8 дн. назад
Ему было всего 20, и он умолял ногу сохранить. Накануне назначенной ампутации он пришёл на реку, нашёл прорубь и опустил туда пока ещё свою ногу, и потерял сознание...
Мужественное, и, в то же время, интеллигентное лицо этого актёра, ямочка на волевом подбородке, пронзительный взгляд, едва уловимое движение бровей и невероятно обаятельная улыбка, могли сразить наповал любую женщину. Владимир Самойлов был из той плеяды советских артистов театра и кино, кто мог, практически с документальной точностью сыграть кого угодно и что угодно – хоть телефонный справочник.
Доподлинно известно, что Владимир появился на свет 15 марта 1924 года, а вот с местом рождения далеко не все так однозначно: то ли Одесса, то ли село Егоровка, но тоже Одесской губернии. Отец, Яков Самойлов ходил на судне дальнего плавания механиком. Семья жила почти на берегу моря и Володя увлекался всем, что с морем связано: ловил рыбу на удочку и сетями, рыбачил, катался на лодке, ходил под парусом. В школе был литературный кружок, который вела учительница словесности. Как-то в 7-м классе они поставили отрывок из драмы Михаила Лермонтова «Маскарад», где Володя играл роль Арбенина. Перед этим 12-летний мальчишка уговорил родителей взять ему напрокат костюм, сделал причёску, наложил грим. Представление прошло успешно, и с той поры Володя увлекся театром как зрелищем, ходил в драмтеатр и в оперу, но о карьере актёра даже не помышлял.
Школу Самойлов окончил перед самой войной, первые военные месяцы провёл в осаждённой Одессе, но 17-летнего здорового парня даже в ополчение не брали. Когда враг город занял, он ненадолго остался, потом окольными тропами ушёл «на Большую землю», и всё-таки, сумел записаться добровольцем. Однако Самойлов не скрывал, что несколько месяцев был в оккупации, и особисты сразу же направили его в один из недавно сформированных штрафбатов. Сначала он воевал в пехоте, потом его перевели в миномётчики и дали самую тяжёлую работу: носить опорную плиту от миномёта, в конце войны его перевели в артиллерию. 500-километровый участок между Вислой и Одером они прошли пешком со всей амуницией за 10 суток. После ранения в ногу под Бреслау (нынешний Вроцлав в Польше) его перевозили из одного госпиталя в другой, он мотался по разным городам, но нога гнила, и доктора сказали, что, если её не ампутировать, он умрёт. Самойлову было всего 20, и он умолял ногу сохранить. Накануне назначенной ампутации он пришёл на реку, нашёл прорубь и опустил туда пока ещё свою ногу, и потерял сознание. Ему повезло, что не замёрз: кто-то шёл мимо, увидел бойца в больничной одежде, сбегал в госпиталь, за ним пришли и полуживого отнесли на носилках в палату. Утром военврач, увидев практически зажившую ногу, лишь ошеломлённо разводил руками, но объяснить это чудо не смог. Когда Самойлова выписывали из госпиталя, ходил он уже без костылей, но хромота, как память о войне, осталась на всю жизнь.
Владимир вернулся в разрушенную Одессу, нашёл какую-то работу, и вскоре познакомился со студенткой Одесского театрального училища. Девушка была младше Владимира на год, но вскоре получила практически полную власть над бывшим бравым фронтовиком: она заявила ему, что, если он хочет продолжать с ней отношения, он должен поступить в училище, где она уже училась, и вставить себе зубы, потерянные на войне. Оба условия Самойлов выполнил, и даже перевыполнил – как бывшего фронтовика его приняли сразу на второй тур – и никогда об этом не жалел, во-первых, потому, что обрёл замечательную жену, и, во-вторых, что стал актёром. Они не клялись друг другу жить долго и счастливо и умереть в один день: время было не то. Деньги на свадьбу им дал отец невесты, который ради счастья дочери продал необыкновенной красоты кованые ворота собственного дома – и это в Одессе, когда в городе криминал был полновластным хозяином.
Курс в училище вёл Николай Волков, который потом составит протекцию Самойлову в его самом первом фильме «Миклухо Маклай» у Александра Разумного. Через 20 лет Самойлов, ставший к тому времени известным актёром, ответил учителю тем же: получив роль Степана Шаумяна, он уговорил режиссёра Аждара Ибрагимова взять Волкова на роль генерала Лионеля Денстервиля в картину «26 бакинских комиссаров». В 1974-м Самойлов, уже, будучи Народным артистом РСФСР, видимо, за этот фильм, стал Народным артистом Азербайджана.
После окончания училища Владимир и Надежда начали работать в Одесском драмтеатре, но чем дальше, тем яснее понимали, что с Чёрного моря надо уезжать: у Владимира была проблема с лёгкими, и ему нужен был климат посуше. Им повезло: в 1951 году директор Кемеровского областного драмтеатра пригласил их к себе. Попасть из Одессы в Кемерово можно было только через Москву, приехав в столицу, они решили рискнуть, и пошли в театр им. Маяковского, где худрук Николай Охлопков набирал актёров. Самойлов читал Маяковского, показал несколько сцен из спектаклей, в которых играл в Одессе. Охлопков был готов оставить их в Москве при том условии, что им есть, где жить, но жилья не было, и они решили уехать в Кемерово, тем более, что уже получили подъёмные.
Поезд из Москвы в Кемерово в те годы шёл больше четырёх суток, уезжали они из летней Одессы и почти летней Москвы, а когда сошли на перрон, мороз был под 20 градусов. Встречавший их администратор на машине театра привёз их в щелястый продуваемый со всех сторон барак-общежитие. В комнатушке из всей мебели были стол на трёх ножках, прислонённый к подоконнику, бутафорский шкаф, картонные стенки которого к реечному каркасу крепились канцелярскими кнопками, железная кровать и сырость, потому, что заботливая администрация театра стены побелила часа за два до приезда артистов, и разумеется, все бытовые удобства располагались на улице, а там, как уже говорилось, был мороз, и, как заверил их встречающий, далеко не самый сильный. На то, чтобы сбежать обратно, у них просто не было денег: все подъёмные они потратили на «отвальную» в Одессе. Их накормили сибирскими пельменями, Самойлов во время обеда впервые в жизни попробовал лучшее советское лакомство – сгущёнку, им принесли какие-то тулупы и валенки, и отвезли в театр на спектакль, который им очень понравился. Так они и остались в Кемерово на 6 лет, играли в театре главные роли, и уже в 1957 году Самойлов стал Заслуженным артистом РСФСР.
В Кемерово у Владимира и Надежды родился сын Александр, который тоже стал актёром. (В 1976 году в фильме Вячеслава Никифорова «Сын председателя» Александр и Владимир снимались вместе, и понятно, кто кого играл). В роддом Надежду увезли прямо со спектакля, а на пятый день после родов она снова вышла на сцену. Потом родители оправили Сашу к родителям Надежды в Одессу, и забрали к себе уже тогда, когда окончательно переехали в Москву. Но перед этим они 8 лет прослужили в Горьковском театре им. Горького, где карьера Самойлова началась со спектакля «Ричард III», который поставил режиссёр Ефим Табачников. Сашу, оставшегося без родительского попечения, дед с бабушкой даже отдали в школу для трудных подростков.
В кино Самойлов много играл высокопоставленных милиционеров, партийных секретарей и крупных хозяйственных руководителей. В 1963 году Владимир Чеботарёв пригласил его на роль первого секретаря обкома КПСС Василия Денисова в фильме «Секретарь обкома» по одноимённому роману Всеволода Кочетова. Чуть больше, чем через две недели после премьеры фильма, со всех постов сняли Никиту Хрущёва. Самойлов после этого стал настоящим талисманом Чеботарёва: он снимал его во всех своих фильмах. В «Крахе» на роль контрреволюционера Бориса Савинкова он сначала утвердил Владислава Стржельчика, а Самойлову предложил роль савинковского адъютанта Леонида Шешеню, который при переходе польской границе попал в руки чекистов, и, по сути, всех сдал. В процессе работы Самойлов предложил Чеботарёву попробовать его на роль Савинкова. Тот удивился: ну какая ты белая кость? Самойлов настоял, сделали хороший грим, портной Соломон Затирка пошил костюмчик, который не просто сидел, а превратил Самойлова в настоящего дворянина. Самойлов был более, как бы сейчас сказали, харизматичный, да и на вождя он больше походил, чем мягкий, совсем не вождистский Стржельчик.
В 1966 году Андрей Тутышкинн пригласил Самойлова в музыкальную комедию «Свадьба в Малиновке» по оперетте автора гимна Советского Союза Бориса Александрова. Самойлов играл одного из главных героев обаятельного красного командира Назара Думу. Во время съёмок Тутышкину пришлось вызвать на площадку жену Самойлова Надежду. Фильм был под угрозой: вся съёмочная группа во главе с Самойловым, что называется, не просыхала. Надежда Фёдоровна приехала на Полтавщину, где снимался фильм, быстро привела в чувства не только мужа, но и всю группу: пить при ней уже никто не отваживался. Однако в деревне, где жила съёмочная группа, найти горилку или брагу было плёвым делом, чем и пользовались те, кто уже не мог остановиться. Сцену свадьбы снимали целый месяц, и актёры приспособились вместо подкрашенной воды наливать в стаканы местный напиток, куда более крепкий. Пили все, но, говорят, Самойлов держался так, как будто он трезвее стекла. Точнее, он просто очень убедительно играл трезвого. Во многом, именно за роль Назара Думы Самойлов в 1968 году получил Народного РСФСР.
Застолья Самойлов любил, и гости у них в доме бывали часто. Однако, как это не парадоксально, друзей у Самойлова практически не было: Надежда ревновала его и к женщинам, и к мужчинам, и очень не любила, когда он уходил из дома один. Самойлов был примерным семьянином, много работал по хозяйству, мог запросто приготовить обед.
После «Свадьбы в Малиновке», но особенно после «Краха», когда стало ясно, насколько широк диапазон артиста Самойлова, стали поступать приглашения из московских театров: Юрий Завадский звал Владимира и Надежду в театр им. Моссовета, Михаил Царёв – в Малый театр. Но один театр давал общежитие, другой – комнату в коммуналке, и лишь Андрей Гончаров из того самого театра им. Маяковского, где Самойловы не остались в 50-е, сумел «выбить» для актёрской пары трёхкомнатную квартиру на Смоленской
Мужественное, и, в то же время, интеллигентное лицо этого актёра, ямочка на волевом подбородке, пронзительный взгляд, едва уловимое движение бровей и невероятно обаятельная улыбка, могли сразить наповал любую женщину. Владимир Самойлов был из той плеяды советских артистов театра и кино, кто мог, практически с документальной точностью сыграть кого угодно и что угодно – хоть телефонный справочник.
Доподлинно известно, что Владимир появился на свет 15 марта 1924 года, а вот с местом рождения далеко не все так однозначно: то ли Одесса, то ли село Егоровка, но тоже Одесской губернии. Отец, Яков Самойлов ходил на судне дальнего плавания механиком. Семья жила почти на берегу моря и Володя увлекался всем, что с морем связано: ловил рыбу на удочку и сетями, рыбачил, катался на лодке, ходил под парусом. В школе был литературный кружок, который вела учительница словесности. Как-то в 7-м классе они поставили отрывок из драмы Михаила Лермонтова «Маскарад», где Володя играл роль Арбенина. Перед этим 12-летний мальчишка уговорил родителей взять ему напрокат костюм, сделал причёску, наложил грим. Представление прошло успешно, и с той поры Володя увлекся театром как зрелищем, ходил в драмтеатр и в оперу, но о карьере актёра даже не помышлял.
