Княжна Китти Мещерская жила в роскоши. Она была аристократка. Все у неё было: дворец, драгоценности, платья, рояль...
Она воспитывалась в пансионе для благородных девиц. Носила тугие корсеты - для осанки. Такие, что дышать трудно. Вставала в шесть утра и умывалась ледяной водой. Шла с девочками на молитву.
В спальне было двадцать девочек, у каждой - своя железная кроватка, хлипкая подушка, тонкое одеяльце; температура - десять градусов. Одежду надо было так сложить на стульчике, чтобы классная дама видела: чулки на месте! От холода иные девочки пытались в чулочках спать. Их наказывали: оставляли без обеда.
Ну, помолятся и идут завтракать: чай и хлеб с маслом. Все.
Кормили мало; если кто тайком что-то съест, например, бутерброд родители принесут - наказывали.
Родители раз в неделю навещали. И общались при классной даме с девочкой. А выходных не было; пели в хоре и молились. И изучали хорошие манеры: доносить подло. Надо делиться, если разрешили лакомство получить от мамы с папой. Надо держать осанку и приседать в реверансе - тренироваться. Дорогое белье носить - вульгарно; белье должно быть просто чистым. А деньги лучше бедным отдать.
Княжна потом попала в подвалы Лубянки - и преспокойно в тюрьме выжила. А потом в войну служила в ПВО, бомбы зажигательные тушила. И ездила с концертами на фронт. И писала военные марши. И была замужем за лётчиком. И ещё три раза была замужем.
И прожила 91 год, без драгоценностей, дворцов, платьев - но с прекрасной осанкой. И с прекрасным аристократическим воспитанием: жаловаться нельзя, доносить нельзя, нужно делиться и при первой возможности - приседать. Тренироваться. Быть бодрым, не ныть и подавать пример другим.
Это и есть настоящее аристократическое воспитание, благодаря ему княжна выжила и все пережила. И даже ее медалью наградили за оборону Москвы. И дали хорошую пенсию, которой Китти делилась. Потому что надо делиться!
Так что ребёнка надо баловать, конечно. Но и воспитывать надо. Впереди жизнь; а жизнь редко балует, к сожалению. И иногда выжить позволяет только воспитание... Умение держать осанку.
©️А. В. Кирьянова

Эпизод в «Операции "Ы"», снятый Гайдаем на основе личного армейского опыта.
Леонид Гайдай в 1942 году служил в Монголии, где объезжал лошадей, но рвался на фронт. Однажды в часть приехал военком с целью набора в действующую армию и начал спрашивать: «Кто в артиллерию?», «Кто в кавалерию?», «Во флот?», «В разведку?».
На каждый вопрос Гайдай отвечал: «Я!». Военком его прервал: «Да подождите вы, Гайдай, дайте огласить весь список».
Позже режиссёр адаптировал этот эпизод для фильма «Операция "Ы" и другие приключения Шурика».

Рапорт польской акушерки из Освенцима.
Это надо знать и передавать поколениям, чтобы такого больше никогда не происходило.
Станислава Лещинска, акушерка из Польши, в течение двух лет до 26 января 1945 года оставалась в лагере Освенцим и лишь в 1965 году написала этот рапорт.
«Из тридцати пяти лет работы акушеркой два года я провела как узница женского концентрационного лагеря Освенцим-Бжезинка, продолжая выполнять свой профессиональный долг. Среди огромного количества женщин, доставлявшихся туда, было много беременных.
Функции акушерки я выполняла там поочередно в трех бараках, которые были построены из досок со множеством щелей, прогрызенных крысами. Внутри барака с обеих сторон возвышались трехэтажные койки. На каждой из них должны были поместиться три или четыре женщины — на грязных соломенных матрасах. Было жестко, потому что солома давно стерлась в пыль, и больные женщины лежали почти на голых досках, к тому же не гладких, а с сучками, натиравшими тело и кости.
Посередине, вдоль барака, тянулась печь, построенная из кирпича, с топками по краям. Она была единственным местом для принятия родов, так как другого сооружения для этой цели не было. Топили печь лишь несколько раз в году. Поэтому донимал холод, мучительный, пронизывающий, особенно зимой, когда с крыши свисали длинные сосульки.
