VPN блочат по всей России, на этот раз снова по протоколам OpenVPN и WireGuard.

Многие пользователи пишут, что совсем ничего не работает, часть – что работает, но с лагами.

Подобные блокировки РКН устраивает с конца мая, пока не особо успешно.

А сколько вам раньше обходился обед в столовой? И сколько сейчас?

А вот что рассказала нам подписчица: «При моей зарплате в 250 рублей, комплексный обед на нашем заводе стоил 55 копеек. Итого на свою зарплату я могла взять 455 обедов. Продукты были качественные и натуральные, вкусные. Обед из качественных продуктов сегодня стоит минимум 400 рублей. А тот обед, что за 200 рублей, то это, извините, еда, где котлета без мяса и пестицидные овощи.»

Героями не рождаются, героями становятся!

А вот немного подробностей от подписчика: «Где-то в журнале я прочитал, что с его семьёй была какая-то неприятная история. Семью Амет-Хан Султана выселяли, потому что его брат прислуживал немцам. Как и другие крымские татары, которые показали немцам горные тропы для прохождения по полуострову. Сохранилось много документов и фотографий на эту тему. Семью сослали после войны. А летчик Султан уже был дважды Героем Советского Союза. Его не тронули.»

Я помню свой первый бой, в котором из нас, сорока двух человек, осталось в живых четырнадцать.
Я ясно вижу, как падал, убитый наповал, мой друг Алик Рафаевич. Он учился во ВГИКе, хотел стать кинооператором, но не стал…
Мы бежали недалеко друг от друга и перекликались — проверяли, живы ли. И вдруг:
— То-о-о-ли-ик!
Обернулся. Алик падает…
Рядом кто-то кричал:
— Чего уставился? Беги со всеми, а то и самому достанется, если на месте-то…
Я бежал, не помня себя, а в голове стучало: нет Алика, нет Алика… Помню эту первую потерю как сейчас…
Из оставшихся в живых сформировали новый полк — и в те же места. Грохот такой стоял, что порой сам себя не слышал. А однажды утром была абсолютная тишина, и в ней неожиданно:
— Ку-ка-ре-ку-у!..
Петух какой-то по старой привычке начинал день. Было удивительно, как только он выжил в этом огне. Значит, жизнь продолжается…
А потом тишину разорвал рев танков. И снова бой.
И снова нас с кем-то соединили, и снова — огненная коловерть… Командиром нашего взвода назначили совсем молоденького, только что из военшколы, лейтенанта. Еще вчера он отдавал команды высоким, от юношеского смущения срывающимся голосом, а сегодня… я увидел его лежащим с запрокинутой головой и остановившимся взглядом.
Я видел, как люди возвращались из боя совершенно неузнаваемыми. Видел, как седели за одну ночь. Раньше я думал, что это просто литературный прием, оказалось — нет. Это прием войны…
Но там же я видел и познал другое. Огромную силу духа, предельную самоотверженность, великую солдатскую дружбу. Человек испытывался по самому большому счету, шел жесточайший отбор, и для фронтовика немыслимо было не поделиться с товарищем последним куском, последним куревом. Может быть, это мелочи, но как передать то святое чувство братства — не знаю, ведь я актер, а не писатель, мне легче показать, чем сказать.
Говорят, человек ко всему привыкает. Я не уверен в этом. Привыкнуть к ежедневным потерям я так и не смог. И время не смягчает все это в памяти…
... Мы все очень надеялись на тот бой. Верили, что сможем выполнить приказ командования: продвинуться в харьковском направлении на пять километров и закрепиться на занятых рубежах. Мороз стоял лютый. Перед атакой зашли в блиндаж погреться. Вдруг — взрыв! И дальше — ничего не помню… Очнулся в госпитале. Три ранения, контузия. Уже в госпитале узнал, что все, кто был рядом, убиты. Мы были засыпаны землей. Подоспевшие солдаты нас отрыли.
В госпитале меня оперировали, вытащили осколок, а потом отправили санпоездом в другой госпиталь, находящийся в дагестанском городе Буйнакске. Помню заставленные кроватями длинные коридоры. И громкий, словно пытающийся сдержать неуемную радость голос Лидии Руслановой: "Валенки, валенки…"
Пластинку ставят несколько раз. Мы знаем: это по просьбе бойца, который сейчас на операции. Ему надо было срочно ампутировать ногу, а в госпитале не осталось анестезирующих средств. Он согласился на операцию без наркоза, только попросил: поставьте "Валенки"…
Когда меня спрашивают, что мне больше всего запомнилось на войне, я неизменно отвечаю: "Люди". Есть страшная статистика: из каждой сотни ребят моего поколения, ушедших на фронт, домой возвратились лишь трое… Я так ясно помню тех, кто не вернулся, и для меня слова "за того парня" звучат уж никак не отвлеченно…
После ранения на фронт я вернуться уже не смог. Меня комиссовали подчистую, никакие мои просьбы и протесты не помогли — комиссия признала меня негодным к воинской службе. И я решил поступать в театральный институт. В этом был своего рода вызов врагу: инвалид, пригодный разве что для работы вахтера (я действительно побывал на такой работе), будет артистом. И здесь война вновь страшно напомнила о себе — требовались парни, а их не было… Так что те слезы в фильме "Белорусский вокзал", в квартирке бывшей медсестры, вовсе не кинематографические.
Лично я не стал бы называть войну школой. Пусть лучше человек учится в других учебных заведениях. Но все же там мы научились ценить Жизнь — не только свою, а ту что с большой буквы. Все остальное уже не так важно…
Анатолий Папанов

