мясо. И Бэлле, и щенкам. Наконец мясо кончилось. Бим посмотрел вопросительно. Я показал Биму пустые ладони. Бим постоял, потом подошёл и ткнулся мягким своим носом мне в колено и постоял так минуты две.
Оглядел я мой остывший, холодный двор, вдохнул родной аптечный запах.
Посмотрел вверх, на голый пустой балкон чёрной лестницы, с которого мама когда-то, провожая меня, махала мне рукой… Посмотрел на Бима… на собак… Они вильнули хвостами…
Я сказал им: «Пока!» — и пошёл на вокзал.
Больше я их никогда не видел».
© О. Басилашвили, фрагмент книги «Палата 26», 2018

Скрытый в глубине песчаниковых каньонов Иордании древний город Петра является вечным свидетельством изобретательности набатеев — народа, который превратил бесплодную пустыню в один из самых необычных городских центров древности.
Набатеи, изначально кочевые арабские торговцы, обосновались в этих суровых краях около IV века до н. э. Их отличительной чертой было непревзойденное мастерство в области гидротехники. В регионе, где ежегодно выпадало менее 15 см осадков, они создали сложную сеть плотин, цистерн и керамических трубопроводов, которые собирали, хранили и распределяли каждую каплю. Эти системы минимизировали испарение, отфильтровывали осадок и обеспечивали население численностью почти 30 000 человек, а также способствовали выращиванию пышных садов в самом сердце пустыни.
Самые известные памятники Петры — розовые фасады, такие как Сокровищница (Эль-Хазне), — были высечены прямо в высоких скалах. Эти богато украшенные фасады скрывали обширные внутренние помещения, и многие из них были ориентированы так, чтобы использовать солнечный свет во время солнцестояний и равноденствий, что указывает на астрономические познания набатеев.
Благодаря своему стратегическому расположению на пересечении основных торговых путей, Петра стала центром торговли благовониями и пряностями. Вместо того чтобы расширяться путём завоеваний, набатеи добивались богатства и независимости дипломатическим путём, платя дань могущественным соседям и сохраняя при этом свою независимость.
Захваченная Римом в 106 году н. э., Петра некоторое время процветала, пока изменение торговых путей и землетрясения не привели к постепенному упадку. На протяжении столетий Петра была утрачена для большей части мира, но в 1812 году была возвращена западному миру швейцарским исследователем Иоганном Людвигом Буркхардтом, что обеспечило сохранение наследия искусства и инженерного искусства набатеев.

«Не будет у России, и никогда ещё не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными.
Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, — но они именно в защиту от России это и сделают.
Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью.
Может быть, целое столетие или ещё более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать и пресмыкаться перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на неё и интриговать против неё.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия...»
© Фёдор Достоевский

🚀 Семейные истории начинаются здесь!

Присоединяйтесь к новому сезону конкурса «Это у нас семейное» президентской платформы «Россия – страна возможностей»!

Что вас ждет?
✨ Удивительные открытия, создание семейных традиций, гордость за свою семью.
✨ Новые друзья из разных уголков страны.
✨ Шанс показать сплоченность вашей семьи!
✨ Возможность выиграть главные призы проекта: сертификат на 5 000 000 рублей на улучшение жилищных условий или большое семейное путешествие. А еще много интересных заданий и подарков от партнеров для самых активных участников!

Почему это нужно вам?
✅ Сближение поколений: бабушки, дедушки, родители и дети – вместе вы станете настоящей командой!
✅ Уникальный опыт: вы точно будете делать вместе то, чего не делали никогда!
✅ Крутые призы: сертификаты, семейные путешествия, подарки от партнеров и море эмоций!

Как участвовать?
1️⃣ Соберите команду из четырех человек – трех поколений семьи (обязательно участие ребенка 5–17 лет).
2️⃣ Создайте семейный аккаунт и заполните анкеты на сайте https://vk.cc/cPawld
3️⃣ Творите, побеждайте, создавайте свою историю!