О необходимой для роженицы и ребенка воде я должна была заботиться сама, но для того чтобы принести одно ведро воды, надо было потратить не меньше двадцати минут.
В этих условиях судьба рожениц была плачевной, а роль акушерки — необычайно трудной: никаких асептических средств, никаких перевязочных материалов. Сначала я была предоставлена самой себе: в случаях осложнений, требующих вмешательства врача-специалиста, например, при отделении плаценты вручную, я должна была действовать сама. Немецкие лагерные врачи — Роде, Кениг и Менгеле — не могли «запятнать» своего призвания врача, оказывая помощь представителям другой национальности, поэтому взывать к их помощи я не имела права.
Позже я несколько раз пользовалась помощью польской женщины-врача Ирены Конечной, работавшей в соседнем отделении. А когда я сама заболела сыпным тифом, большую помощь мне оказала врач Ирена Бялувна, заботливо ухаживавшая за мной и за моими больными.
О работе врачей в Освенциме не буду упоминать, так как то, что я наблюдала, превышает мои возможности выразить словами величие призвания врача и героически выполненного долга. Подвиг врачей и их самоотверженность запечатлелись в сердцах тех, кто никогда уже об этом не сможет рассказать, потому что они приняли мученическую смерть в неволе. Врач в Освенциме боролся за жизнь приговоренных к смерти, отдавая свою собственную жизнь. Он имел в своем распоряжении лишь несколько пачек аспирина и огромное сердце. Там врач работал не ради славы, чести или удовлетворения профессиональных амбиций. Для него существовал только долг врача — спасать жизнь в любой ситуации.
Количество принятых мной родов превышало 3000. Несмотря на невыносимую грязь, червей, крыс, инфекционные болезни, отсутствие воды и другие ужасы, которые невозможно передать, там происходило что-то необыкновенное.
Однажды эсэсовский врач приказал мне составить отчет о заражениях в процессе родов и смертельных исходах среди матерей и новорожденных детей. Я ответила, что не имела ни одного смертельного исхода ни среди матерей, ни среди детей. Врач посмотрел на меня с недоверием. Сказал, что даже усовершенствованные клиники немецких университетов не могут похвастаться таким успехом. В его глазах я прочитала гнев и зависть. Возможно, до предела истощенные организмы были слишком бесполезной пищей для бактерий.
Женщина, готовящаяся к родам, вынуждена была долгое время отказывать себе в пайке хлеба, за который могла достать себе простыню. Эту простыню она разрывала на лоскуты, которые могли служить пеленками для малыша.
Стирка пеленок вызывала много трудностей, особенно из-за строгого запрета покидать барак, а также невозможности свободно делать что-либо внутри него. Выстиранные пеленки роженицы сушили на собственном теле.
До мая 1943 года все дети, родившиеся в Освенцимском лагере, зверским способом умерщвлялись: их топили в бочонке. Это делали медсестры Клара и Пфани. Первая была акушеркой по профессии и попала в лагерь за детоубийство. Поэтому она была лишена права работать по специальности. Ей было поручено делать то, для чего она была более пригодна. Также ей была доверена руководящая должность старосты барака. Для помощи к ней была приставлена немецкая уличная девка Пфани. После каждых родов из комнаты этих женщин до рожениц доносилось громкое бульканье и плеск воды. Вскоре после этого роженица могла увидеть тело своего ребенка, выброшенное из барака и разрываемое крысами.
В мае 1943 года положение некоторых детей изменилось. Голубоглазых и светловолосых детей отнимали у матерей и отправляли в Германию с целью денационализации. Пронзительный плач матерей провожал увозимых малышей. Пока ребенок оставался с матерью, само материнство было лучом надежды. Разлука была страшной.
Еврейских детей продолжали топить с беспощадной жестокостью. Не было речи о том, чтобы спрятать еврейского ребенка или скрыть его среди не еврейских детей. Клара и Пфани попеременно внимательно следили за еврейскими женщинами во время родов. Рожденного ребенка татуировали номером матери, топили в бочонке и выбрасывали из барака.