Школу Самойлов окончил перед самой войной, первые военные месяцы провёл в осаждённой Одессе, но 17-летнего здорового парня даже в ополчение не брали. Когда враг город занял, он ненадолго остался, потом окольными тропами ушёл «на Большую землю», и всё-таки, сумел записаться добровольцем. Однако Самойлов не скрывал, что несколько месяцев был в оккупации, и особисты сразу же направили его в один из недавно сформированных штрафбатов. Сначала он воевал в пехоте, потом его перевели в миномётчики и дали самую тяжёлую работу: носить опорную плиту от миномёта, в конце войны его перевели в артиллерию. 500-километровый участок между Вислой и Одером они прошли пешком со всей амуницией за 10 суток. После ранения в ногу под Бреслау (нынешний Вроцлав в Польше) его перевозили из одного госпиталя в другой, он мотался по разным городам, но нога гнила, и доктора сказали, что, если её не ампутировать, он умрёт. Самойлову было всего 20, и он умолял ногу сохранить. Накануне назначенной ампутации он пришёл на реку, нашёл прорубь и опустил туда пока ещё свою ногу, и потерял сознание. Ему повезло, что не замёрз: кто-то шёл мимо, увидел бойца в больничной одежде, сбегал в госпиталь, за ним пришли и полуживого отнесли на носилках в палату. Утром военврач, увидев практически зажившую ногу, лишь ошеломлённо разводил руками, но объяснить это чудо не смог. Когда Самойлова выписывали из госпиталя, ходил он уже без костылей, но хромота, как память о войне, осталась на всю жизнь.
Владимир вернулся в разрушенную Одессу, нашёл какую-то работу, и вскоре познакомился со студенткой Одесского театрального училища. Девушка была младше Владимира на год, но вскоре получила практически полную власть над бывшим бравым фронтовиком: она заявила ему, что, если он хочет продолжать с ней отношения, он должен поступить в училище, где она уже училась, и вставить себе зубы, потерянные на войне. Оба условия Самойлов выполнил, и даже перевыполнил – как бывшего фронтовика его приняли сразу на второй тур – и никогда об этом не жалел, во-первых, потому, что обрёл замечательную жену, и, во-вторых, что стал актёром. Они не клялись друг другу жить долго и счастливо и умереть в один день: время было не то. Деньги на свадьбу им дал отец невесты, который ради счастья дочери продал необыкновенной красоты кованые ворота собственного дома – и это в Одессе, когда в городе криминал был полновластным хозяином.
Курс в училище вёл Николай Волков, который потом составит протекцию Самойлову в его самом первом фильме «Миклухо Маклай» у Александра Разумного. Через 20 лет Самойлов, ставший к тому времени известным актёром, ответил учителю тем же: получив роль Степана Шаумяна, он уговорил режиссёра Аждара Ибрагимова взять Волкова на роль генерала Лионеля Денстервиля в картину «26 бакинских комиссаров». В 1974-м Самойлов, уже, будучи Народным артистом РСФСР, видимо, за этот фильм, стал Народным артистом Азербайджана.
После окончания училища Владимир и Надежда начали работать в Одесском драмтеатре, но чем дальше, тем яснее понимали, что с Чёрного моря надо уезжать: у Владимира была проблема с лёгкими, и ему нужен был климат посуше. Им повезло: в 1951 году директор Кемеровского областного драмтеатра пригласил их к себе. Попасть из Одессы в Кемерово можно было только через Москву, приехав в столицу, они решили рискнуть, и пошли в театр им. Маяковского, где худрук Николай Охлопков набирал актёров. Самойлов читал Маяковского, показал несколько сцен из спектаклей, в которых играл в Одессе. Охлопков был готов оставить их в Москве при том условии, что им есть, где жить, но жилья не было, и они решили уехать в Кемерово, тем более, что уже получили подъёмные.
Поезд из Москвы в Кемерово в те годы шёл больше четырёх суток, уезжали они из летней Одессы и почти летней Москвы, а когда сошли на перрон, мороз был под 20 градусов. Встречавший их администратор на машине театра привёз их в щелястый продуваемый со всех сторон барак-общежитие. В комнатушке из всей мебели были стол на трёх ножках, прислонённый к подоконнику, бутафорский шкаф, картонные стенки которого к реечному каркасу крепились канцелярскими кнопками, железная кровать и сырость, потому, что заботливая администрация театра стены побелила часа за два до приезда артистов, и разумеется, все бытовые удобства располагались на улице, а там, как уже говорилось, был мороз, и, как заверил их встречающий, далеко не самый сильный. На то, чтобы сбежать обратно, у них просто не было денег: все подъёмные они потратили на «отвальную» в Одессе. Их накормили сибирскими пельменями, Самойлов во время обеда впервые в жизни попробовал лучшее советское лакомство – сгущёнку, им принесли какие-то тулупы и валенки, и отвезли в театр на спектакль, который им очень понравился. Так они и остались в Кемерово на 6 лет, играли в театре главные роли, и уже в 1957 году Самойлов стал Заслуженным артистом РСФСР.
В Кемерово у Владимира и Надежды родился сын Александр, который тоже стал актёром. (В 1976 году в фильме Вячеслава Никифорова «Сын председателя» Александр и Владимир снимались вместе, и понятно, кто кого играл). В роддом Надежду увезли прямо со спектакля, а на пятый день после родов она снова вышла на сцену. Потом родители оправили Сашу к родителям Надежды в Одессу, и забрали к себе уже тогда, когда окончательно переехали в Москву. Но перед этим они 8 лет прослужили в Горьковском театре им. Горького, где карьера Самойлова началась со спектакля «Ричард III», который поставил режиссёр Ефим Табачников. Сашу, оставшегося без родительского попечения, дед с бабушкой даже отдали в школу для трудных подростков.
В кино Самойлов много играл высокопоставленных милиционеров, партийных секретарей и крупных хозяйственных руководителей. В 1963 году Владимир Чеботарёв пригласил его на роль первого секретаря обкома КПСС Василия Денисова в фильме «Секретарь обкома» по одноимённому роману Всеволода Кочетова. Чуть больше, чем через две недели после премьеры фильма, со всех постов сняли Никиту Хрущёва. Самойлов после этого стал настоящим талисманом Чеботарёва: он снимал его во всех своих фильмах. В «Крахе» на роль контрреволюционера Бориса Савинкова он сначала утвердил Владислава Стржельчика, а Самойлову предложил роль савинковского адъютанта Леонида Шешеню, который при переходе польской границе попал в руки чекистов, и, по сути, всех сдал. В процессе работы Самойлов предложил Чеботарёву попробовать его на роль Савинкова. Тот удивился: ну какая ты белая кость? Самойлов настоял, сделали хороший грим, портной Соломон Затирка пошил костюмчик, который не просто сидел, а превратил Самойлова в настоящего дворянина. Самойлов был более, как бы сейчас сказали, харизматичный, да и на вождя он больше походил, чем мягкий, совсем не вождистский Стржельчик.
В 1966 году Андрей Тутышкинн пригласил Самойлова в музыкальную комедию «Свадьба в Малиновке» по оперетте автора гимна Советского Союза Бориса Александрова. Самойлов играл одного из главных героев обаятельного красного командира Назара Думу. Во время съёмок Тутышкину пришлось вызвать на площадку жену Самойлова Надежду. Фильм был под угрозой: вся съёмочная группа во главе с Самойловым, что называется, не просыхала. Надежда Фёдоровна приехала на Полтавщину, где снимался фильм, быстро привела в чувства не только мужа, но и всю группу: пить при ней уже никто не отваживался. Однако в деревне, где жила съёмочная группа, найти горилку или брагу было плёвым делом, чем и пользовались те, кто уже не мог остановиться. Сцену свадьбы снимали целый месяц, и актёры приспособились вместо подкрашенной воды наливать в стаканы местный напиток, куда более крепкий. Пили все, но, говорят, Самойлов держался так, как будто он трезвее стекла. Точнее, он просто очень убедительно играл трезвого. Во многом, именно за роль Назара Думы Самойлов в 1968 году получил Народного РСФСР.
Застолья Самойлов любил, и гости у них в доме бывали часто. Однако, как это не парадоксально, друзей у Самойлова практически не было: Надежда ревновала его и к женщинам, и к мужчинам, и очень не любила, когда он уходил из дома один. Самойлов был примерным семьянином, много работал по хозяйству, мог запросто приготовить обед.
После «Свадьбы в Малиновке», но особенно после «Краха», когда стало ясно, насколько широк диапазон артиста Самойлова, стали поступать приглашения из московских театров: Юрий Завадский звал Владимира и Надежду в театр им. Моссовета, Михаил Царёв – в Малый театр. Но один театр давал общежитие, другой – комнату в коммуналке, и лишь Андрей Гончаров из того самого театра им. Маяковского, где Самойловы не остались в 50-е, сумел «выбить» для актёрской пары трёхкомнатную квартиру на Смоленской
Показать больше
8 дн. назад
Через шестнадцать лет после окончания Великой Отечественной войны, в 1961 году, по телевидению показали лётчицу, Героя Советского Союза Анну Егорову-Тимофееву. Говоря о своей военной судьбе, Анна Александровна рассказала, что в концлагере Кюстрин от смерти её спас советский врач Георгий Фёдорович Синяков.
Вскоре после этого сразу в нескольких газетах было опубликовано интервью с Анной Александровной, а затем и очерк «Егорушка». Лётчица подробно рассказывала о подвиге врача, который, будучи заключённым того же концлагеря, спас несколько тысяч советских солдат. «Георгий Фёдорович, к счастью, жив, - говорила Егорова-Тимофеева. - Сейчас он трудится в городе Челябинске».
Вскоре после этого в Челябинск полетели сотни писем — весточки со словами благодарности от спасённых когда-то бойцов, бывших узников лагеря Кюстрин. На конвертах стояло только «Челябинск. Доктору Георгию Синякову» - но письма, тем не менее, находили адресата. Какое же удивление испытали, видя эти груды конвертов, сотрудники больницы, которые никогда не слышали о том, что их врач — герой! Ведь Георгий Фёдорович никогда никому не рассказывал о своём подвиге. Он вообще считал, что Победа не в плену ковалась.
Синяков родился 6 апреля 1903 года в селе Петровское Ивановской волости (сегодня — территория Воронежской области). В 1928 году окончил медицинский факультет Воронежского университета и ушёл добровольцем 23 июня 1941 года. Служил на Юго-Западном фронте, в 119-м санитарном батальоне 171-й стрелковой дивизии. Георгий Фёдорович был хирургом и каждую минуту своей жизни на войне посвящал больным.
Однако воевать на Юго-Западном фронте пришлось недолго: 5 октября 1941 года в районе села Борщёвка (оно расположено под Киевом) врач Синяков вместе со многими своими ранеными, попавшими в окружение, был взят в плен. Причём в это время он буквально под огнём, в полуразрушенном госпитале, делал операцию. Сначала Георгий Фёдорович оказался в лагере Борисполе, затем в Дарницах. А в мае 1942 года — в Кюстринском международном лагере (он находился в 90 километрах от Берлина). Заключённому присвоили номер 97625.
