В разгар Бородинской битвы:

«После полудня неприятель и мы изнемождены были от усилий, и все умолкло. День был прекрасный, солнце, так сказать, пекло нас. Цепи неприятельские и наши расположены были в близком одна от другой расстоянии. Французы стояли на возвышенной покатости, а мы в лощине, в ореховом кустарнике. Егеря наши с утра, кроме чарки вина, ничего не ели и не пили. Всех мучила нестерпимая жажда при сильном полуденном жáре. Наконец, штыками вырыли род колодцев, и егеря с жадностью утоляли жажду. Увидев это, французский офицер попросил позволения, чтобы мы одолжили водой и его солдат. Позволение дано; французский барабанщик не замедлил явиться. Солдаты наливали ему в манерку воду, называя его камрадом. Поступок этот до такой степени восхитил французского офицера, что он прямо со своего поста бросился к нашей цепи и, превознося русских, с восторгом обнимал и целовал офицера, командовавшего цепью. Но ненадолго остановилось прервавшееся сражение. Вдруг слышим выстрел. Все заняли свои места. Началась жесточайшая, упорнейшая и кровопролитнейшая битва.

«В 2 ½ часа перестрелка утихла с обеих сторон. Погода была теплая, даже жаркая; казалось, солнце на нас смотрело со всем вниманием. Егеря в низком месте вырывали штыками ямки и находили воду для утоления палившей нас тогда жары. Самих неприятелей ссужали мы своей находкой… В три часа опять заревел гром орудий, и бой возобновился».

Автобусы "Украина-Люкс" на трассах СССР,1969 г.

"Украина-Люкс" был частью программы по модернизации транспортной инфраструктуры СССР и стал популярным среди пассажиров благодаря своему комфорту и надежности. Сегодня такие автобусы считаются классикой советского автопрома и представляют исторический интерес.

Французским авангардом командовал Мюрат; русским арьергардом – Милорадович. Он послал Мюрату предложение о перемирии: Москва не станет крепостью и будет отдана без нового боя и без пожара, если французы не будут торопиться мешать ее оставлению.
«Я обратился к моим адъютантам и закричал: "Пришлите мне какого-нибудь гусарского офицера, который умеет ловко говорить по-французски". Когда приехал таковой офицер, то я сказал ему с тем же надменным видом: "Поезжайте на неприятельские аванпосты, спросите командующего передовыми войсками короля Неаполитанского и скажите ему моим именем, что мы сдаем Москву и что я уговорил жителей не зажигать оной с тем условием, что французские войска не войдут в нее, доколе все обозы и тяжести из оной отправлены нс будут и не пройдет через нее мой ариергард. Посему скажите, чтобы он, король Неаполитанский, сейчас приостановил следование колонн, которые уже на Воробьевых горах, и также с других застав в оную сейчас должны войти. Есть ли же король Неаполитанский не согласится на сие предложение, то объявите ему, что я сам сожгу Москву, буду сражаться перед нею и в ее стенах до последнего человека и погребуся под ее развалинами".
Через несколько минут возвратился мой посланный и привез радостную весть, что не только Неаполитанский король согласился на мое предложение и приказал остановить вход войск в Москву до тех пор, как обозы и тяжести и оной увезены будут и мой ариергард пройдет, но что они, и Наполеон сам, находившийся близ короля, меня благодарят за мое предложение, что будто я уговорил жителей не жечь города.
Часу в пятом я прошел через город и, расположась в нескольких верстах от оного, от усталости вошел в избу и лег. Но через несколько минут вбежал ко мне генерал Панчулидзев, объявя, что два командуемых им полки драгун едва вышли из заставы, как их окружили неприятели, и что они находятся теперь позади неприятельской цепи. Я послал к генералу, командующему французским ариергардом, требовать их освобождения, но вдруг потом сел сам на лошадь и поскакал вперед. Я проехал неприятельскую цепь без одного адъютанта и без трубача к великому удивлению находившихся тут польских войск, которые смотрели на меня с изумлением. Я громко требовал начальствовавшего тут генерала. Явился Себастиани, которого я знавал в Бухаресте. Я скомандовал нашим драгунским полкам "по три направо" и вывел их за нашу цепь, равно и множество тянувшихся тут частных обозов.
На другой день, то есть 3-го сентября, я устроил ариергард в боевой порядок и, объезжая передовую цепь, увидел впервые Неаполитанского короля; сближаясь понемногу, мы подъезжали друг к другу. "Уступите мне вашу позицию", - сказал он. "Ваше величество", - отвечал я. "Я здесь не король, - прервал он, - а просто генерал". "Итак, г-н генерал, - продолжал я, - извольте ее взять, я вас встречу. Полагая, что вы меня атакуете, я приготовился к прекраснейшему кавалерийскому сражению; у вас конница отличнейшая, а сегодня решится, которая лучше, ваша или моя; местоположение для конного сражения выгодно, только советую вам с этой стороны не атаковать, потому что здесь болота". И после сего я повел его туда, что его крайне удивило. К вечеру я отошел далеко, а на третье утро, то есть 4-го, прислал он известить меня, что через четверть часа намерен меня атаковать. Между тем мы с ним опять съехались на передовой цепи. "К чему проливать кровь, - сказал он, - ваша армия отступает, вы с ариергардом должны следовать ее движению, следовательно, уступить мне без боя вашу позицию". "Это я сделать не могу, - отвечал я, - и есть ли вам угодно поехать со мною, то вы удостоверитесь лично в моих причинах". Здесь поехали мы через нашу цепь: король немного оробел и оглянулся на свиту свою, оставшуюся позади. "Не бойтесь ничего, - сказал я, - вы здесь безопасны", - и потом обратился к стоявшим вдалеке адъютантам его и ординарцам: "Messieurs da la suite du Roi de Naples avancer!" {"Господа из свиты Неаполитанского короля, подойдите сюда!" (фр.).}
Я показал ему часть моей позиции, он просил меня уступить ему часть деревни, бывшей впереди оной, а потом всю деревню, на что я согласился. После сего он хотел было ехать далее со мною, но я, указав ему на наших гренадер, сказал, что этим храбрым солдатам неприятно будет, есть ли они увидят нас вместе, простился с ним, провел его до аванпостов и на другой день скрылся от него боковым маршем на Калужскую дорогу вслед за Главною армией»