Судьба остальных детей была еще хуже: они умирали медленной голодной смертью. Их кожа становилась тонкой, словно пергаментной, сквозь нее просвечивали сухожилия, кровеносные сосуды и кости. Дольше всех держались за жизнь советские дети — из Советского Союза было около 50% узниц.
Среди многих пережитых там трагедий особенно живо запомнилась мне история женщины из Вильно, отправленной в Освенцим за помощь партизанам. Сразу после того, как она родила ребенка, кто-то из охраны выкрикнул ее номер (заключенных в лагере вызывали по номерам). Я пошла, чтобы объяснить ее ситуацию, но это не помогало, а только вызвало гнев. Я поняла, что ее вызывают в крематорий. Она завернула ребенка в грязную бумагу и прижала к груди... Ее губы беззвучно шевелились, — видимо, она хотела спеть малышу песенку, как это иногда делали матери, напевая своим младенцам колыбельные, чтобы утешить их в мучительный холод и голод и смягчить их горькую долю.
Но у этой женщины не было сил... она не могла издать ни звука — только крупные слезы текли из-под век, стекали по ее необыкновенно бледным щекам, падая на головку маленького приговоренного. Что было более трагичным, трудно сказать, — переживание смерти младенца, гибнущего на глазах матери, или смерть матери, в сознании которой остается ее живой ребенок, брошенный на произвол судьбы.
Среди этих кошмарных воспоминаний в моем сознании мелькает одна мысль, один лейтмотив. Все дети родились живыми. Их целью была жизнь! Пережило лагерь едва ли тридцать из них. Несколько сотен детей были вывезены в Германию для денационализации, свыше 1500 были утоплены Кларой и Пфани, более 1000 детей умерли от голода и холода (эти приблизительные данные не включают период до конца апреля 1943 года).
У меня до сих пор не было возможности передать Службе Здоровья свой акушерский рапорт из Освенцима. Передаю его сейчас во имя тех, которые не могут ничего сказать миру о зле, причиненном им, во имя матери и ребенка.
Если в моем Отечестве, несмотря на печальный опыт войны, могут возникнуть тенденции, направленные против жизни, то я надеюсь на голос всех акушеров, всех настоящих матерей и отцов, всех порядочных граждан в защиту жизни и прав ребенка.
В концентрационном лагере все дети, вопреки ожиданиям, рождались живыми, красивыми, пухленькими. Природа, противостоящая ненависти, сражалась за свои права упорно, находя неведомые жизненные резервы. Природа является учителем акушера. Он вместе с природой борется за жизнь и вместе с ней провозглашает прекраснейшую вещь на свете — улыбку ребенка".
На фото - статуя Станиславы Лещинской в Костеле св. Анны в Вильянове под Варшавой.

ОГРОМНОЕ НЕБО ОДНО НА ДВОИХ
6 апреля 1966 года два советских лётчика Борис Капустин и Юрий Янов совершили над Берлином подвиг — увели от жилых кварталов самолёт Як-28 с заглохшими двигателями. Погибли оба..
"..И было на службе и в сердце у них огромное небо, огромное небо,огромное небо - одно на двоих.."
Тогда не было в стране человека, не знавшего слов песни Оскара Фельцмана и Роберта Рождественского. Её пела вся страна.
И вся страна склоняла головы перед подвигом экипажа новейшего истребителя-перехватчика Як-28.
ЭКИПАЖ:
КАПУСТИН Борис Владиславович - капитан, родился в 1931 году в поселке Урупский Отрадненского района Краснодарского края в семье научного работника. В 1947 г. окончил семилетнюю школу в Ростове-на-Дону, в 1951 г. - Ростовский индустриальный техникум. В 1951-м призван в ряды Вооруженных сил, по предложению призывной комиссии поступает в Кировобадское военное авиационное училище летчиков им. Хользунова.
После окончания училища распределен на Север. Затем направлен в Группу советских войск в Германии (ГСВГ).