Здесь находились военнопленные из многих государств. Голод, ужасная еда, невыносимые условия существования — всё это делало людей настолько слабыми, что узники едва держались на ногах. А ведь многие из них к тому же были ранены. Сначала фашисты вообще не обращали внимания на ужасную смертность. Но им требовались бесплатные рабочие руки, а потому возникла необходимость в помощи врача, в которой нуждался почти каждый. Известие о том, что в концлагере есть заключённый-доктор, быстро добралось до фашистов. Чтобы проверить врача на «профпригодность», немцы устроили экзамен: надо было сделать резекцию желудка. В качестве экзаменаторов назначили нескольких военнопленных докторов из европейских стран и немецких лагерных врачей во главе с доктором Кошелем. Босой, голодный, уставший русский врач несколько часов провёл за операцией. Но сделал её так чётко, уверенно и грамотно, будто находился в самом добром здравии и условиях прекрасной больницы. Зато у его ассистентов руки дрожали...
Больше «профпригодность» русского доктора, который ранее по мнению фашистов «не стоил и одного немецкого санитара» не вызывала сомнений. А вскоре произошёл такой случай. Сын одного из гестаповцев подавился костью. Его мать отвезла ребёнка сначала к немецкому доктору, но тот ничего не мог сделать — кость застряла глубоко. Мальчик задыхался, терял сознание. В отчаянии женщина привезла его в концлагерь. Привели Синякова. Тот моментально понял, что без операции не обойтись. И провёл её, причём блестяще. Тогда мать встала перед русским доктором на колени...
После этого фашисты предоставили Георгию Фёдоровичу дополнительный паёк и разрешили свободно перемещаться по территории концлагеря. Синяков воспользовался привилегиями по-своему. Паёк делил между ранеными, а когда ему выдавали сало, выменивал его на картошку и хлеб, чтобы хватило большему количеству людей. Распространял листовки, где рассказывал о продвижении Красной Армии — Георгий Фёдорович понимал: нельзя допустить, чтобы пленные окончательно пали духом. Его ни на миг не отпускала мысль о том, как помочь людям бежать. И он придумал способ, который, быть может, кому-то напомнит известный роман Александра Дюма...
Синяков буквально из подручных средств создал мази, которые отлично затягивали раны, но при этом создавали такой ужасный внешний вид и издавали настолько резкий запах, что никому и в голову не могло прийти, будто рана на самом деле уже почти зажила. Он учил своих больных имитировать агонию и собственную смерть: задерживать дыхание, держать в полном покое мышцы, следить за положением глаз и так далее. Схема побега чаще всего была одинакова: больной «угасал», Синяков объявлял фашистам о его смерти. Вместе с другими, действительно умершими, бойца выбрасывали в большой ров — немцы не трудились закапывать солдат. Ров этот находился без охраны, за колючей проволокой. Ночью «умерший» вставал, выбирался из него и уходил.
Именно так была спасена лётчица Анна Егорова, которую фашисты сбили под Варшавой в августе 1944 года во время её 277 вылета. «Всех пленных согнали в колонну, - вспоминала лётчица. - Окружённая озверелыми немецкими конвоирами и овчарками, эта колонна потянулась к Кострюкинскому лагерю. Меня несли на носилках, как носят покойников на кладбище, товарищи по беде. И вдруг слышу голос одного из несущих носилки: «Держись, сестрёнка! Русский доктор Синяков воскрешает из мёртвых!»
Хотя Синяков успел спрятать награды и партбилет Анны Александровны, немцы знали, что захватили в плен «летающую ведьму» и хотели для устрашения остальных устроить показательную казнь. Но вмешался Синяков. Он сумел убедить немцев, что казнь больной, измученной лётчицы будет выглядеть зверской расправой, а не победой фашизма. Поэтому сначала требовалось вылечить Анну Александровну. Однако лечение «не принесло пользы», больная «умирала» на глазах... И «умерла», а на самом деле спаслась. А ведь там, на фронте, легендарную лётчицу уже считали погибшей.
Долгое время Георгий Фёдорович прятал среди раненых десять советских лётчиков, офицеров, которым грозил бы немедленный расстрел. Среди них был штурмовик Николай Майоров с переломанной в нескольких местах челюстью. Более того, у лётчика начиналась газовая гангрена на руке. Синяков собрал челюсть буквально по частям, спас и руку. И всех десятерых по очереди поместил в инфекционное отделение (сюда немцы не совались), где они и «умерли»...
...Приближалась наша Победа. В январе 1945 года подпольщики (Синяков руководил в лагере подпольной организацией) уже приготовились начать восстание. Советские танки (5-я ударная армия генерала Берзарина) были на подходе к Кюстрину. И фашисты приняли быстрое и неожиданное решение. Заключённых, которые держались на ногах, ночью загнали в эшелоны и отправили в Германию. Тех, кто был болен, но мог ходить, погнали пешком через замёрзший Одер. А серьёзно больных — три тысячи человек — решили расстрелять в лагере. Синякова немцы не собирались трогать. А он не собирался отдавать им своих больных. И совершил поступок, перед которым можно преклонить колени. Георгий Фёдорович взял переводчика и отправился к фашистскому начальству. Он сказал слова приблизительно такого содержания: «Скоро сюда придут советские танки, это несомненно. Не берите на душу ещё один грех, не увеличивайте ненависть к себе. Хоть как-то смягчите свою участь — отпустите пленных».
И случилось невероятное — фашисты отпустили раненых без единого выстрела!
...Синяков снова оказался среди своих. Но даже когда страшные испытания заключения остались позади, врач не дал себе ни одного дня отдыха. В первые же сутки прооперировал более семидесяти танкистов!
...Он дошёл до Берлина, расписался на здании рейхстага. После войны переехал в Челябинск, женился (супруга Синякова, Тамара Сергеевна, тоже врач). Приёмного сына Георгий Фёдорович воспитал, как своего.
В течение почти тридцати лет работал заведующим хирургическим отделением медсанчасти Челябинского тракторного завода, стал заслуженным врачом РСФСР. Преподавал и в Челябинском медицинском институте. И никому не рассказывал о том, что пережил на войне.
Автор: Софья Милютинская
Чтобы об этой истории узнало как можно больше людей, поделитесь этой публикацией со своими друзьями.
Вскоре после этого сразу в нескольких газетах было опубликовано интервью с Анной Александровной, а затем и очерк «Егорушка». Лётчица подробно рассказывала о подвиге врача, который, будучи заключённым того же концлагеря, спас несколько тысяч советских солдат. «Георгий Фёдорович, к счастью, жив, - говорила Егорова-Тимофеева. - Сейчас он трудится в городе Челябинске».
Вскоре после этого в Челябинск полетели сотни писем — весточки со словами благодарности от спасённых когда-то бойцов, бывших узников лагеря Кюстрин. На конвертах стояло только «Челябинск. Доктору Георгию Синякову» - но письма, тем не менее, находили адресата. Какое же удивление испытали, видя эти груды конвертов, сотрудники больницы, которые никогда не слышали о том, что их врач — герой! Ведь Георгий Фёдорович никогда никому не рассказывал о своём подвиге. Он вообще считал, что Победа не в плену ковалась.
Синяков родился 6 апреля 1903 года в селе Петровское Ивановской волости (сегодня — территория Воронежской области). В 1928 году окончил медицинский факультет Воронежского университета и ушёл добровольцем 23 июня 1941 года. Служил на Юго-Западном фронте, в 119-м санитарном батальоне 171-й стрелковой дивизии. Георгий Фёдорович был хирургом и каждую минуту своей жизни на войне посвящал больным.
Однако воевать на Юго-Западном фронте пришлось недолго: 5 октября 1941 года в районе села Борщёвка (оно расположено под Киевом) врач Синяков вместе со многими своими ранеными, попавшими в окружение, был взят в плен. Причём в это время он буквально под огнём, в полуразрушенном госпитале, делал операцию. Сначала Георгий Фёдорович оказался в лагере Борисполе, затем в Дарницах. А в мае 1942 года — в Кюстринском международном лагере (он находился в 90 километрах от Берлина). Заключённому присвоили номер 97625.
Здесь находились военнопленные из многих государств. Голод, ужасная еда, невыносимые условия существования — всё это делало людей настолько слабыми, что узники едва держались на ногах. А ведь многие из них к тому же были ранены. Сначала фашисты вообще не обращали внимания на ужасную смертность. Но им требовались бесплатные рабочие руки, а потому возникла необходимость в помощи врача, в которой нуждался почти каждый. Известие о том, что в концлагере есть заключённый-доктор, быстро добралось до фашистов. Чтобы проверить врача на «профпригодность», немцы устроили экзамен: надо было сделать резекцию желудка. В качестве экзаменаторов назначили нескольких военнопленных докторов из европейских стран и немецких лагерных врачей во главе с доктором Кошелем. Босой, голодный, уставший русский врач несколько часов провёл за операцией. Но сделал её так чётко, уверенно и грамотно, будто находился в самом добром здравии и условиях прекрасной больницы. Зато у его ассистентов руки дрожали...
Больше «профпригодность» русского доктора, который ранее по мнению фашистов «не стоил и одного немецкого санитара» не вызывала сомнений. А вскоре произошёл такой случай. Сын одного из гестаповцев подавился костью. Его мать отвезла ребёнка сначала к немецкому доктору, но тот ничего не мог сделать — кость застряла глубоко. Мальчик задыхался, терял сознание. В отчаянии женщина привезла его в концлагерь. Привели Синякова. Тот моментально понял, что без операции не обойтись. И провёл её, причём блестяще. Тогда мать встала перед русским доктором на колени...
После этого фашисты предоставили Георгию Фёдоровичу дополнительный паёк и разрешили свободно перемещаться по территории концлагеря. Синяков воспользовался привилегиями по-своему. Паёк делил между ранеными, а когда ему выдавали сало, выменивал его на картошку и хлеб, чтобы хватило большему количеству людей. Распространял листовки, где рассказывал о продвижении Красной Армии — Георгий Фёдорович понимал: нельзя допустить, чтобы пленные окончательно пали духом. Его ни на миг не отпускала мысль о том, как помочь людям бежать. И он придумал способ, который, быть может, кому-то напомнит известный роман Александра Дюма...
Синяков буквально из подручных средств создал мази, которые отлично затягивали раны, но при этом создавали такой ужасный внешний вид и издавали настолько резкий запах, что никому и в голову не могло прийти, будто рана на самом деле уже почти зажила. Он учил своих больных имитировать агонию и собственную смерть: задерживать дыхание, держать в полном покое мышцы, следить за положением глаз и так далее. Схема побега чаще всего была одинакова: больной «угасал», Синяков объявлял фашистам о его смерти. Вместе с другими, действительно умершими, бойца выбрасывали в большой ров — немцы не трудились закапывать солдат. Ров этот находился без охраны, за колючей проволокой. Ночью «умерший» вставал, выбирался из него и уходил.
