Звали его Петя. Петр Филоненко. Пацаненок сбегает из дома на фронт. Прошел всю Войну! Но почему сбежал? А он сам может ответить:
— Я явно шел на смерть. И знал, за что я шел. Моей 18-летней сестре немцы звезду вырезали на лбу, шомполами грудь прокалывали, она кричала – ей скулы выбили. Мать кинулась ее защищать, а те и мать прикладом по голове, она упала. У нее на руках тогда младшая сестра моя была. Есть за что ненавидеть фашистов.

16 июля 1943 года, когда Петр Филоненко воевал в составе танковой бригады. Под бомбежку попали страшную! Спасая командира от бомбы, Петр толкнул его в окоп и принял на себя град осколков.

— Это потом я узнал, что их семь в меня вошло, — вспоминает Петр Алексеевич. — А тогда, помню, командир крикнул: «Беги к фельдшеру!» А фельдшер мертвый… Тут и я сознание потерял. Друзья рассказывали, что тогда 14 человек в братскую могилу положили. И уже землей стали засыпать, как вдруг кто-то увидел, что у Петра под носом кровавый пузырь надувается. «Откапывайте! Он же живой!».

В санчасти медсестричка Валя сдала для мальчишки свою кровь. И он снова выжил!

— Был бой за трассу Гомель--Бобруйск. Пехотинцам не удавалось пройти сквозь стену огня, которым нас поливали из вражеского дота. Я соскочил с бронетранспортера, пробрался через кустарники и изо всех сил ударил плечом в раскаленное дуло пулемета. 12 пуль навылет…

Петру тогда было всего 14 лет. Маленького героя, повторившего подвиг Александра Матросова, решили хоронить, как офицера, в гробу. Уже и яму выкопали, и гвозди в крышку стали забивать, когда из домовины послышались слабые хрипы. Затем было 12 операций и полгода реабилитации в госпитале в Цхалтубо.

— Из-за этих ранений мне товарищи дали кличку Штопаный, — вспоминает Петр Филоненко. — Сейчас из нашей танковой бригады я один живой остался — последний солдат.

Петр Филоненко дошел до Рейхстага. Оставив на нем свой автограф, как и многие другие бойцы Красной Армии.

Из баек Александра Ширвиндта:
Первый раз в Израиль мы с Державиным летели из Риги через Симферополь. Прямых рейсов из Москвы ещё не было. Попутчиком оказался израильтянин.
Насмотревшись на пустые полки тогдашних наших магазинов, он говорил мне:
- Как вы тут живёте? Уезжайте в Израиль.
В Симферополе из самолёта не выпускали, так как таможню мы прошли в Риге, тогда ещё советской. А нам с Мишей захотелось коньячка. Мы попросили разрешения постоять вверху на трапе, подышать воздухом. Пограничники нас узнали. Мы попросили достать бутылку коньяка. Кто-то куда-то сбегал и принёс.
Наблюдавший эту сцену израильтянин сказал мне:
- Ну, вам пока можно не уезжать...

❤️ «Мы с мужем, Александром Сергеевичем Лазаревым, не стремились завоевывать мир. Пятьдесят один год у нас был свой мир — один на двоих, и никогда не было никакого соперничества. Когда стали много играть вместе, то часто подсказывали друг другу, помогали, но делали это своеобразно: не жалели, говорили все как есть, особенно Саша.
Запомнила на всю жизнь, как наш коллега по Театру Маяковского, Игорь Костолевский однажды сказал: «Если хотите спросить меня про Сашу со Светой, то лучше пойдите, посмотрите на их репетицию — это отдельный спектакль». Я человек очень экспансивный, жестикулярный, мне тяжело держать все в себе. Саша надо мной смеялся и всегда придирчиво следил: «Что ты делаешь? Прекрати мотать ногой». Я прекращала, но тогда начинала вертеть рукой, а он опять: «Света, убери руку!» Да, мы могли разругаться, обидеться друг на друга, но моментально мирились…».
© Светлана Немоляева