Во время Великой Отечественной войны ни из одной советской библиотеки не был изъят Гёте. Ни один оркестр не исключил из репертуара Вагнера. И сегодня Россия также не отказывается ни от Тараса Шевченко, ни от Леси Украинки.
Никто не отменяет Твена и Драйзера. Никому не приходит в голову выбросить из библиотек О'Генри. Никто и никогда не отменит Уильяма Шекспира и Оскара Уайльда, несмотря на то, что оба англичане, а один из них и вовсе гомосексуалист.
Любили, любим и будем любить. Мы дорожим ими не из-за их национальности, сексуальной ориентации или отношения к рабству. А потому, что они больше, чем англичане или американцы, больше, чем приверженцы каких-либо политических взглядов.
Они достояние мира. И наше тоже. Принимая образцы мировой культуры, мы не обедняем свою, а обогащаем её.
Отменяя Достоевского или Чайковского, Запад ничего не отнимает у России - только у себя.
Потому что речь идет о всемирном наследии, в которое внесли свой вклад и американцы, и англичане, и русские, и представители многих других стран. Толстому и Булгакову всё равно, как к ним относятся на Западе. Их невозможно умалить или унизить.
Потому что бессмертным нет дела до политических дрязг. Вы не их отменяете, вы отменяете часть великой культуры в себе. А Россия никогда не откажется ни от Шелли, ни от Вийона, ни от Сэлинджера.
Мы же не идиоты.
© Юнна Петровна Мориц.

Из Бухенвальда – на помост
Иван Васильевич Удодов – первый советский олимпийский чемпион в одном из самых мужских видов спорта – тяжёлой атлетике. Чемпион мира. Двукратный чемпион Европы. Кто бы мог подумать, что скромно улыбающийся на пьедестале парень ещё недавно, в 1945 году, весил 30 кг и не мог самостоятельно передвигаться?
В 1942 году 17-летнего парня родом из Ростовской области угнали на принудительные работы в Германию. На фермерском хозяйстве он так «взбрыкнул», побив спесивого управляющего, что хозяева от греха подальше отправили его в концлагерь. Бухенвальд встретил неприветливо, впрочем, как и всех. К моменту освобождения лагеря войсками союзников Ваня уже не мог ходить, отказали ноги.
Дистрофия лечится тяжело. Полгода, проведённые в больнице, результатов не дали, пока врачи не прописали юноше лёгкие физические нагрузки. Помогло. Лёгкие нагрузки со временем переросли в тяжёлые. И уже в 1951 году новоявленный атлет выиграл чемпионат СССР по тяжёлой атлетике, завоевав путёвку на Олимпийские игры в Хельсинки. Тренеры вспоминали, что спортсмен досконально знал свой организм. Давал ему нагрузки столько, сколько требуется. Таких уникумов было немного.
Фаворитов Олимпийских Игр 1952 года в весе до 56 кг была масса: многократные чемпионы иранцы Намдью (в его честь названа улица в Тегеране) и Мирзаи, египтянин Махгуб, немец Шустер, филиппинец Ландеро. Удодова никто не знал. А он, не участвуя в тактической борьбе, соревновался только со штангой. В итоге победил в троеборье с явным преимуществом.
Иван Васильевич умер в 1981 году, в возрасте 57 лет. На родине, в Ростовской области, именитого земляка не забыли. В 1982 году начали проводить турнир по тяжёлой атлетике его имени. Уже через пять лет он достиг такой популярности, что стал открытым, с участием спортсменов из других городов Советского Союза. Одним из организаторов турнира выступил сын Ивана Васильевича, мастер спорта СССР по тяжёлой атлетике Анатолий Удодов. Не это ли лучшая награда для отца

На снимке Зекие и Хасан Турманидзе неразлучны уже 76 лет из Грузии, Аджария, в одном из сел муниципалитета Кеда.

У этой уникальной пары долгожителей 8 детей , 37 внуков, 86 правнуков и 31 праправнук!

Снимок и информация за февраль 2019 год.