Именно так была спасена лётчица Анна Егорова, которую фашисты сбили под Варшавой в августе 1944 года во время её 277 вылета. «Всех пленных согнали в колонну, - вспоминала лётчица. - Окружённая озверелыми немецкими конвоирами и овчарками, эта колонна потянулась к Кострюкинскому лагерю. Меня несли на носилках, как носят покойников на кладбище, товарищи по беде. И вдруг слышу голос одного из несущих носилки: «Держись, сестрёнка! Русский доктор Синяков воскрешает из мёртвых!»
Хотя Синяков успел спрятать награды и партбилет Анны Александровны, немцы знали, что захватили в плен «летающую ведьму» и хотели для устрашения остальных устроить показательную казнь. Но вмешался Синяков. Он сумел убедить немцев, что казнь больной, измученной лётчицы будет выглядеть зверской расправой, а не победой фашизма. Поэтому сначала требовалось вылечить Анну Александровну. Однако лечение «не принесло пользы», больная «умирала» на глазах... И «умерла», а на самом деле спаслась. А ведь там, на фронте, легендарную лётчицу уже считали погибшей.
Долгое время Георгий Фёдорович прятал среди раненых десять советских лётчиков, офицеров, которым грозил бы немедленный расстрел. Среди них был штурмовик Николай Майоров с переломанной в нескольких местах челюстью. Более того, у лётчика начиналась газовая гангрена на руке. Синяков собрал челюсть буквально по частям, спас и руку. И всех десятерых по очереди поместил в инфекционное отделение (сюда немцы не совались), где они и «умерли»...
...Приближалась наша Победа. В январе 1945 года подпольщики (Синяков руководил в лагере подпольной организацией) уже приготовились начать восстание. Советские танки (5-я ударная армия генерала Берзарина) были на подходе к Кюстрину. И фашисты приняли быстрое и неожиданное решение. Заключённых, которые держались на ногах, ночью загнали в эшелоны и отправили в Германию. Тех, кто был болен, но мог ходить, погнали пешком через замёрзший Одер. А серьёзно больных — три тысячи человек — решили расстрелять в лагере. Синякова немцы не собирались трогать. А он не собирался отдавать им своих больных. И совершил поступок, перед которым можно преклонить колени. Георгий Фёдорович взял переводчика и отправился к фашистскому начальству. Он сказал слова приблизительно такого содержания: «Скоро сюда придут советские танки, это несомненно. Не берите на душу ещё один грех, не увеличивайте ненависть к себе. Хоть как-то смягчите свою участь — отпустите пленных».
И случилось невероятное — фашисты отпустили раненых без единого выстрела!
...Синяков снова оказался среди своих. Но даже когда страшные испытания заключения остались позади, врач не дал себе ни одного дня отдыха. В первые же сутки прооперировал более семидесяти танкистов!
...Он дошёл до Берлина, расписался на здании рейхстага. После войны переехал в Челябинск, женился (супруга Синякова, Тамара Сергеевна, тоже врач). Приёмного сына Георгий Фёдорович воспитал, как своего.
В течение почти тридцати лет работал заведующим хирургическим отделением медсанчасти Челябинского тракторного завода, стал заслуженным врачом РСФСР. Преподавал и в Челябинском медицинском институте. И никому не рассказывал о том, что пережил на войне.
Автор: Софья Милютинская
Чтобы об этой истории узнало как можно больше людей, поделитесь этой публикацией со своими друзьями.
Показать больше
8 дн. назад
Мир погубит не рак: гениальные слова Сергея Капицы, актуальные по сей день.
А что останется после нынешнего поколения? Их СМС-ки будут издавать в назидание потомкам?"
Его яркие цитаты и мысли актуальны и в наше современное время.
Сергей Петрович Капица (сын лауреата Нобелевской премии Петра Леонидовича Капицы) был выдающимся советским и российским ученым-физиком, популяризатором науки и телеведущим.
С 1973 года бессменно вёл научно-популярную телепрограмму «Очевидное — невероятное»; был основателем и главредом журнала «В мире науки», виртуозно делая сложные темы интересными для широкой аудитории.
Капица во всех своих работах затрагивает обширный круг острых тем, демонстрируя глубину своего критического осмысления жизни.
Давайте рассмотрим самые лучшие и смелые цитаты ученого.
1. Не компьютер может довести человека, а интернет. Замечательный русский психолог Алексей Леонтьев сказал в 1965 году: «Избыток информации ведет к оскудению души». Эти слова должны быть написаны на каждом сайте.
Капица ссылается на слова психолога Алексея Леонтьева, сказанные еще в 1965 году, что "избыток информации ведет к оскудению души". Он подчеркивает, что эти пророческие слова должны служить напоминанием о необходимости ограничивать информационный поток и сохранять внутреннюю гармонию.
2. Свобода кончается там, где начинается ответственность.
О границах свободы, которые определяются ответственностью. Тот случай, когда безответственная свобода перерождается в произвол.
3. Телевидение занимается разложением сознания людей. На мой взгляд, это преступная организация, подчинённая антиобщественным интересам.
ТВ способно деструктивно воздействовать на умы своих зрителей. И каждую информацию стоит фильтровать.
4. Организмы человека и обезьяны очень близки по всем своим характеристикам. Но обезьяны не читают, а человек читает книги.
Не стоит пренебрегать чтением книг, ведь знания, которые они несут и передают поистине бесценны.
5. В женщине может оттолкнуть вульгарность. Иногда она же и привлекает, так что пойди разбери.
Парадоксальное высказывание Сергея Капицы о женской природе, где вульгарность может одновременно и отталкивать, и привлекать мужчин своей дерзостью. Во всем важен баланс.
6. Наше телевидение, вместо того чтобы объяснять, что происходит, идет в обратную сторону — рассказывает про то, как в каком-нибудь провинциальном городе убили мальчика. А про положительные новости говорят в таких ернических интонациях, что и к ним сразу складывается негативное отношение.
Плохие, страшные и трагичные новости лучше смотрят. Их скроллят, обсуждают, ими делятся. Они запоминаются. Это - самая главная цель СМИ - говорить и акцентировать внимание на плохом, вскользь упоминая положительное. Выбирать, что слушать и смотреть, на чем зацикливаться, на хорошем или плохом - дело сугубо индивидуальное, впрочем, как и выбирать как жить свою жизнь.
7. Общество ничего не видит, потому что его держат в состоянии глубокого гипноза. Никогда ещё народ не был таким тёмным, как сейчас. Человеку не дают шанса остановиться и осмыслить происходящее. Нескончаемые сериалы, один тупее другого, пошлая эстрада, похотливые или агрессивные фильмы, аккуратно воздействуя на подсознание, культивируют дух эгоизма и насилия. Нормальный человек за короткий промежуток времени превращается в беспринципное животное, ведущее абсолютно бессмысленную жизнь.
8. Собрать стадо из баранов легко, трудно собрать стадо из кошек.
Как легко управлять стадом баранов, в отличие от строптивости и независимости кошек.
9. Руководить — это значит не мешать хорошим людям работать.
Задача истинного руководителя - создавать благоприятные условия для работы своих сотрудников, а не чинить им препятствия или излишне контролировать.
Капица подразумевает, что хорошие специалисты, увлеченные своим делом, сами знают, как лучше выполнять работу. Они мотивированы, ответственны и не нуждаются в опеке со стороны начальства.
Эффективный руководитель должен уметь находить, ценить и поддерживать талантливых сотрудников, создавая им нужные ресурсы и возможности для самореализации. Его роль - координировать общие усилия, ставить стратегические цели, устранять препятствия, а не диктовать, как именно выполнять работу профессионалам.
Данный подход основан на доверии к людям, уважении их компетенции и потенциала. Он предполагает делегирование полномочий, разумную свободу действий, сосредоточение на конечных результатах, а не на мелочном контроле процесса.
10. Мир погубит не атом и не рак, а жадный дурак.
Капица предупреждает, что главная угроза для мира исходит не от ядерного оружия или болезней, а от человеческих пороков, таких как жадность и глупость.
Это эгоистичное и алчное начало в человеке порождает многие конфликты, войны, социальное неравенство и экологические проблемы.
В сочетании жадность и глупость образуют опасный симбиоз, ведущий к разрушительным и непредсказуемым последствиям в погоне за сиюминутной выгодой.
Пока существуют жадность и невежество, мир остается хрупким и уязвимым перед опасными действиями "жадных дураков". Развитие разума, культуры и духовности - вот что необходимо для преодоления самых страшных угроз.
А что останется после нынешнего поколения? Их СМС-ки будут издавать в назидание потомкам?"
Его яркие цитаты и мысли актуальны и в наше современное время.
Сергей Петрович Капица (сын лауреата Нобелевской премии Петра Леонидовича Капицы) был выдающимся советским и российским ученым-физиком, популяризатором науки и телеведущим.
С 1973 года бессменно вёл научно-популярную телепрограмму «Очевидное — невероятное»; был основателем и главредом журнала «В мире науки», виртуозно делая сложные темы интересными для широкой аудитории.
Капица во всех своих работах затрагивает обширный круг острых тем, демонстрируя глубину своего критического осмысления жизни.
Давайте рассмотрим самые лучшие и смелые цитаты ученого.
1. Не компьютер может довести человека, а интернет. Замечательный русский психолог Алексей Леонтьев сказал в 1965 году: «Избыток информации ведет к оскудению души». Эти слова должны быть написаны на каждом сайте.
Капица ссылается на слова психолога Алексея Леонтьева, сказанные еще в 1965 году, что "избыток информации ведет к оскудению души". Он подчеркивает, что эти пророческие слова должны служить напоминанием о необходимости ограничивать информационный поток и сохранять внутреннюю гармонию.
2. Свобода кончается там, где начинается ответственность.
О границах свободы, которые определяются ответственностью. Тот случай, когда безответственная свобода перерождается в произвол.
3. Телевидение занимается разложением сознания людей. На мой взгляд, это преступная организация, подчинённая антиобщественным интересам.
ТВ способно деструктивно воздействовать на умы своих зрителей. И каждую информацию стоит фильтровать.
4. Организмы человека и обезьяны очень близки по всем своим характеристикам. Но обезьяны не читают, а человек читает книги.
Не стоит пренебрегать чтением книг, ведь знания, которые они несут и передают поистине бесценны.
5. В женщине может оттолкнуть вульгарность. Иногда она же и привлекает, так что пойди разбери.
Парадоксальное высказывание Сергея Капицы о женской природе, где вульгарность может одновременно и отталкивать, и привлекать мужчин своей дерзостью. Во всем важен баланс.
6. Наше телевидение, вместо того чтобы объяснять, что происходит, идет в обратную сторону — рассказывает про то, как в каком-нибудь провинциальном городе убили мальчика. А про положительные новости говорят в таких ернических интонациях, что и к ним сразу складывается негативное отношение.
Плохие, страшные и трагичные новости лучше смотрят. Их скроллят, обсуждают, ими делятся. Они запоминаются. Это - самая главная цель СМИ - говорить и акцентировать внимание на плохом, вскользь упоминая положительное. Выбирать, что слушать и смотреть, на чем зацикливаться, на хорошем или плохом - дело сугубо индивидуальное, впрочем, как и выбирать как жить свою жизнь.