ЯНОВ Юрий Николаевич - старший лейтенант, родился в 1931 году в Вязьме Смоленской области в семье железнодорожника. В 1950 г. окончил в Вязьме среднюю школу N 1, в 1953 г. - Рязанское военное автомобильное училище, в 1954 г. - Рязанское военное училище штурманов.
После окончания училища направлен в Группу советских войск в Германии.
Оба в 1964 году переучились в Новосибирске на новый истребитель Як-28, серебристый красавец, чьи стремительные, почти "готические" формы стали олицетворением азартной эпохи - штурма космоса, сверхзвука, стратосферы. Уже готовым экипажем в составе группы самолетов перелетели из Новосибирска в ГСВГ на аэродром Финов. Там, в 40 километрах от Берлина, базировался 668-й бомбардировочный авиационный полк легендарной 132-й бомбардировочной Севастопольской Краснознаменной авиационной дивизии.
"..Летали, дружили в небесной дали, рукою до звезд дотянуться могли. Беда подступила, как слезы к глазам: однажды в полете, однажды в полете, однажды в полете мотор отказал.."
ОТКАЗ
Высота 4000. Пара Як-28, пробив после взлета плотную облачность, скользила в пронизанной ослепительным солнцем ледяной пустоте над белоснежными облаками. Направление на Цербст! Прошло уже десять минут полета, когда Як ведущего вдруг резко повело вправо.
Он стал терять скорость и проваливаться.
На сохранившейся в материалах расследования магнитофонной записи радиообмена осталась короткая запись:
Капустин - ведомому:
- Триста восемьдесят третий, отойди вправо!
По команде ведомый выполнил маневр, обходя теряющий скорость и управление самолет ведущего, и вышел вперед. Як-28 Капустина сразу отстал.
Спустя пару секунд Подберёзкин запросил:
- Триста шестьдесят седьмой, не вижу, где ты?
- Триста восемьдесят третий, маршрут по заданию! Я возвращаюсь! - отозвался Капустин.
Подберёзкин продолжил полет, но через несколько секунд, тревожась за командира, снова запросил ведущего:
- ...шестьдесят седьмой, как ты?
Тишина.
- Триста шестьдесят седьмой, почему не отвечаешь?..
Ведомый не знал, что произошло невозможное: у самолета Капустина отказал один двигатель, а спустя несколько мгновений встал и второй. Такого просто не могло быть! Двигатели Як-28 - два независимых друг от друга агрегата, расположенные каждый на своей плоскости. Как установит комиссия, причиной послужил "конструктивно-производственный дефект".
Увы, в этом не было ничего удивительного.
ВРЕМЯ
Як-28, который начал поступать в войска в 1960 году, оказался весьма капризным аппаратом и часто давал отказы. Фюзеляж самолета оказался недостаточно прочен и при полной боевой загрузке деформировался, при этом невозможно было закрыть фонарь кабины. Поэтому приходилось сначала сажать экипаж, закрывать кабину и только потом заправлять самолет и подвешивать боеприпасы. Взлет разрешался только на бесфорсажном режиме работы двигателей - при включении форсажа на взлете возникал "разнотяг", неминуемо приводивший к катастрофе. Долгое время вызывала нарекания система выпуска закрылков, которая развивала недостаточное усилие...
Торопливость, с которой создавался Як-28, - первопричина его аварийности. Первопричина торопливости - политическая ситуация в Европе, где пахло большой войной. Замкнутый круг. Цель оправдывает средства...
8-й Государственный Краснознаменный научно-испытательный институт ВВС выступил против принятия Як-28П на вооружение. Но командование ВВС ПВО "продавило" решение о запуске его в серию: со стапелей Новосибирского авиазавода сошло 443 перехватчика. Як-28П находился в строю почти тридцать пять лет, но так и не был официально принят на вооружение нашей армии.
Тем не менее самолет пользовался уважением в среде авиаторов. Особо летчиков впечатляла его тяговооруженность - при полете без вооружения на форсаже истребитель мог набирать высоту практически вертикально. Опасность же полетов на нем считалась чем-то естественным. Так сказать, издержки профессии.
Такое было время, такие были люди...
"Прыгай!"
Тишина оглушила. Самолет начал резко терять высоту.
Без паники!
