ПОЧЕМУ им ЭТО НЕИНТЕРЕСНО?
В том, что вы видите на снимке, виноваты не мобилки и не дети, а те, кто привёл их в музей. Ко встрече с искусством, чтобы оно воспринималось как явление прекрасного, зрителей/слушателей нужно интеллектуально и эмоционально готовить. Помню, как девятиклассников сельской школы я привёз в город в театр. Оказывается, к своим 16-ти годам никто там до этого не был! Перед поездкой я рассказал им массу ярких историй, связанных с театром: о Шаляпине, об Улановой, о впечатлении зрителей, когда выходила на сцену Стрепетова… Мне хотелось донести им трепетный смысл пушкинской фразы: «И, взвившись, занавес шумит»…
В программе нашей «городской» поездки были зоопарк, кафе, парк аттракционов, которые мы должны были посетить в ожидании вечернего спектакля. Но я видел, что все с нетерпением ждали только похода в театр, меня беспрестанно спрашивали: «Ну, скоро?»
... Когда мы зашли фойе, все будто онемели, а в тихом зале с приглушённым светом я увидел на их лицах волнение, которого они, наверняка, никогда не испытывали. С первыми звуками оркестра, когда зашуршал занавес, у всех моих «экскурсантов», в том числе и у мальчишек, в глазах заблестели слёзы. Эти слёзы оросили сухую душевную почву и были, может быть, первым душевным потрясением от встречи с искусством. В перерыве никто не откликнулся на моё предложение пойти в буфет. Было видно, что каждый из них смотрит вглубь себя. А там, внутри, происходило громадное перерождение из шумных, взбалмошных подростков в человека. …Всю дорогу домой, в село, они ехали молча.
Дошла очередь до изучения рассказа Чехова «Ионыч». Эпизод, когда Катенька влюблённому в неё герою назначает свидание на кладбище, вызвал недоумение и смех. Какие ассоциации у сельской ребятни с этим местом? Где-то на окраине села — железные покосившиеся кресты, выцветшие венки, бурьян. Тогда я решил, что очередная поездка в город будет с посещением кладбища. Когда о цели поездки узнали родители, то подумали, что у учителя литературы поехала крыша. Но в Симферополе сохранилось старинное кладбище с девственными тенистыми аллеями, с мраморными ангелами, с массивными чёрными плитами. …Когда наша шумная толпа зашла за ограду, все притихли. Мальчишки стали вчитываться в золочёные гравировки на надгробиях. Один из них, стоя у всеми забытой столетней могилы девушки, вдруг произнёс: «А почему ей никто не носит цветы?» Он не спрашивал — он, как мне показалось, разговаривал с вечностью. Девчонки-стрекозы перестали ходить стайкой, а пошли в одиночестве гулять по аллеям, сидели молчаливо на старинных скамейках. Для них открылся иной мир. Мир незнакомых доселе чувств и мыслей.
Затем мы пошли с мастерскую художницы. И тут — новые открытия!
К чему это я? Да к тому, что не надо ждать, будто современные дети вдруг! станут интересоваться живописью, вдруг! начнут наслаждаться классической музыкой, вдруг! вместо дискотеки пойдут в театр. Это «вдруг» нужно в них взрастить! И именно это называется воспитанием. И роль родителей и учителей в развитии духовности никто и никогда заменить не сможет! Такова их беспокойная планида. А ещё вдохните в них чувство, что нельзя в храмы искусства ходить в кроссовках и джинсах. Музы не примут их в свой мир.
…Прошло более десяти лет, я встретил моего ученика, который когда-то мечтательно стоял у могилы девушки. Теперь он уже стал бравым офицером. И поведал он мне, что со своей дочкой приносит цветы на ту могилу, а потом они сидят на скамейке, и он рассказывает ей прекрасные истории любви. Любви, которая сильнее смерти и забвения.

Реконструкция женщины Фатьяновской культуры - ранних индоевропейцев центральной России
Фатьяновцы были генетически близки современным северным европейцам и родственны андроновцам - из которых вышли арии - завоеватели Ирана и Индии