Внесите свой вклад в сохранение семейных ценностей на сайте: https://vk.cc/cPawld
#ЭтоУНасСемейное #РоссияСтранаВозможностей

Сроки проведения конкурса 27.05.2025–08.07.2026. Информация об организаторе конкурса, о порядке и правилах его проведения, количестве призов или выигрышей по результатам конкурса, а также о сроках, месте и порядке их получения размещена на сайте https://vk.cc/cPawld

Что можно попросить у мужчины, который отправился в Париж? Конечно, не сыр и не брелок с изображением Эйфелевой башни. Лиля Брик составила идеальный список для Владимира Маяковского, который ехал во Францию:

1. Розовые рейтузы — 3 пары.
2. Черные рейтузы — 3 пары.
3. Дорогие чулки, иначе они быстро порвутся.
4. Духи Rue de la Paix.
5. Пудра Hubigant и вообще разные другие, которые посоветует Эля.
6. Бусы, если они еще в моде, зеленые.
7. Пестрое, красивое платье из крепжоржета.
8. Еще одно платье, можно с большим вырезом для встречи Нового года.

А на сладкое Лиля попросила автомобильчик Рено. И Маяковский ей его купил. Так что не бойтесь высказывать свои желания, дамы.

Последний берберийский лев. За час до исчезновения всего подвида.
На фотографии изображён последний берберийский лев. Он гордо идёт по ущелью, не подозревая, какая судьба ему уготована.
Сейчас этих львов в природе нет, их считают вымершими. Этот подвид был очень значим в истории человечества. Его высоко ценили древние римляне, а известный учёный и биолог Карл Линней использовал берберийских львов для описания вида львов в целом.
Берберийский лев — это крупный подвид современного льва. Его масса достигала до 270 кг, что на 30 % больше, чем у современных львов. Ещё одна особенность — густая тёмная грива, которая почти касалась земли. Бонифаций из известного советского мультфильма — это хорошо подстриженный берберийский лев!
Берберийские львы обитали в Северной Африке, римляне привозили их на арены для гладиаторских боёв. Их часто ставили в пару с гладиаторами или с тиграми.
В XVIII веке численность этих львов начала резко сокращаться. Виной тому, к сожалению, был человек. Львов начали массово отстреливать. Восстановление популяции крупных животных очень сложно, так как требует много времени и ресурсов для вынашивания потомства.
Последнего льва — того, что на фотографии — запечатлел знаменитый военный фотограф Марселин Флэндрин. Однако вскоре этого льва убили охотники в Марокко.
С тех пор чистокровных берберийских львов не осталось. Но часть их генетики сохранилась благодаря смешению с другими подвидами. Если вы вдруг увидите льва в зоопарке с тёмной гривой, значит, в его крови есть доля берберийских львов.

На скалистых склонах замка Ван, расположенного в восточной Турции, вырсечена древняя надпись — монументальная реликвия, имеющая около 14 метров в ширину и 25 метров в высоту. Эта надпись, датируемая периодом правления персидского царя Ксеркса I (примерно 516–465 годы до н. э.), представляет собой увлекательное свидетельство амбиций и достижений той эпохи. Надпись выполнена на древнеперсидском, эламском и аккадском языках и повествует о масштабном проекте царя Ксеркса — строительстве обширной системы каналов, направленной на развитие сельского хозяйства и улучшение коммуникаций в регионе. Этот исторический артефакт не только демонстрирует технологическое превосходство Персидской империи, но и предоставляет ценную информацию о социально-политической обстановке древней Месопотамии.

В середине XX века британские инженеры приступили к одному из самых необычных экспериментов в авиационной истории. Их задача заключалась в преодолении главного врага пилотов реактивных самолётов — перегрузок. В результате появился проект Gloster Meteor F8 «Prone Pilot», способный изменить представление о том, как должен располагаться человек в кабине самолёта.

Портрет любимой в модном мультяшном стиле!

Оригинальный подарок, который тронет сердце и вызовет улыбку.

