Мамины обиды
Прочитала тут в блогах длинный и интересный тред. Общая идея: вот живёт семья, мама с папой в разводе, а ещё два выросших ребёнка, у всех разные судьбы, и оба ребёнка насмерть стоят – не желают общаться с мамой. Мотивируют по-разному; одинаково тверды лишь в намерении исключить маму из своей жизни. Мама при этом в огорчении и недоумении («да что я сделала-то?»), но, судя по исходной вводной, от идеи наладить отношения и сблизиться с выросшими детьми не отказывается. А, да, вишенка на торте: все участники истории ходят по психотерапевтам, все решают свои личные проблемы; клинч «мама рвётся в жизнь детей, дети упёрлись и не пускают» от этого не рассасывается.
Самое интересное в этом всём, несомненно, комменты. Примерно 80%, нет, даже 85%, не меньше – в жанре «да моя мама тоже была и есть такая, невозможно с ней общаться, нафиг-нафиг, надо держать её на дальней дистанции, иначе никак не выжить». Малый процент комментов – от «мамозащитников»: ну вот вы не понимаете, ну зачем так вовлекаться, надо успокоиться, понять, простить. И где-то на второй странице возникает, как мне кажется, главный страх родительско-детских отношений: «Ну какие же вы жестокие, вы сейчас так с мамой – а вот потом вас ваши дети будут осуждать!». Или вот: «Мне мой сын 25 лет заявил, что НИКОГДА не простит того, что я его отправляла к бабушке на лето. А что я сделала-то? Ему было 5 лет, он два лета провёл там со свекровью – ну кто ж мог подумать? А ещё он упрекает меня в том, что я не заставила его заниматься рисованием и музыкой в детстве, и он не достиг в этом успехов». Комментаторы растеряны – нет, ну а что делать-то? Дети всё равно недовольны. Вот что ни делай, всё равно идеально не сделаешь, на психотерапию потребуется примерно пять лет.
А знаете, чего я скажу? Во-первых, «простить маму» - не означает индульгенции на то, чтобы со своими детьми творить что угодно и тоже быть обязательно прощённым. Вовсе нет. А во-вторых, тут ведь упомянута важная штука, о которой мало кто сегодня задумывается. Воспитанием сегодня много кто заморочен: мамочки (папочки – существенно, намного меньше) сидят на форумах и в сообществах, читают книжки и таскают детей по школам раннего развития, чтобы дать им максимально лучшее. И, тем не менее, «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся». Минутное пренебрежение, дурацкий поступок, неверный выбор (который родители вполне могут совершить – они же живые люди!) – всё это оставит след на детской психике, и ребёнок пронесёт эту память и обиду через года. Пойдёт на психотерапию – там ему помогут сформулировать. Не пойдёт – ну, начитается статей в интернете и ещё больше обидится, и поймёт, как он был прав и как мама его травмировала.
И, главное, с этим трудно спорить. Да, травмировала. Да, иногда специально (не понимая, насколько серьёзно), иногда сглупу, иногда просто не заметив. И да, это неприятно вспоминать и, возможно, на всю жизнь выросшего дитяти это повлияло.Но! Одну штуку почему-то не понимают и комментаторы-«дети» (идентифицирующие себя с детьми) и комментаторы-«мамы». Если отношения ещё живы, их вполне можно продолжать. И если ребёнок предъявляет свои обиды и претензии, иногда вполне инфантильные («ты не заставляла меня ходить в художку! А ведь я мог бы отлично рисовать, если бы кто-то меня принуждал ежедневно заниматься!!!») – то это не телепрограмма «К барьеру», в которой одну сторону признают победителем, а другую проигравшим, и выдадут седло большое, ковёр и телевизор приз зрительских симпатий. Это новый раунд отношений: «Мама, ты ошиблась, ты поступила неправильно и сделала мне плохо!» – «Прости, пожалуйста, мне очень жаль. Я что-то могу сделать, чтобы помочь тебе вот сегодня, тебе сегодняшнему – уже взрослому?». (И отмечу, что: «Мама, ты мне по гроб жизни должна и будешь содержать меня и ежедневно каяться, раз я из-за тебя не стал Пикассо» – неправильный ответ. Это не взрослый ответ, да и не поможет это никому из участников ситуации).
Обычно претензии маме предъявляются только для одной цели: чтобы она сказала, что ей, как в рекламном слогане, НЕ ВСЁ РАВНО. И что она сожалеет о своей ошибке.А у нас, в нашей культуре, почему-то ошибка (особенно ошибка в воспитании) представляется ну настолько фатальной и настолько неисправимой, что признать её – расписаться в полном своём родительском фиаско. И ещё в том, что своими руками толкнул своё невинное дитя на путь погибели. Конечно, мамам от этого признания очень больно, настолько больно, что они готовы на что угодно, лишь бы никогда, никогда не возникло обсуждение на тему: «Возможно, я была не такой уж хорошей мамой!».