Психология летчика - до последнего бороться за жизнь крылатой машины, спасти, посадить! И тем самым сохранить бесценные свидетельства того, что случилось. На земле выявят неисправность, во все уголки страны полетят телеграммы - проверьте проблемный узел. А это спасенные жизни летчиков.
Потому и о своей думать некогда.
Капустин с помощью системы автономного запуска и кислородной подпитки попытался запустить двигатели - не вышло! Еще попытка - неудача!
Навстречу "Яку" неумолимо наползало обманчиво-мягкое белоснежное покрывало облаков. Под ним - еще невидимая земля.
Высота 3000. "Як" провалился в облака, в кабине мгновенно стало темно, как в сумерках. Время принятия решения. Нужно прыгать.
По СПУ (самолетное переговорное устройство. - Авт.) Капустин дает команду штурману:
- Юра, прыгай!
Но покинуть в этот момент самолет - еще больше усложнить положение летчика. Отличие перехватчика от бомбардировщика в том, что в Як-28 двое сидят в одной кабине друг за другом, при катапультировании слетает общий фонарь остекления кабины. Ураганный воздушный поток обрушится на Капустина, подрыв пиропатронов катапультного кресла нарушит центровку самолета, толкнет его вниз...
Янов мгновенно принимает решение:
- Командир, я с тобой! Прыгаем одновременно!
"Як" вынырнул из облаков. В кабине секундный шок. Под ними во всю ширь, от горизонта до горизонта, распахнулся Берлин...
Под самым крылом замелькали крыши домов. Капустин вновь скомандовал:
- Юра, прыгай!
На самолетах 60-х годов были установлены катапультные кресла второго поколения, имевшие ограничения по высоте катапультирования. На Як-28 это ограничение составляло 150 метров. Шанс выжить у Янова еще был. Но тогда точно никаких шансов спастись не будет у Капустина.
Янов снова ответил:
- Командир, я остаюсь!
"..Мелькают кварталы и прыгать нельзя. Дотянем до леса, решили друзья. Подальше от города смерть унесем. Пускай мы погибнем, пускай мы погибнем, пускай мы погибнем, но город спасем.."
Земля надвигается, заполняя горизонт. Последние дома исчезают под фюзеляжем - вот он, спасительный пустырь. И вдруг среди зелени - лес крестов и крыши склепов. Кладбище! Садиться нельзя! Теперь - только на гладь распахнувшегося впереди озера. Но перед ним высокая дамба...
На пленке остались последние слова Капустина:
- Спокойно, Юра, садимся...
Каким-то невероятным образом они перемахнули и через дамбу, едва не задев ехавший по ней грузовик. Но выровнять самолет, приподнять нос для посадки - уже ни скорости, ни времени не было. Вздыбив фонтан воды, "Як" громадным копьем зарылся в мутную глубину.
С момента вылета прошло меньше 20 минут. С начала аварии - около 30 секунд.
*** На прощание с летчиками в восточном секторе Берлина пришли тысячи горожан. Британское командование прислало для почетного караула подразделение шотландских стрелков. И они стояли рядом с советскими солдатами, воинами Национальной народной армии ГДР, активистами Союза свободной немецкой молодежи. Это был, пожалуй, единственный случай, объединивший несовместимые в те холодные времена сообщества.
Позже на месте катастрофы была установлена мемориальная доска. В Эберсвальде и еще семи городах Германии появились памятные знаки...
Военный совет 24-й воздушной армии 16 апреля 1966 года представил к награждению орденом Красного Знамени капитана Капустина Б.В. (посмертно) и старшего лейтенанта Янова Ю.Н. (посмертно) за мужество и самопожертвование во имя спасения жизни жителей Западного Берлина. Вскоре был опубликован Указ Верховного Совета СССР.
"...Стрела самолета рванулась с небес. И вздрогнул от взрыва березовый лес... Не скоро поляны травой зарастут. А город подумал, а город подумал, а город подумал: ученья идут.."
""..В могиле лежат посреди тишины отличные парни отличной страны. Светло и торжественно смотрит на них огромное небо, огромное небо, огромное небо одно на двоих.."

