После такого Катя Горина разгромила половину кухни + видео.
Подробности: https://ondom2.com/novosti...
Комментировать: https://ondom2.com/novosti...

Черная вдова

Я сидела скрестив ноги на тёмном мраморном полу, на нём играли голубоватые блики. Моя голова опущена, лицо закрывают некогда золотые волосы. Теперь они изорваны, испачканы, запутаны. На мне длинное, шелковое, белое платье и накидка на плечи. Ткань сбегает по моему изящному телу словно вода с камня, когда ткань касается пола она заворачивается кружевами и кажется будто шелк пенится. Я медленно поднимаю голову. На моём лице играет сумасшедшая улыбка. Передо мной стоит парень, его лицо скрывает большая камера. Я поднимаюсь с пола и медленно направляюсь к нему. Он медленно передвигает камеру чтобы я всегда была в кадре. Тут мои чёрные глаза сверкают красным и я произношу:

- Я знаю, ты заворожен моей красотой. Я дам тебе шанс попасть ко мне! Потом будет поздно, не хочешь выключит?

Я знаю, они подумают что над ними смеются... ну и зря! Я подхожу еще ближе к камере и протягиваю вперёд руку. Мои длинные ногти с жутким скрипом оставляют четыре бороздки на стекле. Да, имена четыре. Я наслаждаюсь скрипом, ибо знаю как передёргивает каждого кто его слышит. Я предвкушаю расправу и смеясь говорю:

- Еще можно выключить, но тогда ты забудешь меня! Продолжим?

Я знаю не кто ни в силах выключить мою запись! Но теперь они смогут увидеть меня настоящую. Всё пространство вокруг меня наполняется серым дымом. Теперь камера может снять только моё лицо и тело по пояс.

- Ты хотел меня узнать? Так смотри!

Я я поднимаю свою кисть с длинными острыми ногтями и подношу к своему лицу. И тут улыбнувшись резко всаживаю два пальца себе в глаза. Из тёмных отверстий бьёт чёрная жидкость, не кровь. Она больше похожа на нефть, липкая и склизкая, чёрная со стальным блеском. Я не чувствую боли и всё прекрасно вижу. Я начинаю медленно стаскивать с себя чужую кожу. Под нежной оболочкой скрывается белая и гладкая кожа будто лист бумаги; под прелестными пусть и грязными кудрями скрываются седые тёмно-серые волосы; лишь глаза остались такие же что и были - чёрные с красными отблесками. Глаза - зеркало души, их нельзя изменить. Я бросаю оболочку к куче кровавого месива которое лежит в нескольких метрах от меня. Она сполна выполнила своё предназначение. Я улыбаюсь так широко что видны все мои идеально белые и острые как ножи зубы. Подняв руки я со всей силы ударяю в стекло, оно тут же рассыпается на тысячи, нет миллионы осколков. Битое стекло сверкает в призрачном лунном свете, оно прекрасно! Каждый осколок преломляет свет и направляет на другой, всё заливает холодный голубой свет. Мне стоит лишь подумать как осколки словно прыгают друг на друга и составляют хрустальный трон. Я медленно восхожу на него и сажусь гордо подняв голову. С моих уст слетают последние слова для многих... песня смерти:

- Ты был ослеплён,
Как ты был глуп!
Ты лишь на внешность смотрел,
И не думал,
Что будет внутри...
Теперь же узри!
Доволен?

Мне подвластны
Судьбы людей,
Мироздания тайны,
Богов всех секреты!
Я знаю что там
Скрыто внутри.
Я знаю, не то что ты...

Теперь насладись,
Моим пением дивным!
Больше возможности
Просто не будет...
Песнь это то,
Что ты последний раз
В своей жизни услышишь...

Моё имя ты знаешь,
Теперь его ты скажи...

Моё пение длилось и длилось, я не знала слов. Для меня было тай ной то что я скажу через секунду. Нет, я не прекращу. Ведь эта песня единственное во всей вселенной, во всех мирах, во всех измерениях, во всём что я не знала...

Безликий парень отрывается от камеры и кивает мне. Жестом руки я разрешаю ему действовать. Он нажимает пару кнопок и вот мою песню сможет услышать каждый.