У меня есть подруга, мама которой настолько не выносит любых, даже мимолётных намёков на свою неидеальность, что готова по дочке на танке ездить, лишь бы не услышать, что в детстве с дочерью она, возможно, хоть раз не слишком хорошо обошлась. У подруги непростая семейная ситуация, семейный кризис, и на деле мама ей помогает – она ведь и впрямь её любит, тут я даже не сомневаюсь. Но когда дочка даже случайно говорит что-то вроде: «А вот у нас с мужем вот то… Это потому, что я с детства привыкла к….», мама с пол-оборота начинает: «Да ты сама виновата, да это всё ты, да зачем ты ему позволила?...». Маму гложет собственная вина за то, что она что-то недодала и в чём-то провинилась, и это настолько больно, что она не замечает, как делает плохо собственному ребёнку. Дочке, которую, повторюсь, очень любит и на деле которой она очень помогает. Семейную ситуацию подруги мамина вина не сильно упрощает, и вместо поддержки дочь вынуждена крепиться и собирать нервы в кулак не только с мужем, но и с мамой.
А теперь скажу о том, что думаю об этом как психолог: я считаю, что, конечно, очень-очень важно проговорить и выпустить все обиды. Нет, я не верю в то, что любую обиду на близких по определению нужно «понять, простить и отпустить». Ну, хотя бы потому, что не всё можно простить. И, кроме того, если прощение ОБЯЗАТЕЛЬНО, гарантировано – оно не является свободным выбором. Ну ведь у вас нет свободного выбора, дышать вам или не дышать? (По крайней мере, если хотите и дальше жить). Или там дышать кислородом или же на азот перейти (раз его в атмосфере больше). А вот прощение может быть настоящим только тогда, когда оно – результат свободного выбора.
Поэтому я, несомненно, поддерживаю и буду поддерживать клиентов в выплёскивании обид на близких. Но для начала – в тиши кабинета и с запертыми дверями. Да, я все обиды обязательно выслушаю и мы обязательно с ними поработаем. Но я настаиваю, чтобы на родителей (или на любых близких) выплёскивать все непереработанные эмоции всё-таки погодить. Опять же, я запретить что-то делать свободным людям просто не в состоянии. Захотят – кому угодно в лицо всё скажут. Но я бы всё-таки настаивала, чтобы не сразу и не вдруг, не под горячую руку, а обдуманно и с пониманием последствий. Обычно я говорю клиенту: «Если у тебя есть запасная мама, то ты, конечно, можешь вот этой своей маме сегодня вечером прям всё и вывалить. А если мама у тебя одна, то давай сперва со мной обсудим, а потом ты решишь сам, что делать и что маме сказать».
Всё-таки, к реальным отношениям нужно бережнее. Просто потому, что высказанные маме детские обиды – это не попытка уязвить насмерть, и не признание «ты была плохой матерью и теперь ты НИКТО» (мамский труд – это долгая и тяжелая работа, и, если она ничего не значит – то большой кусок жизни спущен в унитаз). И не попытка обесценить разом всё, всё, всё что сделано для ребёнка. Это жалоба ребёнка своему самому близкому человеку: мама, мне вот тогда, в такой вот ситуации, было плохо. Очень плохо. Да, причиной этих страданий была ты – но мне важно, чтобы ты меня поняла и пожалела. Пожалей меня, а?
Да, все мы знаем, что мамам больно такие вещи слышать. Очень больно. Возможен пышный букет реакций: «Ты всё врешь, ничего плохого не было» (отрицание), «Ты хреновая дочь, у тебя говно характер, на всё жалуешься и тебе вообще не угодишь» (встречное обвинение), «Да ничего такого в этом страшного, вон у других и хуже было, а они из этого трагедию не делают» (обесценивание переживаний), или «Хватит прошлое ворошить, нужно жить настоящим и не помнить дурного» (отказ в поддержке). Это точно не то, ради чего ребёнок жалуется маме. И получив это вместо поддержки: «Мне очень жаль, я сожалею, что тебе было так плохо», ребёнок удивлён, подавлен, чувствует себя ненужным и непринятым. И добрым отношениям между родителями и детьми это не на пользу.
Хочется повторить для родителей и детей: пока вы живы, пока вы общаетесь и у вас претензии друг к другу – ваши отношения живы и у них есть перспектива. И можно признавать вину, благодарить за добро и сожалеть об ошибках. Если вам важно, конечно, оставить эти отношения в живых. Потому как самый эффективный способ умертвить отношения – всё-таки «жить, как будто бы ничего не было». Проблемы, которые отрицаются, обязательно найдут способ заявить о себе. И могу уверить: это, скорее всего, будет в самый неподходящий момент вашей жизни.