- Скидка 30% новичкам
- Бесплатные правки
- Более 15 000 довольных заказчиков

Жми и узнавай цену!
https://vk.me/portret.mary...

И Нобелевская премия мира за развал СССР, а ещё Горбачёв получал пенсию в размере 740 тысяч рублей в месяц !
В этот день, 18 августа 1991 года, Михаил Горбачёв взят под домашний арест в Форосе (Крым) . Это была попытка ГКЧП отстранить от власти предателя и сохранить Советский Союз !

"Привет, Дональд! Я прибыл из будущего!"

Интересный факт.
Путин вылетел из России в 4 часа утра в субботу, 16 августа, а уже через полтора часа прибыл в США в 9 часов утра пятницы, 15 августа.
Он переместился во времени на один день назад.
А вы утверждали, что путешествий во времени не бывает.

Портрет твоей малышки в образе мультяшки на холсте!

Ты даешь её фото, и выходит шедевр! Покажи своей малышке, что видишь в ней настоящую принцессу, достойную только королевских подарков. И, по-настоящему честная гарантия: вау-эффект или возврат денег!

Отправляй фотографии по ссылке и смотри, что получится:
https://vk.me/portret.supe...

Весной 1820 года два брата из Волынской губернии, Абель и Израиль Бланки, обратились к митрополиту Новгородскому, Санкт-Петербургскому, Эстляндскому и Финляндскому с просьбой провести над ними обряд крещения, чтобы присоединиться к «Греко-Российской религии» (как указано в документе). Это событие, известное теперь многим, Сталин приказал тщательно скрыть в самом секретном сейфе партийного архива. Однако пока мы отложим выяснение причин его опасений. В семейной истории вождя мирового пролетариата есть гораздо более интересные моменты.

Например, обращение двух молодых провинциалов-иноверцев к столичному митрополиту, члену Синода, было удовлетворено всего за два дня. Казалось, что в эти дни в канцелярию митрополита не поступало никаких других документов. Можно было просто прийти с улицы, написать прошение, и митрополит северо-запада империи тут же подписал всё. Продолжая изучать документ, узнаём и другие удивительные детали: восприемниками братьев стали граф Апраксин, сенатор Баранов (оба — действительные статские советники), а также их жёны. Такой парадный эскорт говорит о многом. Теперь ясно, почему митрополит так быстро отреагировал — ходатайствовали люди, которые заранее всё согласовали, и задержек не допускали. Братья, получившие имена Дмитрий и Александр в честь крёстных отцов, поступили в Медико-хирургическую академию и успешно окончили её через четыре года. Судьба Дмитрия оказалась трагической: в 1831 году он был убит во время холерного бунта как «немец» вместе с другими врачами-немцами. Александр после этого ушёл в отставку, почти разрушив свою успешную карьеру. Но это мы отметим вскользь, поскольку в нашей теме это событие играет другую роль.

Почему братья Бланки получили такое высокое покровительство и кто его обеспечил? Вероятно, их отец, Мойше Бланк, был очень активной личностью, упоминаемой во многих архивных документах. Он не был простым евреем, а сыном заметного чиновника из Минска, несколько раз менял место жительства и часто конфликтовал с иудейскими общинами. Его обвиняли в различных неблаговидных и даже преступных поступках, но суды всегда оправдывали его, а он сам жаловался на своих единоверцев. Переехав в Житомир, Мойше отдал сыновей учиться не в хедер, а в русское уездное училище. Это говорит не только о его пренебрежении к традициям предков, но и о том, что он был состоятельным человеком, умеющим находить общий язык с имперскими чиновниками, от которых зависело разрешение на обучение. В Житомире Бланк познакомился с сенатором Барановым, который приезжал по делам еврейского комитета. Решение о переходе в христианство было личным, но он объяснял, что при жизни религиозной жены не мог его осуществить и принял крещение лишь после её смерти в 1835 году. Мойше, а позже и Дмитрий, были убеждёнными сторонниками ассимиляции, воспитывали сыновей «по-русски», желали им высшего образования и гражданской карьеры и обратились к сенатору с просьбой о крещении детей. Сенатор, с желанием или без, помог им, и, похоже, не оставлял крестников без поддержки.