В пустой квартире не было не кого, кроме девушки которая сидела перед экраном компьютера. Она не чего н слышали кроме дивной песни которая всё длилась и длилась, пока не наполнила её изнутри... Но вечна лишь песня, девушка медленно пошатнулась и словно кукла упала со стула. Из её уст вырвалось лишь завершение песни:
-Ты Чёрная вдова!
Из глаза несчастной вытекла чёрная как нефть слеза...

В пустой квартире не было не кого... Совсем не кого... Только холодное тело девушки.

Скирлы-скирлы

Я куковал в аэропорту: рейс откладывали уже второй раз, и настроение ухудшалось с каждым часом. Веселый дедок, сидевший напротив, увидев мою тоску, подмигнул и протянул мне яблоко.

— Что, паря, застряли?

— Застряли, дед, — яблоко оказалось кислым, вырвиглаз.

— А делал-то в наших краях чего? Командировочный али отпускной?

— На охоту ездили, — я поднял руки и потянулся так, что хлипкое сидение чуть подо мной не треснуло. — Ребята остались, а я вот раньше еду. Еще пару раз отложат, глядишь, вместе с ними обратно полечу.

— На кого ходили? — заинтересовался дед. — На лося?

Я скромно ухмыльнулся.

— Медведя я взял. Килограмм на пятьсот. Заднюю лапу на трофей оставил, мужики потом привезут.

Я ждал, что дед заохает или хоть головой покачает уважительно, но он почему-то смотрел на меня жалостно, словно я ему рассказал, что медведь меня задрал.

— С пятизарядки, — добавил я, словно оправдываясь.

— Эх, паря, — крякнул старик. — Лучше б ты на лося охотился...

— Да охотился я на лося уже. Не раз и не два. Чего ты, дед, рожи корчишь? Тоже мне, выискался защитник медвежих прав.

— Небось, медвежатину ел? — сочувственно спросил старик.

— Ел я медвежатину, ел! Дрянь отвратная, хуже даже твоего яблока.

— Кто ж ее ест? — печально вздохнул старик. Вот и лапу взял... Сказки, что ли, не помнишь?

— Какой еще сказки?

Дед заерзал, глаза его затуманились завирательной дымкой.

— Мужик как-то зимой пошел в лес, — завел он. — И повстречался с медведем. Стали они бороться. Боролись-боролись, мужик вырвался да топором отхватил медведю лапу. Утек домой, а лапу с собой забрал — как ты вон.

— Ну?

— Отдал лапу старухе. Та из мяса похлебку стала варить, а из шерсти куделю прясть. За окном темень, мороз. Сели вечерять. Вдруг слышат, — сказочник сделал драматическую паузу. — Скирлы-скирлы.

— Чего-о?

— Скирлы-скирлы, — еще старательней просипел дед и заперхал многослойным кашлем завзятого курильщика. — Медведь себе ногу липовую сварганил и к мужику пошел. Идет, ногой скрипит: «скирлы-скирлы», да песню поет...

— Не надо песни, дед, — твердо остановил я разошедшегося рассказчика. — Я все понял. Медведь мужика задрал. Медведей трогать неповадно. Скирлы-скирлы. Пошел я.

— Ничего ты, паря, не понял, — старик вцепился в мою куртку. — А ну-ка скажи, как медведь смог ногу себе приладить?

— Не знаю, — я попытался высвободить рукав. — Дрессированный был.

— Оборотень он был, понял, паря? Оборотень. Обернулся человеком, вырубил ногу из липки, обернулся обратно медведем — пошел мужика драть. А еще подумай, случайно ли эту сказку в наших местах сказывают?

— Не случайно, — я отвоевал рукав и встал. — У вас все медведи — оборотни, а все мужики — медведи. Я, наверно, твоего родича на охоте слопал, и ты мне мстить сейчас будешь. И нога у тебя, небось, липовая. Скирлы-скирлы, так?

Во взгляде старика опять проступила жалость.

— Не выбраться тебе отседова, дурья голова, — сказал он. — Кто мясо оборотня ел, от оборотня не уйдет.