Елизавета Павлова
Прочитала тут в блогах длинный и интересный тред. Общая идея: вот живёт семья, мама с папой в разводе, а ещё два выросших ребёнка, у всех разные судьбы, и оба ребёнка насмерть стоят – не желают общаться с мамой. Мотивируют по-разному; одинаково тверды лишь в намерении исключить маму из своей жизни. Мама при этом в огорчении и недоумении («да что я сделала-то?»), но, судя по исходной вводной, от идеи наладить отношения и сблизиться с выросшими детьми не отказывается. А, да, вишенка на торте: все участники истории ходят по психотерапевтам, все решают свои личные проблемы; клинч «мама рвётся в жизнь детей, дети упёрлись и не пускают» от этого не рассасывается.
Самое интересное в этом всём, несомненно, комменты. Примерно 80%, нет, даже 85%, не меньше – в жанре «да моя мама тоже была и есть такая, невозможно с ней общаться, нафиг-нафиг, надо держать её на дальней дистанции, иначе никак не выжить». Малый процент комментов – от «мамозащитников»: ну вот вы не понимаете, ну зачем так вовлекаться, надо успокоиться, понять, простить. И где-то на второй странице возникает, как мне кажется, главный страх родительско-детских отношений: «Ну какие же вы жестокие, вы сейчас так с мамой – а вот потом вас ваши дети будут осуждать!». Или вот: «Мне мой сын 25 лет заявил, что НИКОГДА не простит того, что я его отправляла к бабушке на лето. А что я сделала-то? Ему было 5 лет, он два лета провёл там со свекровью – ну кто ж мог подумать? А ещё он упрекает меня в том, что я не заставила его заниматься рисованием и музыкой в детстве, и он не достиг в этом успехов». Комментаторы растеряны – нет, ну а что делать-то? Дети всё равно недовольны. Вот что ни делай, всё равно идеально не сделаешь, на психотерапию потребуется примерно пять лет.
А знаете, чего я скажу? Во-первых, «простить маму» - не означает индульгенции на то, чтобы со своими детьми творить что угодно и тоже быть обязательно прощённым. Вовсе нет. А во-вторых, тут ведь упомянута важная штука, о которой мало кто сегодня задумывается. Воспитанием сегодня много кто заморочен: мамочки (папочки – существенно, намного меньше) сидят на форумах и в сообществах, читают книжки и таскают детей по школам раннего развития, чтобы дать им максимально лучшее. И, тем не менее, «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся». Минутное пренебрежение, дурацкий поступок, неверный выбор (который родители вполне могут совершить – они же живые люди!) – всё это оставит след на детской психике, и ребёнок пронесёт эту память и обиду через года. Пойдёт на психотерапию – там ему помогут сформулировать. Не пойдёт – ну, начитается статей в интернете и ещё больше обидится, и поймёт, как он был прав и как мама его травмировала.
И, главное, с этим трудно спорить. Да, травмировала. Да, иногда специально (не понимая, насколько серьёзно), иногда сглупу, иногда просто не заметив. И да, это неприятно вспоминать и, возможно, на всю жизнь выросшего дитяти это повлияло.Но! Одну штуку почему-то не понимают и комментаторы-«дети» (идентифицирующие себя с детьми) и комментаторы-«мамы». Если отношения ещё живы, их вполне можно продолжать. И если ребёнок предъявляет свои обиды и претензии, иногда вполне инфантильные («ты не заставляла меня ходить в художку! А ведь я мог бы отлично рисовать, если бы кто-то меня принуждал ежедневно заниматься!!!») – то это не телепрограмма «К барьеру», в которой одну сторону признают победителем, а другую проигравшим, и выдадут седло большое, ковёр и телевизор приз зрительских симпатий. Это новый раунд отношений: «Мама, ты ошиблась, ты поступила неправильно и сделала мне плохо!» – «Прости, пожалуйста, мне очень жаль. Я что-то могу сделать, чтобы помочь тебе вот сегодня, тебе сегодняшнему – уже взрослому?». (И отмечу, что: «Мама, ты мне по гроб жизни должна и будешь содержать меня и ежедневно каяться, раз я из-за тебя не стал Пикассо» – неправильный ответ. Это не взрослый ответ, да и не поможет это никому из участников ситуации).
Обычно претензии маме предъявляются только для одной цели: чтобы она сказала, что ей, как в рекламном слогане, НЕ ВСЁ РАВНО. И что она сожалеет о своей ошибке.А у нас, в нашей культуре, почему-то ошибка (особенно ошибка в воспитании) представляется ну настолько фатальной и настолько неисправимой, что признать её – расписаться в полном своём родительском фиаско. И ещё в том, что своими руками толкнул своё невинное дитя на путь погибели. Конечно, мамам от этого признания очень больно, настолько больно, что они готовы на что угодно, лишь бы никогда, никогда не возникло обсуждение на тему: «Возможно, я была не такой уж хорошей мамой!».