НА СНИМКАХ ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, ГВАРДИИ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ЕВДОКИЯ БОРИСОВНА ПАСЬКО.
Родилась 30 декабря 1919 года в селе Липенка ныне Джеты-Огузского района Иссык-Кульской области Киргизии.

Советская военная лётчица, штурман эскадрильи 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка. Про нее в полку говорили: «Мал золотник, да дорог». Она всегда точно попадала по вражеским объектам фашистов. «Картонный» самолётик По-2 мог брать только две бомбы, а парашюты появились к концу войны в 1944 году, поэтому если в такой самолёт попадали, то экипаж чаще всего погибал.

Она была одним из лучших штурманов 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиаполка с 1942 года. Немцы их прозвали «Ночные ведьмы», а наши «Небесными ласточками». Фашистские зенитки не были рассчитаны на такую скорость советских бомбардировщиков и не могли попасть в эти самолётики.

Она рассказывала: «Больше самой смерти всегда страшила вероятность попасть живьем в руки фашистов».

27 января 2017 года не стало прекрасной женщины-штурмана, Героя Советского Союза - Евдокии Пасько.

Она тщательно скрывала незаживающие синяки и следы от шпор под плотными одеждами. Семейная драма младшей дочери Пушкина.
Бесенок Таша
Александр Сергеевич Пушкин обожал своих детей и жену. Он открыто признавал, что в семейной жизни обрел счастье. Но, увы, ужасное событие на черной реке слишком рано оборвало жизнь великого поэта и счастливого семьянина. Возможно, если бы он был жив, многое у его детей сложилось бы по-другому. Например, яркая и неординарная Наталья Александровна не совершила бы самую большую в своей жизни глупость и не вышла бы замуж за человека, который растоптал ее, как женщину и как личность.
Но у истории, как известно, нет сослагательного наклонения, поэтому получилось так как получилось — напряженно, драматично, но со счастливым концом.
«Бесенок Таша» — так называли в детстве своенравную и озорную Наталью Александровну. Малышке было всего 8 месяцев, когда не стало ее папы, на которого она невероятным образом была похожа — и внешне, и по характеру.
Все дети Пушкина получили прекрасное образование. И Таша — не исключение. К отрочеству девушка владела иностранными языками, играла на фортепиано и отлично танцевала. В 16 Наталья закончила пансионат и начала выходить в свет.
Любовь к Орлову
Наталье Александровне не было еще и 18, когда она влюбилась в молодого графа по имени Николай, сына всесильного главы третьего отделения Алексея Федоровича Орлова. Говорят, чувства 25-летнего военного дипломата были так же сильны и искренни. Но на пути к счастью молодых непреодолимой преградой встал всемогущий отец графа.
Для него утонченность, красота и интеллект девушки значения не имели. Зато категорически не нравилось ее происхождение. Дочь какого-то писаки не могла рассчитывать на брак с отпрыском рода Орловых! И глава охранки отослал сына за границу.
Ошибка Таши, которая дорого ей стоила
Младшая дочь поэта была горделивой и своенравной. Скрыв от посторонних глаз грусть, ненависть и разочарование в человеке, которого когда-то боготворила, она затаила глубокую обиду.
Юношеский максимализм, неопытность и спешка в принятии решений заставили Наталью сделать самый кошмарный выбор в своей жизни.
Неожиданно для всех она приняла предложение руки и сердца подполковника Михаила Дубельта, чей отец служил генералом жандармского корпуса и был подчиненным отца Николая Орлова.
Дубельт потерял голову от Натальи Александровны.
Ее необычные, чуть африканские черты лица, высокий рост, стройная фигура, пышные плечи сводили с ума не только его. Но именно Михаил Дебельт осмелился предложить прекрасной интеллектуалке стать его женой.
С отчаянием в душе и в отместку Орловым, вероятно, без особой любви Наталья Пушкина выходит замуж. Этим необдуманным поступком она обрекала на страдания не только себя, но и троих своих детей, которые родятся в браке.
Распущенный богатством, игрок, кутила и патологический ревнивец — Дубельт практически с первых дней брака начал показывать супруге, где ее место.