— Вот пусть твой дохлый липовый медведь за самолетом чапает. Догоняет, — я подхватил с полу рюкзак. — Бывай, дед, не кашляй.

— Баб-то у них нет, — прокричал мне вслед окончательно спятивший собеседник. — А плодиться-то надо.

На меня оглянулось пол-зала. Я напялил безразличную мину и семимильными шагами зашагал к сортиру.

До рейса оставалось еще два часа. Я плеснул себе водой в лицо и посмотрел в зеркало. Разговор с психованным стариком оставил омерзительный осадок. В голову полезла всякая чушь — вспомнилось, что медведь вышел к лабазу не на четырех, а на двух лапах, что, когда освежевали тушу, поразились, до чего она похожа на человеческое тело.

— Медведи, они такие, — сказал Серега.

И хотя, действительно, вроде и должно быть похоже, все равно стало не по себе...

«Кто мясо оборотня ел, от оборотня не уйдет». Что, другие заявятся, кровь за кровь? Я криво усмехнулся. Или тот самый, которого я жрал? Соберет разделанную тушу, сделает липовую ногу, накинет снятую шкуру на плечи и притопает в гости: скирлы-скирлы. Пульки-то серебряной под рукой не было...

От мысли о медвежатине меня затошнило. «Не выбраться тебе отседова». Живот неожиданно свело судорогой. Заломило кости. Я повернул тяжелую голову. В загвазданном окне выжидательно замерла луна. Он же меня не кусал, подумал я, холодея. «Баб-то у них нет... А плодиться-то надо..». Вот как он меня нагонит, понял я, изнутри.

Изнутри.

Боль скрутила меня в дугу, а в ушах зазвучал зловещий скрип: «Скирлы-скирлы».

Огненный плен

Первый снег. За окном в трогательном вальсе кружились маленькие снежинки, то замирая, то стремительно пролетая мимо. Наступала холодная и мрачная зима, окутывая землю белым ковром безнадеги. А так хочется тепла, тем более в такие минуты. У окна стояла юная девушка, с чашкой чая в руках, укатавшись в махровый халат. Ей недавно исполнилось семнадцать, и она

поступила в институт. В комнате общежития было тепло и уютно, подруги оживленно беседовали, решая, куда им пойти сегодня вечером. Девушка ждала, когда они уйдут, желая остаться в тишине и одиночестве, чтобы побыть наедине с собой.

– Тань, пошли!

– Может, познакомишься с кем?

– Там будет весело, идем с нами!

Наперебой уговаривали ее соседки по комнате. Таня не разделяла их энтузиазма и всем своим видом показывала полное безразличие ко всему. Не добившись от подруги ровным счетом ничего, девушки оставили ее в покое и ушли втроем. Через некоторое время раздался стук в дверь, гостей Таня не ждала, поэтому подумала, что это кто-то из девчонок вернулся. Открыв дверь, увидела на пороге брата. Пригласив его войти, села напротив, и отрешенно
глядела на гостя.

– Ты совсем себя измучила, сестренка. Посмотри бледная какая. Пошла бы, развлеклась вон, –парень кивнул на дверь.

– Не хочу я ничего, Коль, пожалуйста, оставь меня в покое.

– Ну уж нет, дорогая, я не намерен больше видеть твою кислую мину, и поэтому, - парень выдержал театральную паузу, – мы завтра идем исполнять твою мечту! – Выпалил парень.

В глазах девушки, отражалось безразличие, голос был расстроенным:

– И какую же на этот раз?

Парень взял сестру за плечи:

– Танька, мы идем в тату салон!