У меня есть подруга, мама которой настолько не выносит любых, даже мимолётных намёков на свою неидеальность, что готова по дочке на танке ездить, лишь бы не услышать, что в детстве с дочерью она, возможно, хоть раз не слишком хорошо обошлась. У подруги непростая семейная ситуация, семейный кризис, и на деле мама ей помогает – она ведь и впрямь её любит, тут я даже не сомневаюсь. Но когда дочка даже случайно говорит что-то вроде: «А вот у нас с мужем вот то… Это потому, что я с детства привыкла к….», мама с пол-оборота начинает: «Да ты сама виновата, да это всё ты, да зачем ты ему позволила?...». Маму гложет собственная вина за то, что она что-то недодала и в чём-то провинилась, и это настолько больно, что она не замечает, как делает плохо собственному ребёнку. Дочке, которую, повторюсь, очень любит и на деле которой она очень помогает. Семейную ситуацию подруги мамина вина не сильно упрощает, и вместо поддержки дочь вынуждена крепиться и собирать нервы в кулак не только с мужем, но и с мамой.
А теперь скажу о том, что думаю об этом как психолог: я считаю, что, конечно, очень-очень важно проговорить и выпустить все обиды. Нет, я не верю в то, что любую обиду на близких по определению нужно «понять, простить и отпустить». Ну, хотя бы потому, что не всё можно простить. И, кроме того, если прощение ОБЯЗАТЕЛЬНО, гарантировано – оно не является свободным выбором. Ну ведь у вас нет свободного выбора, дышать вам или не дышать? (По крайней мере, если хотите и дальше жить). Или там дышать кислородом или же на азот перейти (раз его в атмосфере больше). А вот прощение может быть настоящим только тогда, когда оно – результат свободного выбора.
Поэтому я, несомненно, поддерживаю и буду поддерживать клиентов в выплёскивании обид на близких. Но для начала – в тиши кабинета и с запертыми дверями. Да, я все обиды обязательно выслушаю и мы обязательно с ними поработаем. Но я настаиваю, чтобы на родителей (или на любых близких) выплёскивать все непереработанные эмоции всё-таки погодить. Опять же, я запретить что-то делать свободным людям просто не в состоянии. Захотят – кому угодно в лицо всё скажут. Но я бы всё-таки настаивала, чтобы не сразу и не вдруг, не под горячую руку, а обдуманно и с пониманием последствий. Обычно я говорю клиенту: «Если у тебя есть запасная мама, то ты, конечно, можешь вот этой своей маме сегодня вечером прям всё и вывалить. А если мама у тебя одна, то давай сперва со мной обсудим, а потом ты решишь сам, что делать и что маме сказать».
Всё-таки, к реальным отношениям нужно бережнее. Просто потому, что высказанные маме детские обиды – это не попытка уязвить насмерть, и не признание «ты была плохой матерью и теперь ты НИКТО» (мамский труд – это долгая и тяжелая работа, и, если она ничего не значит – то большой кусок жизни спущен в унитаз). И не попытка обесценить разом всё, всё, всё что сделано для ребёнка. Это жалоба ребёнка своему самому близкому человеку: мама, мне вот тогда, в такой вот ситуации, было плохо. Очень плохо. Да, причиной этих страданий была ты – но мне важно, чтобы ты меня поняла и пожалела. Пожалей меня, а?
Да, все мы знаем, что мамам больно такие вещи слышать. Очень больно. Возможен пышный букет реакций: «Ты всё врешь, ничего плохого не было» (отрицание), «Ты хреновая дочь, у тебя говно характер, на всё жалуешься и тебе вообще не угодишь» (встречное обвинение), «Да ничего такого в этом страшного, вон у других и хуже было, а они из этого трагедию не делают» (обесценивание переживаний), или «Хватит прошлое ворошить, нужно жить настоящим и не помнить дурного» (отказ в поддержке). Это точно не то, ради чего ребёнок жалуется маме. И получив это вместо поддержки: «Мне очень жаль, я сожалею, что тебе было так плохо», ребёнок удивлён, подавлен, чувствует себя ненужным и непринятым. И добрым отношениям между родителями и детьми это не на пользу.
Хочется повторить для родителей и детей: пока вы живы, пока вы общаетесь и у вас претензии друг к другу – ваши отношения живы и у них есть перспектива. И можно признавать вину, благодарить за добро и сожалеть об ошибках. Если вам важно, конечно, оставить эти отношения в живых. Потому как самый эффективный способ умертвить отношения – всё-таки «жить, как будто бы ничего не было». Проблемы, которые отрицаются, обязательно найдут способ заявить о себе. И могу уверить: это, скорее всего, будет в самый неподходящий момент вашей жизни.
Елизавета Павлова
Показать больше
1 год назад
2 годы назад
2 годы назад
Если я сама тебе напишу ты обещаешь со мной пойти на встречу, пройти прогуляться или просто выпить кофе а там уже как получиться?