7. Общество ничего не видит, потому что его держат в состоянии глубокого гипноза. Никогда ещё народ не был таким тёмным, как сейчас. Человеку не дают шанса остановиться и осмыслить происходящее. Нескончаемые сериалы, один тупее другого, пошлая эстрада, похотливые или агрессивные фильмы, аккуратно воздействуя на подсознание, культивируют дух эгоизма и насилия. Нормальный человек за короткий промежуток времени превращается в беспринципное животное, ведущее абсолютно бессмысленную жизнь.
8. Собрать стадо из баранов легко, трудно собрать стадо из кошек.
Как легко управлять стадом баранов, в отличие от строптивости и независимости кошек.
9. Руководить — это значит не мешать хорошим людям работать.
Задача истинного руководителя - создавать благоприятные условия для работы своих сотрудников, а не чинить им препятствия или излишне контролировать.
Капица подразумевает, что хорошие специалисты, увлеченные своим делом, сами знают, как лучше выполнять работу. Они мотивированы, ответственны и не нуждаются в опеке со стороны начальства.
Эффективный руководитель должен уметь находить, ценить и поддерживать талантливых сотрудников, создавая им нужные ресурсы и возможности для самореализации. Его роль - координировать общие усилия, ставить стратегические цели, устранять препятствия, а не диктовать, как именно выполнять работу профессионалам.
Данный подход основан на доверии к людям, уважении их компетенции и потенциала. Он предполагает делегирование полномочий, разумную свободу действий, сосредоточение на конечных результатах, а не на мелочном контроле процесса.
10. Мир погубит не атом и не рак, а жадный дурак.
Капица предупреждает, что главная угроза для мира исходит не от ядерного оружия или болезней, а от человеческих пороков, таких как жадность и глупость.
Это эгоистичное и алчное начало в человеке порождает многие конфликты, войны, социальное неравенство и экологические проблемы.
В сочетании жадность и глупость образуют опасный симбиоз, ведущий к разрушительным и непредсказуемым последствиям в погоне за сиюминутной выгодой.
Пока существуют жадность и невежество, мир остается хрупким и уязвимым перед опасными действиями "жадных дураков". Развитие разума, культуры и духовности - вот что необходимо для преодоления самых страшных угроз.
Показать больше
8 дн. назад
ЖИЗНЬ ВСЁ РАССТАВИТ ПО МЕСТАМ,
ОНА НАКАЖЕТ И РАССУДИТ
ЗА ТО, ЧТО НЕ ТОГДА, НЕ ТАМ
МЫ ОКАЗАЛИСЬ ВОЛЕЙ СУДЕБ...
Не с теми, не тогда сошлись,
И в сторону не ту смотрели,
Не так оценивали жизнь,
Не то сказали, что хотели.
Искали что-то за версту,
Не видя то, что с нами рядом,
Не слыша слов, что нас зовут,
Не так воспринимая взгляды.
Не тот встречали самолет
И ждали не на том перроне,
Причал искали мы не тот,
Маршрута мы не знали номер...
Хоть и побила нас судьба,
Не будем мы терять улыбки –
Жизнь все поставит на места,
Простив, быть может, за ошибки.
©Владимир Высоцкий
ОНА НАКАЖЕТ И РАССУДИТ
ЗА ТО, ЧТО НЕ ТОГДА, НЕ ТАМ
МЫ ОКАЗАЛИСЬ ВОЛЕЙ СУДЕБ...
Не с теми, не тогда сошлись,
И в сторону не ту смотрели,
Не так оценивали жизнь,
Не то сказали, что хотели.
Искали что-то за версту,
Не видя то, что с нами рядом,
Не слыша слов, что нас зовут,
Не так воспринимая взгляды.
Не тот встречали самолет
И ждали не на том перроне,
Причал искали мы не тот,
Маршрута мы не знали номер...
Хоть и побила нас судьба,
Не будем мы терять улыбки –
Жизнь все поставит на места,
Простив, быть может, за ошибки.
©Владимир Высоцкий
Показать больше
8 дн. назад
Мне 20 лет. Я подрабатываю уборщицей в огромном супермаркете.
Недавно, когда я мыла пол, ко мне подошел дедушка со словами: «Спасибо вам за чистоту! Я знаю, какой это труд. Сам мыл полы 20 лет», – и поклонился. Как же меня тронула его похвала, а тем более поклон... Я заплакала.
Мой брат, такой суровый рокер в черной одежде, когда едет на байке и видит торчащую из окна другой машины руку, кладет в нее конфетку.
Со мной в реабилитационном центре лежит двухметровый мужчина лет сорока пяти. Ему очень больно заниматься ЛФК, но он ни мускулом не показывает, какие адские боли терпит. Сегодня ему привезли его огромного пса, и он, обняв его двумя руками, выл в голос.
Когда я был маленьким, бабушка приходила с рынка, приносила мне всякие вкусности и говорила, что зайчик передал. А сейчас она лежит, почти не ходит, и я ей приношу всякие вкусняшки и говорю: «Бабуль, я от зайчика принес». Люблю свою бабулю.
Еду сегодня в метро, слушаю музыку, а рядом со мной подсаживается бабуля. Вежливо просит выключить телефон, у нее кардиостимулятор барахлит. В этот момент можно было заметить, как весь вагон начал выключать телефоны.
Когда у меня обнаружили рак, наша кошка спала постоянно на мне. Потом она заболела, у нее тоже оказалась онкология. Теперь она умерла, а я выздоровела. Плачу и благодарю ее за все, ведь у меня муж и двое детей.
Наши соседи – старенькие бабушка с дедушкой. Каждый день они выходят
посидеть на лавочке возле дома и всегда держатся за ручку. Сегодня, когда была в саду, услышала их разговор. Она жаловалась на различные боли, а он: «У тебя есть я, у меня есть ты, что нам еще нужно?»
Никогда не считала голубей умными птицами. Но на днях в соседнем подъезде умерла бабушка, которая кормила бездомных животных. На ее голос сбегались все окрестные кошки и собаки. И прилетали голуби. Когда из подъезда вынесли гроб с телом, слетелось огромное количество голубей. И потом, когда бабушку увезли, птицы еще около часа кружились над двором. Столько голубей сразу я не видела, даже когда бабушка их кормила.
Помогая, мы не становимся святыми.
Мы становимся нормальными!
Недавно, когда я мыла пол, ко мне подошел дедушка со словами: «Спасибо вам за чистоту! Я знаю, какой это труд. Сам мыл полы 20 лет», – и поклонился. Как же меня тронула его похвала, а тем более поклон... Я заплакала.
Мой брат, такой суровый рокер в черной одежде, когда едет на байке и видит торчащую из окна другой машины руку, кладет в нее конфетку.
Со мной в реабилитационном центре лежит двухметровый мужчина лет сорока пяти. Ему очень больно заниматься ЛФК, но он ни мускулом не показывает, какие адские боли терпит. Сегодня ему привезли его огромного пса, и он, обняв его двумя руками, выл в голос.
Когда я был маленьким, бабушка приходила с рынка, приносила мне всякие вкусности и говорила, что зайчик передал. А сейчас она лежит, почти не ходит, и я ей приношу всякие вкусняшки и говорю: «Бабуль, я от зайчика принес». Люблю свою бабулю.
Еду сегодня в метро, слушаю музыку, а рядом со мной подсаживается бабуля. Вежливо просит выключить телефон, у нее кардиостимулятор барахлит. В этот момент можно было заметить, как весь вагон начал выключать телефоны.
Когда у меня обнаружили рак, наша кошка спала постоянно на мне. Потом она заболела, у нее тоже оказалась онкология. Теперь она умерла, а я выздоровела. Плачу и благодарю ее за все, ведь у меня муж и двое детей.
Наши соседи – старенькие бабушка с дедушкой. Каждый день они выходят
посидеть на лавочке возле дома и всегда держатся за ручку. Сегодня, когда была в саду, услышала их разговор. Она жаловалась на различные боли, а он: «У тебя есть я, у меня есть ты, что нам еще нужно?»
Никогда не считала голубей умными птицами. Но на днях в соседнем подъезде умерла бабушка, которая кормила бездомных животных. На ее голос сбегались все окрестные кошки и собаки. И прилетали голуби. Когда из подъезда вынесли гроб с телом, слетелось огромное количество голубей. И потом, когда бабушку увезли, птицы еще около часа кружились над двором. Столько голубей сразу я не видела, даже когда бабушка их кормила.
Помогая, мы не становимся святыми.
Мы становимся нормальными!
Показать больше
8 дн. назад
Итальянцы позвонили Володе, пригласили на очередные переговоры в Рим и сообщили, что в главной роли уговорили сняться Марчелло Мастроянни. И вот Володя приехал в Италию, познакомился с Мастроянни и передал свои поправки к сценарию, но итальянцы, к изумлению Меньшова, даже не стали их рассматривать, сообщив, что сценарий их совершенно устраивает. Но вот незадача: он совершенно не устраивал Меньшова. Володя, конечно, с радостью поработал бы с Мастроянни, но только в том случае, если сценарий будет доведен до ума. Оказалось, это невозможно. С автором сценария заключен такой договор, что, если вносить правки, придется платить ему огромную неустойку. Так что снимать придется без изменений… Но зато с Мастроянни! Тогда, сказал Меньшов, вы его будете снимать без меня. Итальянцы изрядно удивились, но Володя не поддавался ни на какие уговоры. Он со всеми мило попрощался, высказал Мастроянни сожаление, что не придется поработать вместе, и уехал. Мне по приезде сказал, что удивлен, как большой артист Мастроянни дал согласие участвовать в фильме по такому откровенно плохому сценарию! Дальнейшей судьбы этого проекта мы не знаем.
Я горжусь Володей. Он может снимать только тот материал, в который влюблен. И, может быть, именно поэтому его фильмы живут так долго.
Вера Алентова
• Всё не случайно. Автобиография
Жизнь в дневниках
Я горжусь Володей. Он может снимать только тот материал, в который влюблен. И, может быть, именно поэтому его фильмы живут так долго.
Вера Алентова
• Всё не случайно. Автобиография
Жизнь в дневниках
Показать больше
8 дн. назад
В ночь на Новый, 2002 год, ее до полусмерти избил сын.
Испугавшись, что убил мать, он выбросился из окна.
А Нину Афанасьевну в тяжелейшем состоянии доставили в госпиталь Красногорска, не сообщив о гибели сына.
Милиция хотела возбудить уголовное дело, но Сазонова отказалась писать заявление на своего любимого Мишу.
Мы навещали ее с Олей Богдановой в больнице, приводили с собой даже мальчика-гармониста, чтобы поиграл ей немного: после той беды Нина Афанасьевна потеряла память, но свои старые песни – «Вальсок», «Стою на полустаночке», «Ромашки спрятались» – она помнила еще два года, вплоть до самой смерти.
Оля Богданова много лет проработала с Ниной Афанасьевной в театре Российской Армии. Рассказывает, что Сазоновой приходили мешки писем от зрителей, которые в адресе писали просто: «Тете Паше» или «Тете Клаве» - фамилию они не знали. Но письма всегда доходили.
Это называется «всенародная слава».
Сегодня день рождения удивительной актрисы.
Природной, земной, понятной каждому.
Нина Афанасьевна Сазонова. Помним. #НинаСазонова #день рождения.
Станислав Садальский.
Испугавшись, что убил мать, он выбросился из окна.
А Нину Афанасьевну в тяжелейшем состоянии доставили в госпиталь Красногорска, не сообщив о гибели сына.
