В начале 1960-х по мере развития водных перевозок потребовались более вместительные судна, чем "Ракета". В 1961 году, в серию пошёл новый тип гражданских СПК "Метеор" производства Зеленодольского судостроительного завода (Татарстан) с двумя двигателями, который брал на борт до 120 человек, имел комфортабельный салон с баром-буфетом, очень напоминающий самолётный, и большую дальность плавания до 600 км. Крейсерская скорость осталась прежней - 60-65 км/ч.
Наличие второго двигателя делало поездку более безопасной в случае поломки одного из них, однако по расходу топлива теплоход был сопоставим с ракетой. За счёт футуристического дизайна крылатое судно казалось похожим на космический корабль. Всего было построено 381 штук этих кораблей.

1989 год. Алексей Коренев снимает «Ловушку для одинокого мужчины». Простенькая детективная история. Но актёры! Юрий Яковлев, Николай Караченцов, Вениамин Смехов, Сергей Мигицко, Лена Коренева... На площадке — фейерверк шуток, розыгрышей, блеск остроумия, потрясающие импровизации.
Гениальный Иннокентий Михайлович Смоктуновский играл в этом фильме малюсенькую, почти без слов роль, клошара-алкоголика (действие происходило в Южной Франции). Съёмочных дней было всего ничего, но... съёмки в Ялте, а он как раз планировал там отдыхать! Многие актёры соглашались даже на маленькие роли просто потому, что любили наш город. Не буду писать о личности Иннокентия Михайловича — места не хватит, да и написано уже столько всего. Но поразило меня, как он отнёсся к роли. Казалось, и играть-то нечего, полтора съёмочных дня, а он всё придумывал какие-то актёрские ходы, детали костюма, грима... И это было классно!
Одна из его идей была — играть без вставной челюсти. Это сразу дало образ нищего бродяги — щёки ввалились, губы запали. (Не могу не отметить, что часто бывало не уговорить актёра чёлочку укоротить, если тот считал, что ему это не пойдёт, а уж самому себя «изуродовать» — на это всегда шли легко только выдающиеся актёры.)
Наступил день «Х». Иннокентий Михайлович приходит на площадку в гриме, в костюме, а в руках небольшой свёрточек. И заметила я, что он так внимательно осматривается, ищет куда бы этот свёрточек положить. Что, в общем-то, оправданно. На площадке вещь запросто потеряться может. Бывает, во время работы надо кусок декорации заменить или реквизит (вещи, мебель и пр.) унести-принести.
Ну, я и говорю: «Иннокентий Михайлович, я не знаю, ЧТО это у Вас, но клянусь, что в моей сумочке ЭТО будет в целости и сохранности».
«Ой, Любочка, спасибо!» — обрадовался он и протянул мне свёрточек. Я небрежным жестом забросила его в сумочку и защёлкнула замок.
«Только Вы уж поосторожнее — попросил Иннокентий Михайлович и доверительно-застенчиво добавил. — Это моя челюсть».
Я не удержавшись, громко фыркнула, стоявшие рядом тоже рассмеялись.
«Напрасно смеётесь, — несколько обидчиво заметил Смоктуновский. — Один раз вот так все тоже смеялись, а потом из-за моей челюсти вся съёмочная группа чуть премии не лишилась».
Ну, тут уже мы все, включая режиссёра, стали просить его рассказать эту историю.
«Снимали мы у вас в Крыму, — начал Смоктуновский (к сожалению, название картины я не запомнила). — Съёмки проходили на берегу моря. Жарко было. В обеденный перерыв вся группа бросилась купаться. И я, естественно, тоже. Наплавался, нанырялся, слышу — зовут. Ну, я актёр дисциплинированный: зовут — иду. Оператор говорит: „Надо закончить всё, пока солнце не ушло“. Надо так надо. Сел я уже на грим и чувствую что-то не то, дискомфорт какой-то. И вдруг до меня доходит, что челюсти-то во рту нет! Выронил, когда нырял. Я сразу к режиссёру, ору: „Я челюсть потерял!“ А он ржёт и все вокруг с ним вместе. Думают — я разыгрываю их. Полчаса доказывал, что не шучу. Ну, а когда до них дошло, что это правда, стало всем та-а-ак грустно-грустно. Снимать не можем. Да ещё предпоследний день месяца, если отснятый материал сегодня вечером в Москву не отправят, то план летит к чёрту, а соответственно и премиальные (в те годы в кино премиальные были +40% к зарплате!). Тут уж народ веселиться совсем перестал и на меня так косо посматривать начал... Режиссёр директору говорит: „Ничего не знаю, выкручивайся как хочешь, но чтобы максимум через полчаса у меня Смоктуновский был в кадре!“ Директор — к художникам, к бутафорам, а те: „Мы-то при чём? Мы не дантисты“. Короче, директор в отчаянии хватает мегафон и орёт на весь пляж, что тому, кто найдёт челюсть Смоктуновского, он лично выкатывает пять бутылок коньяка. После этих слов все дружно бросились в воду (даже те, кто в нашей съёмочной группе не работал). Ныряли, ныряли... долго... А потом, представляете? Одному парнишке-осветителю повезло! Выныривает, рот до ушей, а в руке — челюсть. Ну, все сразу бросились готовиться к съёмкам, пока солнце не ушло. Я скорей челюсть схватил, в рот сунул... (Иннокентий Михайлович выдержал мхатовскую паузу, а потом трагическим шёпотом окончил фразу) А она... представляете?.. не моя...»
Когда народ отсмеялся и стало возможно говорить, я прижала к сердцу сумочку с челюстью Смоктуновского и с трепетом в голосе сказала: «Иннокентий Михайлович... клянусь... Я оправдаю Ваше доверие...»
«Спасибо, Любочка, — ответил он, смахивая невидимую слезу. — Я знал, что вы справитесь».
PS. Что в этой истории правда, а что гениальный Иннокентий Михайлович присочинил (на что он был великий мастер), не знаю. Да и не важно, по-моему. Рассказала, что слышала и как запомнилось.
©️ Любовь Гитерман