Впервые, за последние пару месяцев, она улыбнулась. Действительно ее давней мечтой была татуировка. Но из-за последних событий в ее личной жизни она совсем о ней забыла. Девушка жила в общежитии, намеренно отказываясь от помощи брата. Он уже работал, был старше нее на восемь лет и снимал квартиру в другом конце города. Татьяна не хотела стеснять любимого
брата, тем более зная о его проблемах в общении с противоположным полом. У нее самой с этим все было в порядке, до поры до времени. В начале лета, вернувшись в родное село после вступительных экзаменов на два дня раньше, как в бородатом анекдоте, застала своего благоверного в постели с какой-то женщиной. В тот же день собрала все его вещи: пару джинсов, майку, и бритву из ванной, закинула в пакет его зубную щетку и выкинула за дверь. Изменщик даже не пытался оправдаться, сидя на кухне, и нагло прикуривая сигарету. Он знал, как это бесит чистоплотную подругу и церемонно дымил. Совместное жилье – маленький домик, им любезно предоставила на лето соседка Тани, в обмен на то, что девушка присмотрит за
порядком, пока хозяйки не будет. Выставив некогда любимого на улицу, впала в глубокую депрессию.

Николай, узнав о произошедшем, хотел по-мужски «поговорить»с обидчиком сестры, но та его отговорила, запретив связываться с предателем. Время шло, а боль не уходила. Родные и друзья Тани пытались вывести ее из этого состояния, но все было безуспешно.

***

Стены салона были увешаны фотографиями: на некоторых могущественные драконы извергали оранжевое пламя, на других пушистые котята и зайчата, а на третьих цветы, абстракции и оригинальные графические узоры.

– Вот это даааа, – протянула Таня.

– Ага, круто, – не менее восхищенно ответил ей стоящий рядом брат.

Девушка восхищенно рассматривала рисунки и фотографии, разглядывая причудливые узоры, игру теней, профессионально выполненных мастером.

– Вот эту хочу, – девушка указала на картину с изображением змеи.

– Может лучше что-нибудь по-нежнее? – Улыбнулся парень.

– Нет, Коль, я хочу змею! – Улыбнулась в ответ девушка,чувствуя, не зная откуда, такую уверенность.

Из-за двери напротив вышел огромный мужик, напоминающий заправского байкера: кожаная жилетка, поверх черной майки с изображением черепа, на голове черная бандана. Небритый здоровяк стоял напротив молодых людей и, чавкая, жевал что-то.

– Чего пришли, молодежь? Желаете облагородить свое бренное тело? – Небритый неприятно улыбался.

– Да, – уверенно ответила Татьяна, – я бы хотела сделать вот такую, – и девушка указала на фотографию на стене.

– Вот эту? – Здоровяк поднял брови. – Она не совсем подходит для молодой девчонки. Это же старинное изображение древнего зла. Вы разве не знаете эту легенду? – Хозяин салона продолжал неприятно улыбаться, и только сосредоточенно глядел на посетителей.

– Какую еще легенду? – Недоверчиво спросил парень.

Мужик хмыкнул и жестом пригласил клиентов сесть на диван, сам присел на кресло напротив и начал рассказ:

– В древней мифологии змеи считались недобрыми существами.Например, в иудаизме считается, что в облике змея человеку явился сам Сатана. Вы ведь слышали библейскую сказку про Адама и Еву? – Здоровяк наклонился вперед, поближе к слушателям. – Так вот это не сказка!

– Да мы все это знаем, эээ...

– Олег, – представился мужлан.

– Да, Олег, мы все это знаем, но к чему вы нам это рассказываете? – Николай вопросительно смотрел на собеседника.

– Хм, – снова неприятно ухмыльнулся небритый, – я в этом очень сомневаюсь. Библейский змей искусил Еву, ввергнув ее во грех.

И, развалившись на кресле, продолжил:

– С тех самых пор, как люди были изгнаны из рая, Дьяволу развязали руки в распространении пороков, к чему он незамедлительно и приступил. И, первым делом, исполнил он свою любимую – седьмую заповедь.

Конкретно это изображение олицетворяет огненного змея,воплощение коварства и жестокости. Змей – искуситель, призванный порабощать души юных барышень, и высасывать из них жизненную силу. У славян есть поверие, что огненный змей является убитым горем и обманутым женщинам в облике любимого, которого они, по какой-то причине лишились. Чаще всего он являлся к безутешным вдовам, якобы воскреснув только ради нее. И, предлагая ласку, защиту и любовь, отнимал их чистые души.

Гости здоровяка переглянулись. Николай уже с нотками сомнения произнес:

– Тааань, может все таки другую выберешь?