Милиция хотела возбудить уголовное дело, но Сазонова отказалась писать заявление на своего любимого Мишу.
Мы навещали ее с Олей Богдановой в больнице, приводили с собой даже мальчика-гармониста, чтобы поиграл ей немного: после той беды Нина Афанасьевна потеряла память, но свои старые песни – «Вальсок», «Стою на полустаночке», «Ромашки спрятались» – она помнила еще два года, вплоть до самой смерти.
Оля Богданова много лет проработала с Ниной Афанасьевной в театре Российской Армии. Рассказывает, что Сазоновой приходили мешки писем от зрителей, которые в адресе писали просто: «Тете Паше» или «Тете Клаве» - фамилию они не знали. Но письма всегда доходили.
Это называется «всенародная слава».
Сегодня день рождения удивительной актрисы.
Природной, земной, понятной каждому.
Нина Афанасьевна Сазонова. Помним. #НинаСазонова #день рождения.
Станислав Садальский.
Показать больше
8 дн. назад
"Они подружились в детстве - 48 лет назад, и по сей день бережно хранят свою дружбу". Как живут и выглядят Юрий Нахратов и Наталья Симонова.
Юрий Нахратов и Наталья Симонова стали "звёздами" кино в раннем детстве, когда на экраны вышла кинолента "Новогодние приключения Маши и Вити".
На этом добром и сказочном фильме выросло несколько поколений. Да и даже сейчас многие люди включают его на фоне во время подготовки к новогодним праздникам или же просто для того, чтобы понастальгировать по своему детству. После съёмок в этой картине, маленькие актёры, играющие главные роли, прекратили сниматься в кино.
Девочка, сыгравшая в фильме роль Маши, росла в очень бедной семье.
Отец Наташи сбежал из семьи за несколько месяцев до её рождения, а мама, хоть и работала целыми днями, но зарабатывала совсем скромно и не могла в одиночку прокормить семью.
У девочки была всего лишь одна игрушка - кукла, которая досталась ей в подарок от бабушки, а одежду она донашивала за своей тётей. Когда ей было пять лет, мама отвела её в киностудию "Ленфильм" на пробы фильма "Новогодние приключения Маши и Вити".
Мама Наташи ни на что особо и не надеялась, ведь её дочка шепелявила и была абсолютно не артистичной, но терять было нечего - каждый желающий ребёнок мог испытать удачу на пробах. Девочка выступала перед режиссером и его ассистентами с какой-то песней.
Пела она так плохо, что не выдержала даже родная мама, которая силой спустила дочь со сцены и прикрыла ей рукой рот. Тогда женщина была уверена, что её дочку даже рассматривать не будут после такого плохого исполнения песни, поэтому она стремительно отправилась с Наташей к выходу.
Однако режиссер их неожиданно остановил и решил пообщаться с девочкой. Когда выяснилось, что Наташа растет в бедной семье, режиссер Игорь Усов спросил её: "В чудеса веришь?", на что она ответила положительным кивком головой.
"Ну, что ж, тогда мы берём тебя в команду. Будем вместе Новый год спасать" - продолжил режиссёр.
Режиссер относился к Наталье Симоновой, как отец к родной дочери. Он каждый день приносил ей на съёмочную площадку игрушки и сладости, а ещё подарил фортепиано, о котором она мечтала.
Изначально, премьера картины "Новогодние приключения Маши и Вити" должна была состояться двадцать восьмого декабря, но Игорь Усов настоял на том, чтобы фильм выпустили на три дня раньше - на шестой день рождения Наташи.
Уже в зрелом возрасте актриса скажет: "Это был самый лучший подарок за всю мою жизнь".
Кстати говоря, режиссер продолжал поддерживать семью своей любимой актрисы после выхода фильма, и даже помогал ей подготавливаться к поступлению в театральный институт, когда она училась в старших классах школы.
Наташа Симонова сыграла ещё три второстепенные роли в кино, два года успешно обучалась в театральном вузе, а потом влюбилась в молодого парня, за которого вскоре вышла замуж. Ради мужа, она оставила все актёрские начинания позади, ведь если бы она и дальше продолжила сниматься в фильмах - то, наверняка, ей бы не хватало времени на семью. В итоге девушка получила образование философа.
На протяжении нескольких следующих лет Наталья Симонова трудилась преподавателем философии в одном из институтов Ленинграда, но со временем она, по настоянию мужа, уволилась и занялась воспитанием троих детей: Полины, Насти и Саввы.
У Юрия Нахратова была совсем другая история.
В фильм "Новогодние приключения Маши и Вити" он попал без проб, так как он снимался в кинокартинах до этого и многие режиссеры студии "Ленфильм" знали, что он очень способный мальчишка.
Правда, ему не сразу отдали роль Вити. Режиссеры несколько месяцев присматривались к другим детишкам, но впоследствии наткнулись в архиве киностудии на резюме Юрия, где было написано, что он послушно и ответственно себя вёл на съёмках фильмов: "Открытая книга", "Подзорная труба" и "Плохой хороший человек".
Когда мальчик явился на съёмочную площадку, он с интересом ходил вокруг оборудования и постоянно что-то записывал в свою небольшую тетрадку. Если кто-то спрашивал: "Что ты делаешь?", он неизменно отвечал: "Изучаю технику".
Кроме того, в первые дни съёмок, во время перерывов, Юра садился читать популярный в то время журнал "Наука и жизнь". Мальчиком восхищалась вся съёмочная группа.
Режиссер и сценаристы решили обыграть в фильме его любовь к точным наукам. В первой версии сценария, Витя должен был быть задирой, который из-за своего хулиганистого характера вечно влезает в неприятности, а Маша его спасает и отчитывает.
Однако, когда начались съёмки, режиссёр менял многие сцены на ходу. Персонаж Витя стал таким же "ботаником", каким был Юрий Нахратов в жизни.
В зрелости Юрий Нахратов рассказал:
"Я не пытался поступать в театральный институт. Существует множество примеров, когда дети-актёры были востребованы в детстве, но с возрастом становились неинтересными, ненужными. А я чем лучше? Такая же участь ждала и меня, но хорошо, что я это осознавал. Выбрал профессию, которая всегда мне нравилась, и не пожалел об этом".
Он обучался на факультете мехатроники в Ленинградском военно-механическом вузе, потом начал работать в крупной компьютерной организации, где работает и по сей день. Известно, что он женат, и что у него есть сын Тимур, который пошёл по его стопам.
Прошло уже 48 лет с момента выхода фильма "Новогодние приключения Маши и Вити", но Юрий Нахратов и Наталья Симонова не прекращали поддерживать связь с тех пор, как впервые встретились.
Они часто созваниваются, вместе отмечают праздники и время от времени пересматривают фильм со своим участием. Хорошие отношения сложились и у членов их семей.
"Мы многое пережили вместе, стали хорошими друзьями. Спасибо этому чудесному фильму за то, что подарил нам такую прекрасную дружбу" - говорил Юрий Нахратов в одной из телепередач.
Юрий Нахратов и Наталья Симонова стали "звёздами" кино в раннем детстве, когда на экраны вышла кинолента "Новогодние приключения Маши и Вити".
На этом добром и сказочном фильме выросло несколько поколений. Да и даже сейчас многие люди включают его на фоне во время подготовки к новогодним праздникам или же просто для того, чтобы понастальгировать по своему детству. После съёмок в этой картине, маленькие актёры, играющие главные роли, прекратили сниматься в кино.
Девочка, сыгравшая в фильме роль Маши, росла в очень бедной семье.
Отец Наташи сбежал из семьи за несколько месяцев до её рождения, а мама, хоть и работала целыми днями, но зарабатывала совсем скромно и не могла в одиночку прокормить семью.
У девочки была всего лишь одна игрушка - кукла, которая досталась ей в подарок от бабушки, а одежду она донашивала за своей тётей. Когда ей было пять лет, мама отвела её в киностудию "Ленфильм" на пробы фильма "Новогодние приключения Маши и Вити".
Мама Наташи ни на что особо и не надеялась, ведь её дочка шепелявила и была абсолютно не артистичной, но терять было нечего - каждый желающий ребёнок мог испытать удачу на пробах. Девочка выступала перед режиссером и его ассистентами с какой-то песней.
Пела она так плохо, что не выдержала даже родная мама, которая силой спустила дочь со сцены и прикрыла ей рукой рот. Тогда женщина была уверена, что её дочку даже рассматривать не будут после такого плохого исполнения песни, поэтому она стремительно отправилась с Наташей к выходу.
Однако режиссер их неожиданно остановил и решил пообщаться с девочкой. Когда выяснилось, что Наташа растет в бедной семье, режиссер Игорь Усов спросил её: "В чудеса веришь?", на что она ответила положительным кивком головой.
"Ну, что ж, тогда мы берём тебя в команду. Будем вместе Новый год спасать" - продолжил режиссёр.
Режиссер относился к Наталье Симоновой, как отец к родной дочери. Он каждый день приносил ей на съёмочную площадку игрушки и сладости, а ещё подарил фортепиано, о котором она мечтала.
Изначально, премьера картины "Новогодние приключения Маши и Вити" должна была состояться двадцать восьмого декабря, но Игорь Усов настоял на том, чтобы фильм выпустили на три дня раньше - на шестой день рождения Наташи.
Уже в зрелом возрасте актриса скажет: "Это был самый лучший подарок за всю мою жизнь".
Кстати говоря, режиссер продолжал поддерживать семью своей любимой актрисы после выхода фильма, и даже помогал ей подготавливаться к поступлению в театральный институт, когда она училась в старших классах школы.
Наташа Симонова сыграла ещё три второстепенные роли в кино, два года успешно обучалась в театральном вузе, а потом влюбилась в молодого парня, за которого вскоре вышла замуж. Ради мужа, она оставила все актёрские начинания позади, ведь если бы она и дальше продолжила сниматься в фильмах - то, наверняка, ей бы не хватало времени на семью. В итоге девушка получила образование философа.
На протяжении нескольких следующих лет Наталья Симонова трудилась преподавателем философии в одном из институтов Ленинграда, но со временем она, по настоянию мужа, уволилась и занялась воспитанием троих детей: Полины, Насти и Саввы.
У Юрия Нахратова была совсем другая история.
В фильм "Новогодние приключения Маши и Вити" он попал без проб, так как он снимался в кинокартинах до этого и многие режиссеры студии "Ленфильм" знали, что он очень способный мальчишка.
Правда, ему не сразу отдали роль Вити. Режиссеры несколько месяцев присматривались к другим детишкам, но впоследствии наткнулись в архиве киностудии на резюме Юрия, где было написано, что он послушно и ответственно себя вёл на съёмках фильмов: "Открытая книга", "Подзорная труба" и "Плохой хороший человек".
Когда мальчик явился на съёмочную площадку, он с интересом ходил вокруг оборудования и постоянно что-то записывал в свою небольшую тетрадку. Если кто-то спрашивал: "Что ты делаешь?", он неизменно отвечал: "Изучаю технику".
Кроме того, в первые дни съёмок, во время перерывов, Юра садился читать популярный в то время журнал "Наука и жизнь". Мальчиком восхищалась вся съёмочная группа.
Режиссер и сценаристы решили обыграть в фильме его любовь к точным наукам. В первой версии сценария, Витя должен был быть задирой, который из-за своего хулиганистого характера вечно влезает в неприятности, а Маша его спасает и отчитывает.