Возможно, именно с его помощью был устроен брак Александра с Анной Гроссшопф. Именно в доме сенатора и поэта Баранова, куда приглашали любителей поэзии и шахмат, Александр мог познакомиться с семьёй своей будущей жены. Отец Анны, Иоганн Готлиб Гроссшопф, принадлежал к прибалтийским немцам и служил консультантом Государственной Юстиц-коллегии с чином губернского секретаря. Это положение «благородного» человека, не требующее дворянства, что делало брак равным. Отец Анны был женат на Анне Карловне Эстед, дочери богатого ювелира шведского происхождения. Семья Гроссшопф в Петербурге занимала среднее положение, и для молодого врача без родословной и состояния такой партия была весьма удачной. Лютеранское вероисповедание невесты не помешало: Анна приняла православие и вышла замуж за Александра в 1829 году. Их четвёртая дочь (пятый ребёнок из шести) Мария стала матерью Ленина.

Александр Бланк ушёл в отставку в чине статского советника, приобрёл имение Кокушкино с 500 гектарами земли и 40 крепостными дворами и стал помещиком в Казанской губернии. Его жена умерла рано, и детей помогала воспитывать овдовевшая сестра жены, Екатерина фон Эссен.

Теперь перенесёмся в другую часть империи — в Астрахань, где жил мещанин Николай Васильевич Ульянин, портной и бывший крепостной нижегородского помещика Брехова. Известно, что Николай получил вольную после того, как ушёл от барина на оброк. Он, скорее всего, был дворовым, а не пахотным крестьянином, что дало ему возможность обучиться портняжному делу с молодости. В портняжной среде города он занимал заметное место: построил большой двухэтажный дом, имел состоятельных клиентов, а его вдове после смерти не раз помогали городские власти и цех портных, выплачивая пенсию. Николай женился поздно и умер, когда старшему сыну не исполнилось и 15 лет, а младшему, Илье, было всего шесть. Всё начиналось неплохо, но с 1838 года семья осталась без кормильца. Старший сын Василий не успел перенять ремесло отца или, возможно, не имел к нему склонности. Тем не менее он взял на себя заботу о семье и поставил перед собой цель дать младшему брату образование.

Возможно, вы улыбнётесь, как обычно бывает в таких случаях, но здесь стоит задуматься или даже заплакать: бывший крепостной, женившийся на неграмотной девушке, хотел дать своим детям университетское образование. Вероятно, поэтому он не обучал Василия портняжному ремеслу, а отдал его в школу. Он был уверен в своей способности обеспечить семью и будущее детей, и всё шло по плану, но внезапная смерть разрушила эти надежды. После смерти отца пятнадцатилетний Василий осознал, что его собственное образование оказалось под угрозой, но сделал всё, чтобы Илья не повторил его судьбу. Он брался за любую работу, но при этом оплачивал школу младшему брату. Писал прошения от имени матери в разные учреждения, договаривался с бывшими клиентами отца (среди которых были влиятельные люди Астрахани) и коллегами, просил у них деньги и помощь, решал вопросы с сословными документами (Илья, в отличие от отца и брата, уже записывался как Ульянов, а не Ульянин) и добился успеха: Илья с отличием окончил гимназию и поступил на физико-математический факультет Казанского университета, который тоже окончил с отличием и получил степень кандидата наук — но это уже история самого Ильи Николаевича без помощи брата.

Что касается этнического происхождения родителей Ильи Ульянова, то на этот счёт нет достоверных и документально подтверждённых сведений. Просто потому, что никто из них не был иноверцем и не переходил в православие. Во всех документах фиксировалось их православное вероисповедание, и неизвестно, от кого Илье Николаевичу достались те или иные «неславянские» гены — калмыцкие, эрзянские или другие.