2 годы назад
2 годы назад
1 год назад
Спокойная, терпеливая женщина, ценю в мужчине заботу и ласку. Предлагаю для начала пообщаться, а потом уже можно будет и встретиться
Ксения
Ксения
1 год назад
Трагедия хороших девочек
Предполагается, что дорога между маленькой девочкой и ее матерью будет улицей с односторонним движением, по которой движется постоянный поток поддержки от матери к дочери. Нет никаких сомнений в том, что маленькие девочки полностью зависят от своих матерей и их физической, психологической и эмоциональной поддержки.
Однако одним из широко распространенных видов материнской травмы является обратная динамика, когда мать становится нездорово зависимой от дочери и требует от нее психологической и эмоциональной поддержки. Эта перемена ролей тяжело травмирует девочку, оказывая долговременное влияние на ее самооценку, уверенность в себе и чувство собственной ценности.
Алиса Миллер описывает эту динамику в своей книге «Драма одаренного ребенка». Мать после рождения ребенка подсознательно ощущает, что наконец у нее есть кто-то, кто будет любить ее безусловно, и начинает использовать ребенка для удовлетворения собственных потребностей, которые не были удовлетворены в ее детстве. В этом случае ребенок начинает нести на себе проекцию бабушки — матери собственной матери. Это ставит дочь в невозможную ситуацию, когда она несет ответственность за благополучие и счастье своей матери.
Это вынуждает дочь подавлять свои собственные потребности, необходимые для развития, чтобы удовлетворять эмоциональные потребности своей матери. Вместо того, чтобы получать от матери поддержку, от дочери ожидается, что она будет поддерживать свою мать. Вместо того, чтобы чувствовать в матери надежную опору для собственных эмоций и исследований, от нее ожидается, что она будет надежной эмоциональной опорой для своей матери.
Дочь уязвима и ее выживание полностью зависит от матери, так что у нее нет особого выбора; ей остается либо смириться и удовлетворять нужды своей матери, либо в какой-то степени ей противостоять.
Мать эксплуатирует дочь, назначая ее на взрослые роли — суррогатного супруга, лучшей подруги или своего терапевта.
Когда от дочери требуется эмоциональная поддержка для ее матери, для нее становится невозможным полагаться на свою мать в достаточной степени, чтобы удовлетворять свои собственные потребности.
Вот несколько способов, как парентифицированная дочь может отвечать на такую динамику:
«Если я буду очень, очень хорошей девочкой (послушной, тихой и ни в чем не буду нуждаться), тогда мама наконец меня увидит и позаботится обо мне» или
«Если я буду сильной и буду защищать маму, она меня увидит» или
«Если я дам маме то, что она хочет, она перестанет со мной так обращаться,» и так далее.
motherdoughter1В своей взрослой жизни мы можем проецировать эту динамику на других людей. Например, в отношениях: «Если только я буду очень сильно стараться быть достаточно хорошей для него, он станет верным мужем.» В работе и карьере: «Ну вот еще один сертификат и еще одно повышение, и я буду достойна высокой оплаты.»
Такие матери устраивают соревнование со своими дочерьми за главный приз — быть дочерью и получать заботу.
Послание, заложенное в такой конкуренции, звучит так: «Материнской любви всем не хватит.» Девочки вырастают в убеждении, что любовь, принятие, одобрение и поддержка очень ограничены, их очень мало, и нужно очень тяжело трудиться, чтобы их заслужить. И во взрослой жизни мы продолжаем создавать и привлекать ситуации, которые подтверждают это убеждение. (Это также актуально и для мужчин).
Дочери, ставшие матерями своим мамам, лишены детства.
Такая дочь не получает подтверждения себя как отдельного человека, как личности, она получает подтверждение и одобрение только в результате выполнения какой-либо функции (облегчения боли матери).
Мать ожидает от дочери, что та будет выслушивать ее проблемы и просит ее об утешении собственных взрослых страхов и тревоги. От дочери ожидается, что она избавит мать от проблем или наведет порядок в ее жизни, на физическом или эмоциональном уровне. К ней могут регулярно обращаться как к человеку, способному решать проблемы или выступать посредником.
Такие матери убеждают своих дочерей в том, что они слабы как матери, что они motherdoughter2перегружены и неспособны справляться с жизнью. Таким образом они сообщают дочерям, что их собственные нужды — это чересчур для такой матери, и ребенок начинает винить себя уже за одно свое существование. Маленькая девочка получает послание, что у нее нет права на потребности, у нее нет права быть услышанной или признанной как личность.
Парентифицированные дочери могут продолжать играть свою роль и во взрослой жизни. Например, единственная возможность для такой дочери получить признание или одобрение от матери — это быть защитницей матери или спасительницей.
Выражение и озвучивание собственных потребностей может быть чревато отвержением или насилием со стороны матери.