Однако, когда начались съёмки, режиссёр менял многие сцены на ходу. Персонаж Витя стал таким же "ботаником", каким был Юрий Нахратов в жизни.
В зрелости Юрий Нахратов рассказал:
"Я не пытался поступать в театральный институт. Существует множество примеров, когда дети-актёры были востребованы в детстве, но с возрастом становились неинтересными, ненужными. А я чем лучше? Такая же участь ждала и меня, но хорошо, что я это осознавал. Выбрал профессию, которая всегда мне нравилась, и не пожалел об этом".
Он обучался на факультете мехатроники в Ленинградском военно-механическом вузе, потом начал работать в крупной компьютерной организации, где работает и по сей день. Известно, что он женат, и что у него есть сын Тимур, который пошёл по его стопам.
Прошло уже 48 лет с момента выхода фильма "Новогодние приключения Маши и Вити", но Юрий Нахратов и Наталья Симонова не прекращали поддерживать связь с тех пор, как впервые встретились.
Они часто созваниваются, вместе отмечают праздники и время от времени пересматривают фильм со своим участием. Хорошие отношения сложились и у членов их семей.
"Мы многое пережили вместе, стали хорошими друзьями. Спасибо этому чудесному фильму за то, что подарил нам такую прекрасную дружбу" - говорил Юрий Нахратов в одной из телепередач.
Показать больше
8 дн. назад
«Мою пулю принял товарищ, как это забыть?..»
Актёр: Владимир Этуш о войне, о фронте, о жизни, о смерти и о Дне Победы.
Родился 6 мая 1922 года в Москве. Советский и российский актер театра и кино, педагог. Народный артист СССР. Участник Великой Отечественной войны. Награждён, включая ордена Красной Звезды и Великой Отечественной войны I степени и Александра Невского, медали за «За оборону Москвы» многочисленными орденами и медалями и «За оборону Кавказа».
Я не знаю, как говорить о войне, чтобы это было понятно всем. Наверное, понять войну можно только на уровне чувств. Великая Отечественная — это событие, в которое была вовлечена вся страна, каждый наш человек. Эта часть истории, она настолько пронзительна, что ее невозможно преподнести как-то иначе, кроме как с великим трепетом, с великой болью. И со своей стороны, я не понимаю людей, пытающихся что-то «переосмыслить», поумничать на эту тему.
Что такое война для меня? Представьте: я совсем юный актёр, мне 18 лет. Я эдакий баловень судьбы, предвоенный год для меня складывается прекрасно: чудесный вахтанговский театр, выдающиеся коллеги-актёры, любовные похождения, ночные гулянки...
И вот война, начало которой помню в мельчайших деталях. 22 июня 41-го года в пятом часу утра я возвращался по пустынной Москве домой с очередной вечеринки. Спустился по улице Горького на Манежную площадь и вдруг увидел огромный чёрный автомобиль посольства Германии, который несся со стороны Кремля. До сих пор помню флажок со свастикой, трепетавший на ветру. Я, по своей мальчишеской наивности, не придал этому эпизоду значения. Уже позже понял, что стал невольным свидетелем проезда немецкого посла фон Шуленбурга, который минутами ранее вручил Молотову меморандум об объявлении войны Советскому Союзу.
Только в районе обеда того же дня узнал о бомбежках Киева и Минска и о том, что прежняя, мирная, жизнь завершилась. Что ощутил я поначалу? Жуткий, колотящий страх, который до сих пор чувствую буквально кожей. Этот ужас прошел быстро: начались военные будни, которые для меня выражались в тушении «зажигалок» на крыше Щукинского училища и рытье противотанковых рвов.
На оборонные работы меня вместе с другими студентами отправили спустя неделю после начала войны. Рыли окопы и эскарпы под Вязьмой. Уже там я понял, что тревожное время всегда показывает каждого человека в его истинном облике: среди нас, земляных рабочих, были настоящие трудяги и патриоты, а были и симулянты, лодыри, плуты…
В конце сентября 41-го мы играли в театре спектакль на военную тему — «Фельдмаршал Кутузов». В зале присутствовало всего 13 зрителей! Хорошо помню своё шоковое состояние. Я вдруг осознал, что в такой трагический для страны период людям не до театра. И на следующий день в военкомате записался добровольцем на фронт.
Я немного знал немецкий, поэтому первые четыре месяца службы провёл в школе военных переводчиков в городе Ставрополе-на-Волге. Ныне такого населённого пункта нет, он затоплен после сооружения Куйбышевской ГЭС. По распределению я попал в Северо-Кавказский военный округ. Настоящая война началась для меня именно с этого момента.
Моё лейтенантское звание поспособствовало тому, что из переводчика я преобразился в заместителя начальника отдела разведки 70-го укрепрайона, оборонявшего Ростов. Через месяц после моего прибытия в часть немцы прорвали Воронежский фронт: наши войска стремительно отступали на Кавказ, и все разом хлынули через единственный мост в районе Аксая. Комендантом этого моста назначили именно меня.
Эта летняя переправа 1942 года до сих пор стоит перед глазами. Нескончаемый поток войск, текущий через узенькую тропку моста, и постоянные бомбежки. Немец, разумеется, был осведомлен о стратегическом значении переправы и не давал нам расслабиться ни на сутки. Я все время находился на самом мосту, регулируя движение колонн, и, как выяснилось, это было самое безопасное место! Наша зенитная охрана не давала фашистской авиации снижаться для прицельного бомбометания, поэтому взрывы гремели где угодно, но в мост немцы так и не попали.
Потом были бои за Аксай, в ходе которых я получил первые фронтовые навыки. А затем — наше долгое и тяжёлое отступление через Кавказский хребет. Днём жара, ночью — жуткий холод, а обмундирование к таким походам не приспособлено. С едой в горах было тоже неважно, поэтому голод в том переходе стал обычным делом. Люди слабели, засыпали на ходу, иногда срывались в пропасть — особенно по ночам, когда километрами приходилось передвигаться по «карнизам» вдоль отвесных скал.
Вообще, прошло много лет, но до сих пор помнится одно главное, тягостное ощущение от войны — это нестерпимая, свинцовая, постоянная усталость. Мы никогда не бывали сытыми и никогда не бывали выспавшимися. И временами все — и командиры, и бойцы — от утомления просто валились с ног.
Вспоминаю один характерный случай, врезавшийся в память. Это был 1943 год, зима. Я на тот момент являлся помощником начальника штаба полка по разведке в Закавказском округе. После Сталинграда немцы стали отходить с Кавказа, поскольку боялись попасть в котёл , как армия Паулюса. Наши войска перешли в наступление, выдавливали немцев от Грозного, но продвижение было тяжёлым . Целыми днями шли серьёзные бои. Я участвовал в допросе пленного гитлеровца, и это продолжалось невероятно долго — до глубокого вечера. После его окончания еще час провел в штабе, а затем навалилась такая усталость, что, выйдя на морозный воздух, я хотел только одного — где-нибудь поспать. Зашёл в соседнюю избу в нашем лагере и обомлел: в жарко натопленном помещении спали немецкие пленные вперемешку с нашими командирами! На железной кровати храпели двое немцев, у них в ногах поперек кровати спал наш начальник химслужбы, на полу рядом, ничком — начальник полковой разведки, а на его, простите, ягодицах покоилась голова ещё одного пленного гитлеровца, тоже спящего. Картину довершал караульный, который дремал, сидя на табуретке и прислонив автомат к одному из спящих немцев… Словно и не было войны, врагов и противников. Спали вповалку измученные, смертельно усталые люди.
Мои лучшие дни на войне — если вообще можно так говорить — связаны с 581-м стрелковым полком и его командиром Андреем Николаевичем Семеновым. Его полк на всём фронте — единственный, который обычно именовали не по номеру, а по фамилии командира: Семеновский полк. Семенова обожали все: штабные офицеры, солдаты, командиры смежных подразделений. Профессиональный военный, строевик, Семенов привлекал не только необыкновенным умом и боевой выучкой, но и отношением к подчиненным. В полку он знал всех, регулярно общался с рядовыми бойцами, вникал во все вопросы. С офицерами вёл себя как старший товарищ, с бойцами — как родной отец. С Семеновским полком я прошёл фронтовой путь от Осетии и Кабарды до Азова.
Позже выяснил, что Семенов — болгарский иммигрант, революционер, приговоренный к смерти на родине и нашедший пристанище в Советской России. Его настоящее имя — Янко Митев. С ним мы сдружились и даже встречались после войны в Болгарии. Он рассказывал, как в 1937 году в Москве его арестовали, обвиняли в шпионаже, проводили изнурительные многочасовые допросы. Какое-то время он провел в тюрьме… Самое интересное, что Митев-Семенов, несмотря на все притеснения и арест, остался убеждённым сталинистом. Объяснить это с точки зрения логики невозможно. Наверное, надо жить в то время, чтобы понять…
На войне время сжимается, иногда кажется, что за сутки ты прожил целую жизнь. Поэтому есть вещи, которые уже стерлись из памяти, а есть то, что я не смогу забыть никогда. Боев было много, и мне, лейтенанту, приходилось и бежать с винтовкой в руках, и командовать пулеметным расчетом, и лежать в обороне в цепи солдат. Однажды в такой цепи мой сосед, один из бойцов нашего полка, получил ранение в лёгкое, у него начался пневмоторакс, он задыхался. Необходимо было его приподнять, чтобы облегчить страдания. Я попытался это сделать, и вдруг его голова упала мне на грудь. Другая пуля, предназначенная мне, угодила в него… Как мне это забыть?
Под Запорожьем в 43-м война для меня закончилась. Я получил тяжёлое ранение. Это случилось сразу после награждения орденом Красной Звезды. Мы ждали сигнала к наступлению, сидели в окопах. Выбрали время затишья для вручения наград солдатам и офицерам, приехал комдив. Я, как назло, на построении не присутствовал — отлучился… А когда вернулся, немцы начали такой бой, каких до того момента я не припомню: все перед нами взрывалось и сверкало, как салют. Нужно было менять позиции, и мы побежали. Вдруг командир полка на бегу сует мне коробочку: «Этуш, забери свой орден! Чёрт знает, может, тебя убьют, а может, меня убьют!..»
Мы окопались и не могли сдвинуться с места 13 дней: немец стрелял беспрестанно. Нам ежедневно поступали приказы идти в атаку, но поднять бойцов под шквальным огнём не удавалось. На 13-е сутки сидеть в неглубоком окопчике стало невыносимо. С благословения комбата мне удалось поднять людей: пробежали метров 200 под огнём и опять залегли — вроде чуть продвинулись… Я вернулся в окоп к командиру, бой вроде окончился. Когда выходишь из атаки невредимым, теряешь бдительность. Я собрался на обед, встал в рост и… повернулся спиной к передовой. Перед тем как потерять сознание, услышал характерный звук «лопанья» разрывных пуль рядом с собой. А затем, когда очнулся, ощутил адскую боль внизу спины…
Потом было четыре госпиталя, полгода лечения. Выяснилось, что у меня разбиты кости таза. Меня комиссовали и дали вторую группу инвалидности. Восстанавливался уже в Москве. А в 1944-м, в старенькой шинельке и с палочкой, я появился на пороге родного Щукинского училища. Меня ждали новые роли…
День Победы я отмечаю всегда, иногда вместе с собственным днём рождения. Может ли этот праздник потерять для меня свою ценность? Могу ли я забыть войну? Свою жизнь от жизни страны мне не отделить. И слава Богу, что так.