Илья Ульянов и Мария Бланк поженились в 1863 году. К тому времени Илья Николаевич уже был гимназическим учителем физики и математики, а Мария Александровна окончила учительские курсы после гимназии. Перед рождением последней дочери, Марии, Илья Николаевич достиг чина статского советника. Это значит, что только Маняша родилась уже в дворянской семье. Однако за четыре года до смерти Илья Николаевич был награждён орденом святого Владимира 3-й степени, который давал потомственное дворянство всем его детям. Таким образом, Владимир Ульянов-Ленин стал дворянином с одиннадцати лет.

Владимиру не пришлось бы сталкиваться с какими-либо препятствиями, если бы его брат не был казнён по обвинению в заговоре с целью убийства царя. Но даже после этого, по правде говоря, проблем было немного: отец Керенский настоял на награждении Владимира золотой медалью по окончании гимназии, и брата потенциального цареубийцы приняли в университет. Мария Александровна получала приличную пенсию как вдова действительного статского советника и имела неплохой доход от имения отца. Этого хватало на содержание троих взрослых детей, которые не работали и занимались революционной деятельностью вместе с семьями (только Дмитрий Ильич зарабатывал врачебной профессией).

Вернёмся к началу нашего рассказа, чтобы выделить то общее, что связывает предков этой семьи. Известно, что большинство из них обладали выдающимися способностями — к наукам, ремеслу и умению достигать поставленных целей. Это позволило им подняться по социальной лестнице в сложных условиях сословного государства.

Так что же хотел скрыть Сталин? Еврейское происхождение одного деда на фоне этнического состава остальных членов Совнаркома не выглядело компроматом. Немецкие, шведские, польские или тюркские корни тоже были почти у каждого. Хотел ли Сталин представить вождя мирового пролетариата как чистокровного русского? Это тоже непонятно, ведь грузин, называвший себя «русским человеком», вряд ли нуждался в таком генетическом фетишизме. Вероятнее, что Сталину было важно избежать публичного внимания к другим деталям семейной истории Ульяновых.

Во-первых, к тому, что третье поколение выходцев из низших слоёв империи могло оказаться в привилегированном сословии — личные качества и амбиции значили больше, чем происхождение. Социальные лифты, хоть и с трудом, но работали в «тюрьме народов». Во-вторых, семья Ульяновых была типичной для «городского класса» России.

Горожане, составлявшие к концу империи 15% населения, и были имперскими русскими. Они формировали городские гражданские сообщества с деловыми межсословными отношениями, где сенатор и граф могли быть поручителями студентов-выкрестов, а уездный голова — помогать детям неграмотной вдовы бывшего крепостного. В имперских городах создавался имперский русский народ с гражданским самосознанием и гражданской, а не этнической самоидентификацией.

В отличие от большинства сельских жителей, оставшихся на просторах империи рязанцами-ярославцами, сибиряками или казаками и т.д., православными, которые с подозрением относились к иноверцам, которых в глубинках губерний практически не видели и с ними не контактировали. Они проявляли ксенофобию по отношению к пришлым или «не своим». Готовы были убивать «немцев», лечивших их от холеры, потому что не верили «чужак

9 августа 1602 года случился, по сути, первый случай «утечки мозгов» из Москвы. В этот день из столицы в Лондон отправились четверо молодых людей, детей боярских из семей дьяков. Это были Микифор Олферьев, сын Григорьев, Сафон Михайлов, сын Кожухов, Казарин Давыдов и Фетька Костомаров. Борис Годунов направил их для изучения латинского, английского и других немецких языков и письменности. За их обучением следил «англинский гость Иван Ульянов», то есть Джон Мерик — британский торговец, возвращавшийся на родину. Молодые люди хорошо учились, но вскоре в Московии началась Смутная эпоха, и после её завершения ни один из них не вернулся на Родину. Давыдов и Кожухов отправились в Индию по торговым делам, Костомаров стал чиновником при королевской администрации в Ирландии, а Олферьев под именем Микифера Алфери стал англиканским священником.