По свидетельству современников, Дубельт-младший славился несдержанным нравом. Но ни мать, ни горячо любимый отчим Таши не смогли отговорить упорную девушку от этого союза. Они оттягивали согласие на брак почти год. Но Таша, с присущей ей резкостью и напором, однажды упрекнула мать в том, что она сознательно сопротивляется ее счастью и хочет, чтобы она повторила судьбу старшей сестры, которая в 28 лет все еще оставалась одна. По тем временам такой возраст считался почти пенсионным для женщины. Этот выпад сломил сопротивление родных.
С самого первого дня брака жизнь с Дубельтом приносила Наталье сплошное разочарование и неприятности. О каком семейном счастье может идти речь, если первое, что сделал Михаил — проиграл в карты все приданое жены — 28 тысяч серебром.
По любому поводу Дубельт грубил жене, яростно ревновал, скандалил и избивал ее. Все чаще мадам Дубельт выходила из дома с черной непрозрачной вуалью на лице и в закрытом платье с длинными рукавами. Даже летом. Так она скрывала от общественности, родных и друзей синяки, которые не успевали заживать, а следы шпор остались на ее прекрасном теле на всю жизнь. В пьяном бешеном гневе Дубельт топтал ногами жену и кричал: «Это для меня цена твоей красоты!»
Но даже существуя в этом кошмаре, красивая и сильная духом женщина умудрялась содержать один из лучших домов столицы, растить троих прекрасных детей, блистать на балах и вечеринках, скрывая от посторонних свою семейную драму.
Однако от матери Наталья скрыть ничего не могла, и горести дочери, говорят, стоили вдове Пушкина седых волос и здоровья.
А вскоре слухи о семейных зверствах генерала Дубельта достигли и ушей самого императора Александра II. Тот не стал церемониться и наказал офицера. 16 июля 1862 года Михаила Леонтьевича исключили из полка, сняли с должности и отправили в бессрочный отпуск.
В том же году после девяти лет совместной жизни Наталья Александровна с двумя старшими детьми (один остался с отцом) приехала к тете, сестре матери, которая жила в словацком селе Бродзяны со своим мужем, австрийским бароном Фризенхофом.
Дубельт последовал за Натальей, чтобы лично объявить о начале бракоразводного процесса, однако не давал развода еще больше года.
Оставив детей на попечение матери и родственников, Наталья Александровна сбежала из Словакии. Несколько лет прошли в бесконечных странствиях: Швейцария, Италия, Австрия, Франция. Постоянного приюта не было, как и своего дома на родине в России. Наконец, она поселилась в Германии, где неожиданно встретила своего… принца.
Ради своей «принцессы» принц отрекся от престола
Впервые с принцем Николаем Вильгельмом Нассауским Наталья Александровна встретилась еще 10 лет назад, когда тот приезжал в Россию на коронацию Александра II в качестве представителя прусского королевского двора.
На балу, посвященному торжеству, он увидел двадцатилетнюю девушки, от красоты которой потерял голову. Это была младшая дочь Пушкина.
Они не могли оторваться друг от друга и танцевали всю ночь напролет, несмотря на злобные взгляды ее законного супруга Дубельта.
Даже разразившийся позже скандал не заставил Наталью пожалеть о головокружительном вальсе.
И вот, спустя годы, они снова встретились. Не раздумывая Николай Вильгельм попросил руки Натальи Александровны. Князь был готов на этот брак с разведенной многодетной иностранкой, потому что все эти годы без памяти любил Наталью Александровну и не мог ее забыть.
1 июля 1867 года в Лондоне они поженились. Ради своей любви князь отказался от права на престол.
Мужу удалось выхлопотать для супруги титул графини Меренберг — по названию крепости, которая является вотчиной владений принцев Нассау. Влюбленные вместе детьми поселились в Висбадене, который Наталья очень полюбила.
Новый брак был долгим и счастливым, несмотря на то, что считался морганатическим. Князь Николай Вильгельм, добродушный немец, обожал свою жену! Она родила ему сына и двух дочерей.
Натали была окружена атмосферой любви и почтения.
Фото - Наталья Пушкина