Взрослея, дочь может бояться, что маму слишком «легко расстроить», поэтому дочь может скрывать свою правду из страха, как это может повлиять на маму. Мать может включаться в эту игру и играть роль жертвы, вынуждая дочь считать себя преступницей, если она посмеет выразить свою собственную, отдельную реальность. У дочери это может привести к подсознательному убеждению «Меня слишком много. Мое истинное я ранит окружающих. Мне нужно оставаться маленькой, чтобы выжить и быть любимой.»
Такие дочери могут нести в себе как проекцию «хорошей матери» для своих матерей, так и проекцию «плохой матери». Например, это может произойти, когда дочь готова эмоционально отделиться от матери, став взрослой. Мать в этом случае может подсознательно воспринимать сепарацию дочери как повторение собственной истории со своей матерью, когда та ее отвергла. Мать в этом случае может отреагировать чрезмерной инфантильной яростью, пассивной обидой или жестокой критикой.
Матери, которые эксплуатируют своих дочерей подобным образом, обычно часто говорят им: «Не смей меня обвинять!» или «Ах ты неблагодарная!», если дочь выражает недовольство отношениями или пытается поговорить с матерью о важном. После того, как дочери были лишены детства в угоду потребностям своих матерей, они же подвергаются критике за смелость попытаться обсудить отношения и их развитие.
Такие матери не готовы видеть свою роль в страданиях дочери, потому что для них это слишком больно. И очень часто они сами отрицают то, как их собственные отношения с матерью повлияли на их жизнь. «Не смей обвинять мать» — это способ посеять чувство стыда и заставить дочерей замолчать и не говорить о той боли, которую они испытали.
Если мы хотим вернуть себе свою силу, мы должны быть готовы увидеть, насколько наши матери действительно виноваты в нашей детской боли — и в качестве уже взрослых, насколько мы полностью ответственны за исцеление этих ран внутри себя.
Частью бытия в своей силе является также и способность причинить вред, неважно осознанно или неосознанно. Неважно, известно матерям, сколько вреда они причинили, и насколько неприятно им это осознавать, они остаются ответственными за эту боль. Дочери должны вернуть себе право на боль. Если они этого не делают, истинного исцеления не происходит. Они продолжат саботировать себя и ограничивать свою способность жить и процветать в этом мире.
Патриархат настолько подавил женщин, что когда они становятся матерями, они часто обращаются к своим дочерям за любовью, признанием и одобрением, по которым они сами изголодались. Это голод, который дочь никогда не может удовлетворить. Тем не менее поколение за поколением ни в чем не повинные дочери предлагают себя, с готовностью приносят себя в жертву на алтаре страданий и голода собственных матерей, в надежде, что в один день они наконец станут «достаточно хорошими» для них. Это детская надежда, что «если я накормлю маму», она сможет, возможно, накормить меня, свою дочь. Это никогда не происходит. Вы можете накормить собственный голод, только исцелив свою материнскую травму, и вернув себе свою жизнь и свою ценность.
Мы должны прекратить жертвовать собой ради наших матерей, потому что наша жертва не приносит им удовлетворения. Единственное, что может утолить ее боль — это изменения, которые могут произойти только с ней самой, по ее собственной инициативе. Боль вашей матери — это ее ответственность, не ваша.
Если мы отказываемся признать вину наших матерей в своих страданиях, мы продолжаем идти по жизни с ощущением, что с нами что-то не так, что мы плохие или в чем-то дефектные.Это происходит потому, что легче испытывать чувство стыда, чем встретиться лицом к лицу с болью от осознания правды, что наши матери нас отвергали и использовали. Таким образом, стыд становится защитным буфером, прячущим нас от боли правды.
Маленькая девочка внутри лучше будет мучиться чувством стыда и ненависти к себе, потому что это сохраняет для нее иллюзию хорошей матери.
(Мы держимся за это чувство стыда так же, как держимся за ощущение матери. Таким образом, стыдя самих себя, мы создаем у себя иллюзию, что получаем материнскую заботу.)
Чтобы наконец отпустить эту ненависть к себе и самосаботаж, нам нужно помочь нашему внутреннему ребенку осознать, что неважно насколько лояльна она будет матери, продолжая быть маленькой и слабой, это никогда не вынудит мать измениться и стать такой матерью, о которой она так мечтает.
Мы должны обрести смелость вернуть своим матерям ту боль, которую они просили нас нести за них. Мы возвращаем им боль вместе с ответственностью — отдавая ее туда, где она на самом деле должна быть, восстанавливая здоровую динамику, где взрослый — это мать, а не ребенок. Будучи детьми, мы не отвечаем за выбор и поведение окружающих нас взрослых. Как только мы действительно это понимаем, мы можем взять на себя полную ответственность за то, чтобы это проработать, признать как все это повлияло на нашу жизнь, и наконец сделать новый выбор, соответствующий нашему внутреннему устройству.