Но не смотря на ужасающий рассказ, девушка загорелась еще большим желанием наколоть себе именно эту змею, убедив брата в полной безопасности.

Всю последующую ночь девушка ворочалась и долго не могла уснуть. Конечно, поясницу тянуло и жгло, как и предупреждал мастер, но это было в этом что-то еще. Легенда произвела на девушку впечатление. И, хотя Таня и пыталась убедить себя, что все это не более чем очередная байка, волнение постепенно овладевало ею. Ей явственно представлялись картины убийств
несчастных женщин, их душераздирающие крики и стоны. Полночи промучившись, она, наконец, задремала. Татьяна увидела себя как будто со стороны. Вот она лежит на боку, сложив руки под подушку, и ровно дышит. Вдруг, Таня замечает как воздух, пространство, рядом с ее телом начинает дрожать, по нему словно идут круги, как рябь по воде. Девушка сосредоточенно смотрит на это, страх, как стальная паутина, начинает окутывать ее. Пространство постепенно рассеивается и девушке открывается некий портал. Не зная зачем, она шагнула в объятия неизвестности, оставив свое тело в одиночестве.

Внутри было темно,она шла по коридору, скорее напоминающему мост, а внизу и по бокам от этого моста виднелось тусклое свечение. Блики отражались на стенах помещения, потолка
не было видно – вверху была непроглядная тьма. Таня шла, неуверенно ступая на неровную поверхность, под ногами что-то хрустело и щелкало. Девушка подошла к краю и посмотрела вниз. Там, вырываясь из глубоких разломов, полыхал огонь, жадно поглощающий человеческие кости. Девушка в ужасе отпрянула, не в силах закричать, и стала лихорадочно оглядываться, всматриваясь в темноту. Это действительно был мост, напоминающий небольшие венецианские мосты, которые она видела на страницах журналов. Огонь становился ярче, треск и свист плавящихся костей начинал давить на уши. В помещении стало светлее и девушка смогла
разглядеть мраморный пол, резные стойки парапета, и внушительных размеров колонны, которые выходили из недр земли, охваченной пламенем и уходили вверх, скрываясь в темноте. Помещение являлось чем-то вроде пещеры, все в которой было искусно отточено до каждого миллиметра. Языки пламени становились выше, воздуха не хватало, голова болела, в висках стучало и девушка начала задыхаться. Постепенно, очнувшись от оцепенения, Таня стала в панике озираться по сторонам в поисках выхода. Посмотрев, наконец, под ноги она заметила, что стоит на серых хлопьях, крошках, и кусках все тех же костей. Девушка зашлась в беззвучном крике и потеряла сознание.

Очнулась она в углу какой-то комнаты. Здесь не было света,но при этом было видно окружающую обстановку. Таня поняла, что сидит на каменном полу, прислонившись к каменной стене, которая была очень холодной и влажной. Голова буквально раскалывалась пополам. Девушка поднесла руку к затылку и нащупала что-то липкое.

– Вот, черт! Где я? – ее голос прозвучал отдаленно, как будто источником его была не она сама.

Таня испуганно поджала ноги. Надо было выбираться отсюда как можно скорее. Голова кружилась, кровь стучала в висках, перекрывая все остальные звуки. Сильно шатаясь, на полусогнутых ногах, держась за голову, девушка аккуратно шла вперед. Дверь была такой же каменной, и, к удивлению девушки, оказалась приоткрыта ровно на столько, чтобы семнадцатилетняя девушка смогла протиснуться наружу. Оперевшись на мокрую стену, Таня решила отдышаться немного. Вокруг было тихо, только шум собственной крови звенел в ушах. Так же медленно и осторожно девушка просто шла вперед.

– Я жду тебя! – Прогремел голос откуда-то сверху.

Земля под ногами дрогнула, и, в ту же секунду, ослабленная девушка упала с глухим звуком. Ладони наткнулись на что-то шершавое и теплое, увидев, что это, Таня истерически закричала изо всех сил. Ее руки лежали на обуглившейся локтевой кости. Куски мышц не до конца обгорели и теперь торчали безобразными обрубками, выступая на пожелтевшей, почти серой надкостнице. По