"Это было еще в Ленинграде, в середине 80-х. Ехал я в автобусе на Васильевский. На сиденье рядом бушевал ребенок, лет шести. Его мама безучастно смотрела в окно, не реагировала. А он дергал и дергал ее за рукав. За окном проплывали деревья, дождик моросил, серо было, ну, Ленинград! Ребенок что-то требовал или что-то утверждал. И тут вдруг она как развернется от окна к нему, как дернет его за руку на себя и как прошипит ему:
- Что ты хочешь от меня?!
Он запнулся.
- Что ты хочешь, я тебя спрашиваю?! Да ты вообще знаешь, кто ты такой?! Ты никто! Понял?! Ты никто-о! — она это выдохнула ему в лицо, просто выплеснула.
Мальчик смотрел на нее, и мне показалось, у него дрожит голова. Или это я дрожал. Почувствовал, как потеет спина. Помню первую мысль: "Неужели это она ему говорит?! О ком она думает в этот момент?!"
- Видеть тебя не могу, - прошептала она.
- Ты же убила его! - сказал я, но никто меня не услышал. В автобусе, как ни в чем не бывало, продолжали дремать люди. Я сидел, не шевелясь.
А мальчик не плакал. Она отбросила его руку и снова развернулась к окну. Он уже не бушевал, притих, как-то сразу. Смотрел в разорванную спинку сиденья напротив и молчал. А у меня было желание встать и при всех, вот сейчас просто разорвать ее на части! Сказать ей: "Это ты б… последняя! Это ты никто! Ты же убила его!"
Клянусь, я бы сделал это!.. Мальчик сдерживал меня. Я закрыл глаза, стал глубоко дышать, чтобы успокоиться как-то. А когда открыл их, увидел конфету. Молодой парень, похоже, студент, такой светлый, кучерявый, в джинсовом костюме, протягивал конфету мальчику. Он еще встряхнул рукой, сказал:
- Бери, это тебе.
Тот взял. И тут же парень протянул ему вторую конфету. Мальчик помедлил и взял вторую. Дальше происходило действие, вспоминая которое, я еле сдерживаю слезы. Мальчик не стал есть, он коснулся маминой руки. Она не сразу повернула к нему лицо. Но все-таки повернула. И видно хотела добить его. Но он протягивал ей конфету. Она посмотрела на него, на конфету, я видел, она недоумевает. Тогда он вложил ей конфету в руку. Она, как обожглась, быстро вернула ему.
- Я не хочу, - сказала.
Две конфеты лежали у него на ладони. Руку он не опускал.
- Ешь сам, - сказала она и тихо добавила, - я не хочу… Честное слово.
Тогда он положил конфету к ней на колени. Никогда не забуду эту паузу. И эту взрослость. Передо мной за несколько минут этот мальчик стал мужчиной, а она из злой, раздраженной стервы стала красивой молодой женщиной. Во всяком случае, это я так почувствовал. Она молчала. Долго-долго молчала. Смотрела на него так, словно только увидела. Потом обняла. И он ее обнял. Потом он развернул конфету и дал ей. И пока она не положила ее в рот, сам не ел. Вы представляете такое?! Это был еще одни шок, но уже другой.
Я тогда подумал о себе. Я подумал: "Вот ты сидишь, такой праведник, ты хотел встать, обвинить, ты хотел ее "разорвать", переделать. И ты бы ничего не добился, кроме скандала и брани. А этот мальчик, посмотри, насколько он мудр, как он велик, этот мальчик, он взял другим. И пронял до самых печенок, до сердца, до слез."
"А еще этот молодой парень, который дал ему две конфеты, - подумал я, - он ведь не просто так дал две."
Я огляделся… В заднем стекле автобуса увидел этого молодого парня, он уходил вдаль по "моросящей" улице. А мама и сын сидели, склонив головы, друг к другу. Как молодые влюбленные, ей богу!
Тут водитель объявил мою остановку. Я, выходя, дотронулся до руки мальчика. Я этим сказал ему: "Спасибо". Не думаю, что он понял, но это и не важно.
Я навсегда запомнил этот урок. Запомнил-то, запомнил, но должны были пройти годы, чтобы я его осознал. Что это и есть настоящее воспитание. О котором не все взрослые знают. Что только примером и воспитывают. Не криком, не обвинениями, не битьем, нет. Только пример работает, больше ничто. И мальчик этот показал пример. И ей, и мне. И он изменил нас.
Где он, этот мальчик?!
Где ты, мальчик?! Что с тобой сегодня? Как же ты нам нужен всем, а?!
Мы ведь без тебя пропадем."
©Максим Светлов

"Разграбление Королевского Винного погреба 10 августа 1792 г."
Иоганн Цоффани (1733-1810) - немецкий художник.

Обратите внимание на дату разграбления королевского винного погреба , она указана в названии картины. Это было во время Великой французской революции.
Ура!!! Пей, гуляй , революция! Можно грабить, убивать , всё можно - свобода!