Многие женщины пытаются избежать этого шага и перейти напрямую к прощению и эмпатии — и это может держать их на месте. Невозможно действительно двигаться вперед, если ты не знает откуда ты начинаешь движение.
Предполагается, что дорога между маленькой девочкой и ее матерью будет улицей с односторонним движением, по которой движется постоянный поток поддержки от матери к дочери. Нет никаких сомнений в том, что маленькие девочки полностью зависят от своих матерей и их физической, психологической и эмоциональной поддержки.
Однако одним из широко распространенных видов материнской травмы является обратная динамика, когда мать становится нездорово зависимой от дочери и требует от нее психологической и эмоциональной поддержки. Эта перемена ролей тяжело травмирует девочку, оказывая долговременное влияние на ее самооценку, уверенность в себе и чувство собственной ценности.
Алиса Миллер описывает эту динамику в своей книге «Драма одаренного ребенка». Мать после рождения ребенка подсознательно ощущает, что наконец у нее есть кто-то, кто будет любить ее безусловно, и начинает использовать ребенка для удовлетворения собственных потребностей, которые не были удовлетворены в ее детстве. В этом случае ребенок начинает нести на себе проекцию бабушки — матери собственной матери. Это ставит дочь в невозможную ситуацию, когда она несет ответственность за благополучие и счастье своей матери.
Это вынуждает дочь подавлять свои собственные потребности, необходимые для развития, чтобы удовлетворять эмоциональные потребности своей матери. Вместо того, чтобы получать от матери поддержку, от дочери ожидается, что она будет поддерживать свою мать. Вместо того, чтобы чувствовать в матери надежную опору для собственных эмоций и исследований, от нее ожидается, что она будет надежной эмоциональной опорой для своей матери.
Дочь уязвима и ее выживание полностью зависит от матери, так что у нее нет особого выбора; ей остается либо смириться и удовлетворять нужды своей матери, либо в какой-то степени ей противостоять.
Мать эксплуатирует дочь, назначая ее на взрослые роли — суррогатного супруга, лучшей подруги или своего терапевта.
Когда от дочери требуется эмоциональная поддержка для ее матери, для нее становится невозможным полагаться на свою мать в достаточной степени, чтобы удовлетворять свои собственные потребности.
Вот несколько способов, как парентифицированная дочь может отвечать на такую динамику:
«Если я буду очень, очень хорошей девочкой (послушной, тихой и ни в чем не буду нуждаться), тогда мама наконец меня увидит и позаботится обо мне» или
«Если я буду сильной и буду защищать маму, она меня увидит» или
«Если я дам маме то, что она хочет, она перестанет со мной так обращаться,» и так далее.
motherdoughter1В своей взрослой жизни мы можем проецировать эту динамику на других людей. Например, в отношениях: «Если только я буду очень сильно стараться быть достаточно хорошей для него, он станет верным мужем.» В работе и карьере: «Ну вот еще один сертификат и еще одно повышение, и я буду достойна высокой оплаты.»
Такие матери устраивают соревнование со своими дочерьми за главный приз — быть дочерью и получать заботу.
Послание, заложенное в такой конкуренции, звучит так: «Материнской любви всем не хватит.» Девочки вырастают в убеждении, что любовь, принятие, одобрение и поддержка очень ограничены, их очень мало, и нужно очень тяжело трудиться, чтобы их заслужить. И во взрослой жизни мы продолжаем создавать и привлекать ситуации, которые подтверждают это убеждение. (Это также актуально и для мужчин).
Дочери, ставшие матерями своим мамам, лишены детства.
Такая дочь не получает подтверждения себя как отдельного человека, как личности, она получает подтверждение и одобрение только в результате выполнения какой-либо функции (облегчения боли матери).
Мать ожидает от дочери, что та будет выслушивать ее проблемы и просит ее об утешении собственных взрослых страхов и тревоги. От дочери ожидается, что она избавит мать от проблем или наведет порядок в ее жизни, на физическом или эмоциональном уровне. К ней могут регулярно обращаться как к человеку, способному решать проблемы или выступать посредником.
Такие матери убеждают своих дочерей в том, что они слабы как матери, что они motherdoughter2перегружены и неспособны справляться с жизнью. Таким образом они сообщают дочерям, что их собственные нужды — это чересчур для такой матери, и ребенок начинает винить себя уже за одно свое существование. Маленькая девочка получает послание, что у нее нет права на потребности, у нее нет права быть услышанной или признанной как личность.
Парентифицированные дочери могут продолжать играть свою роль и во взрослой жизни. Например, единственная возможность для такой дочери получить признание или одобрение от матери — это быть защитницей матери или спасительницей.
Выражение и озвучивание собственных потребностей может быть чревато отвержением или насилием со стороны матери.
Взрослея, дочь может бояться, что маму слишком «легко расстроить», поэтому дочь может скрывать свою правду из страха, как это может повлиять на маму. Мать может включаться в эту игру и играть роль жертвы, вынуждая дочь считать себя преступницей, если она посмеет выразить свою собственную, отдельную реальность. У дочери это может привести к подсознательному убеждению «Меня слишком много. Мое истинное я ранит окружающих. Мне нужно оставаться маленькой, чтобы выжить и быть любимой.»
Такие дочери могут нести в себе как проекцию «хорошей матери» для своих матерей, так и проекцию «плохой матери». Например, это может произойти, когда дочь готова эмоционально отделиться от матери, став взрослой. Мать в этом случае может подсознательно воспринимать сепарацию дочери как повторение собственной истории со своей матерью, когда та ее отвергла. Мать в этом случае может отреагировать чрезмерной инфантильной яростью, пассивной обидой или жестокой критикой.
Матери, которые эксплуатируют своих дочерей подобным образом, обычно часто говорят им: «Не смей меня обвинять!» или «Ах ты неблагодарная!», если дочь выражает недовольство отношениями или пытается поговорить с матерью о важном. После того, как дочери были лишены детства в угоду потребностям своих матерей, они же подвергаются критике за смелость попытаться обсудить отношения и их развитие.
Такие матери не готовы видеть свою роль в страданиях дочери, потому что для них это слишком больно. И очень часто они сами отрицают то, как их собственные отношения с матерью повлияли на их жизнь. «Не смей обвинять мать» — это способ посеять чувство стыда и заставить дочерей замолчать и не говорить о той боли, которую они испытали.
Если мы хотим вернуть себе свою силу, мы должны быть готовы увидеть, насколько наши матери действительно виноваты в нашей детской боли — и в качестве уже взрослых, насколько мы полностью ответственны за исцеление этих ран внутри себя.
Частью бытия в своей силе является также и способность причинить вред, неважно осознанно или неосознанно. Неважно, известно матерям, сколько вреда они причинили, и насколько неприятно им это осознавать, они остаются ответственными за эту боль. Дочери должны вернуть себе право на боль. Если они этого не делают, истинного исцеления не происходит. Они продолжат саботировать себя и ограничивать свою способность жить и процветать в этом мире.
Патриархат настолько подавил женщин, что когда они становятся матерями, они часто обращаются к своим дочерям за любовью, признанием и одобрением, по которым они сами изголодались. Это голод, который дочь никогда не может удовлетворить. Тем не менее поколение за поколением ни в чем не повинные дочери предлагают себя, с готовностью приносят себя в жертву на алтаре страданий и голода собственных матерей, в надежде, что в один день они наконец станут «достаточно хорошими» для них. Это детская надежда, что «если я накормлю маму», она сможет, возможно, накормить меня, свою дочь. Это никогда не происходит. Вы можете накормить собственный голод, только исцелив свою материнскую травму, и вернув себе свою жизнь и свою ценность.
Мы должны прекратить жертвовать собой ради наших матерей, потому что наша жертва не приносит им удовлетворения. Единственное, что может утолить ее боль — это изменения, которые могут произойти только с ней самой, по ее собственной инициативе. Боль вашей матери — это ее ответственность, не ваша.
Если мы отказываемся признать вину наших матерей в своих страданиях, мы продолжаем идти по жизни с ощущением, что с нами что-то не так, что мы плохие или в чем-то дефектные.Это происходит потому, что легче испытывать чувство стыда, чем встретиться лицом к лицу с болью от осознания правды, что наши матери нас отвергали и использовали. Таким образом, стыд становится защитным буфером, прячущим нас от боли правды.
Маленькая девочка внутри лучше будет мучиться чувством стыда и ненависти к себе, потому что это сохраняет для нее иллюзию хорошей матери.
(Мы держимся за это чувство стыда так же, как держимся за ощущение матери. Таким образом, стыдя самих себя, мы создаем у себя иллюзию, что получаем материнскую заботу.)
Чтобы наконец отпустить эту ненависть к себе и самосаботаж, нам нужно помочь нашему внутреннему ребенку осознать, что неважно насколько лояльна она будет матери, продолжая быть маленькой и слабой, это никогда не вынудит мать измениться и стать такой матерью, о которой она так мечтает.
Мы должны обрести смелость вернуть своим матерям ту боль, которую они просили нас нести за них. Мы возвращаем им боль вместе с ответственностью — отдавая ее туда, где она на самом деле должна быть, восстанавливая здоровую динамику, где взрослый — это мать, а не ребенок. Будучи детьми, мы не отвечаем за выбор и поведение окружающих нас взрослых. Как только мы действительно это понимаем, мы можем взять на себя полную ответственность за то, чтобы это проработать, признать как все это повлияло на нашу жизнь, и наконец сделать новый выбор, соответствующий нашему внутреннему устройству.
Многие женщины пытаются избежать этого шага и перейти напрямую к прощению и эмпатии — и это может держать их на месте. Невозможно действительно двигаться вперед, если ты не знает откуда ты начинаешь движение.
Показать больше