Актёр: Владимир Этуш о войне, о фронте, о жизни, о смерти и о Дне Победы.
Родился 6 мая 1922 года в Москве. Советский и российский актер театра и кино, педагог. Народный артист СССР. Участник Великой Отечественной войны. Награждён, включая ордена Красной Звезды и Великой Отечественной войны I степени и Александра Невского, медали за «За оборону Москвы» многочисленными орденами и медалями и «За оборону Кавказа».
Я не знаю, как говорить о войне, чтобы это было понятно всем. Наверное, понять войну можно только на уровне чувств. Великая Отечественная — это событие, в которое была вовлечена вся страна, каждый наш человек. Эта часть истории, она настолько пронзительна, что ее невозможно преподнести как-то иначе, кроме как с великим трепетом, с великой болью. И со своей стороны, я не понимаю людей, пытающихся что-то «переосмыслить», поумничать на эту тему.
Что такое война для меня? Представьте: я совсем юный актёр, мне 18 лет. Я эдакий баловень судьбы, предвоенный год для меня складывается прекрасно: чудесный вахтанговский театр, выдающиеся коллеги-актёры, любовные похождения, ночные гулянки...
И вот война, начало которой помню в мельчайших деталях. 22 июня 41-го года в пятом часу утра я возвращался по пустынной Москве домой с очередной вечеринки. Спустился по улице Горького на Манежную площадь и вдруг увидел огромный чёрный автомобиль посольства Германии, который несся со стороны Кремля. До сих пор помню флажок со свастикой, трепетавший на ветру. Я, по своей мальчишеской наивности, не придал этому эпизоду значения. Уже позже понял, что стал невольным свидетелем проезда немецкого посла фон Шуленбурга, который минутами ранее вручил Молотову меморандум об объявлении войны Советскому Союзу.
Только в районе обеда того же дня узнал о бомбежках Киева и Минска и о том, что прежняя, мирная, жизнь завершилась. Что ощутил я поначалу? Жуткий, колотящий страх, который до сих пор чувствую буквально кожей. Этот ужас прошел быстро: начались военные будни, которые для меня выражались в тушении «зажигалок» на крыше Щукинского училища и рытье противотанковых рвов.
На оборонные работы меня вместе с другими студентами отправили спустя неделю после начала войны. Рыли окопы и эскарпы под Вязьмой. Уже там я понял, что тревожное время всегда показывает каждого человека в его истинном облике: среди нас, земляных рабочих, были настоящие трудяги и патриоты, а были и симулянты, лодыри, плуты…
В конце сентября 41-го мы играли в театре спектакль на военную тему — «Фельдмаршал Кутузов». В зале присутствовало всего 13 зрителей! Хорошо помню своё шоковое состояние. Я вдруг осознал, что в такой трагический для страны период людям не до театра. И на следующий день в военкомате записался добровольцем на фронт.
Я немного знал немецкий, поэтому первые четыре месяца службы провёл в школе военных переводчиков в городе Ставрополе-на-Волге. Ныне такого населённого пункта нет, он затоплен после сооружения Куйбышевской ГЭС. По распределению я попал в Северо-Кавказский военный округ. Настоящая война началась для меня именно с этого момента.
Моё лейтенантское звание поспособствовало тому, что из переводчика я преобразился в заместителя начальника отдела разведки 70-го укрепрайона, оборонявшего Ростов. Через месяц после моего прибытия в часть немцы прорвали Воронежский фронт: наши войска стремительно отступали на Кавказ, и все разом хлынули через единственный мост в районе Аксая. Комендантом этого моста назначили именно меня.
Эта летняя переправа 1942 года до сих пор стоит перед глазами. Нескончаемый поток войск, текущий через узенькую тропку моста, и постоянные бомбежки. Немец, разумеется, был осведомлен о стратегическом значении переправы и не давал нам расслабиться ни на сутки. Я все время находился на самом мосту, регулируя движение колонн, и, как выяснилось, это было самое безопасное место! Наша зенитная охрана не давала фашистской авиации снижаться для прицельного бомбометания, поэтому взрывы гремели где угодно, но в мост немцы так и не попали.
Потом были бои за Аксай, в ходе которых я получил первые фронтовые навыки. А затем — наше долгое и тяжёлое отступление через Кавказский хребет. Днём жара, ночью — жуткий холод, а обмундирование к таким походам не приспособлено. С едой в горах было тоже неважно, поэтому голод в том переходе стал обычным делом. Люди слабели, засыпали на ходу, иногда срывались в пропасть — особенно по ночам, когда километрами приходилось передвигаться по «карнизам» вдоль отвесных скал.
Вообще, прошло много лет, но до сих пор помнится одно главное, тягостное ощущение от войны — это нестерпимая, свинцовая, постоянная усталость. Мы никогда не бывали сытыми и никогда не бывали выспавшимися. И временами все — и командиры, и бойцы — от утомления просто валились с ног.
Вспоминаю один характерный случай, врезавшийся в память. Это был 1943 год, зима. Я на тот момент являлся помощником начальника штаба полка по разведке в Закавказском округе. После Сталинграда немцы стали отходить с Кавказа, поскольку боялись попасть в котёл , как армия Паулюса. Наши войска перешли в наступление, выдавливали немцев от Грозного, но продвижение было тяжёлым . Целыми днями шли серьёзные бои. Я участвовал в допросе пленного гитлеровца, и это продолжалось невероятно долго — до глубокого вечера. После его окончания еще час провел в штабе, а затем навалилась такая усталость, что, выйдя на морозный воздух, я хотел только одного — где-нибудь поспать. Зашёл в соседнюю избу в нашем лагере и обомлел: в жарко натопленном помещении спали немецкие пленные вперемешку с нашими командирами! На железной кровати храпели двое немцев, у них в ногах поперек кровати спал наш начальник химслужбы, на полу рядом, ничком — начальник полковой разведки, а на его, простите, ягодицах покоилась голова ещё одного пленного гитлеровца, тоже спящего. Картину довершал караульный, который дремал, сидя на табуретке и прислонив автомат к одному из спящих немцев… Словно и не было войны, врагов и противников. Спали вповалку измученные, смертельно усталые люди.
Мои лучшие дни на войне — если вообще можно так говорить — связаны с 581-м стрелковым полком и его командиром Андреем Николаевичем Семеновым. Его полк на всём фронте — единственный, который обычно именовали не по номеру, а по фамилии командира: Семеновский полк. Семенова обожали все: штабные офицеры, солдаты, командиры смежных подразделений. Профессиональный военный, строевик, Семенов привлекал не только необыкновенным умом и боевой выучкой, но и отношением к подчиненным. В полку он знал всех, регулярно общался с рядовыми бойцами, вникал во все вопросы. С офицерами вёл себя как старший товарищ, с бойцами — как родной отец. С Семеновским полком я прошёл фронтовой путь от Осетии и Кабарды до Азова.
Позже выяснил, что Семенов — болгарский иммигрант, революционер, приговоренный к смерти на родине и нашедший пристанище в Советской России. Его настоящее имя — Янко Митев. С ним мы сдружились и даже встречались после войны в Болгарии. Он рассказывал, как в 1937 году в Москве его арестовали, обвиняли в шпионаже, проводили изнурительные многочасовые допросы. Какое-то время он провел в тюрьме… Самое интересное, что Митев-Семенов, несмотря на все притеснения и арест, остался убеждённым сталинистом. Объяснить это с точки зрения логики невозможно. Наверное, надо жить в то время, чтобы понять…
На войне время сжимается, иногда кажется, что за сутки ты прожил целую жизнь. Поэтому есть вещи, которые уже стерлись из памяти, а есть то, что я не смогу забыть никогда. Боев было много, и мне, лейтенанту, приходилось и бежать с винтовкой в руках, и командовать пулеметным расчетом, и лежать в обороне в цепи солдат. Однажды в такой цепи мой сосед, один из бойцов нашего полка, получил ранение в лёгкое, у него начался пневмоторакс, он задыхался. Необходимо было его приподнять, чтобы облегчить страдания. Я попытался это сделать, и вдруг его голова упала мне на грудь. Другая пуля, предназначенная мне, угодила в него… Как мне это забыть?
Под Запорожьем в 43-м война для меня закончилась. Я получил тяжёлое ранение. Это случилось сразу после награждения орденом Красной Звезды. Мы ждали сигнала к наступлению, сидели в окопах. Выбрали время затишья для вручения наград солдатам и офицерам, приехал комдив. Я, как назло, на построении не присутствовал — отлучился… А когда вернулся, немцы начали такой бой, каких до того момента я не припомню: все перед нами взрывалось и сверкало, как салют. Нужно было менять позиции, и мы побежали. Вдруг командир полка на бегу сует мне коробочку: «Этуш, забери свой орден! Чёрт знает, может, тебя убьют, а может, меня убьют!..»
Мы окопались и не могли сдвинуться с места 13 дней: немец стрелял беспрестанно. Нам ежедневно поступали приказы идти в атаку, но поднять бойцов под шквальным огнём не удавалось. На 13-е сутки сидеть в неглубоком окопчике стало невыносимо. С благословения комбата мне удалось поднять людей: пробежали метров 200 под огнём и опять залегли — вроде чуть продвинулись… Я вернулся в окоп к командиру, бой вроде окончился. Когда выходишь из атаки невредимым, теряешь бдительность. Я собрался на обед, встал в рост и… повернулся спиной к передовой. Перед тем как потерять сознание, услышал характерный звук «лопанья» разрывных пуль рядом с собой. А затем, когда очнулся, ощутил адскую боль внизу спины…
Потом было четыре госпиталя, полгода лечения. Выяснилось, что у меня разбиты кости таза. Меня комиссовали и дали вторую группу инвалидности. Восстанавливался уже в Москве. А в 1944-м, в старенькой шинельке и с палочкой, я появился на пороге родного Щукинского училища. Меня ждали новые роли…
День Победы я отмечаю всегда, иногда вместе с собственным днём рождения. Может ли этот праздник потерять для меня свою ценность? Могу ли я забыть войну? Свою жизнь от жизни страны мне не отделить. И слава Богу, что так.
Показать больше
20 дн. назад
Неповторимый тембр, теплота исполнения, удивительная лиричность сделали ее родной, близкой для каждого зрителя. Казалось, что Толкуновой чужды любовные метания, личные неудачи, а ее жизнь сложилась счастливо, и теперь остается лишь оберегать это счастье. Боль развести руками да слушать, как носики-курносики сопят.
На деле благополучие было лишь маской, за которой скрывались боль, пустота, разочарование в мужчинах и трагический разлад в отношениях с собственным сыном.
В советское время был единственный главный итог музыкального года страны: "Песня года". Ее лауреатом Валентина Толкунова становилась 23 раза.
И сегодня нельзя забыть ее замечательную прическу, пышную косу, перетянутую жемчугом, мягкую, нежную улыбку.
Утром 21 марта 2010 года Валентина Толкунова проснулась в палате Боткинской больницы. Артистка привыкла к концертному графику, когда выступления заканчиваются поздно. Чтобы набраться сил, ей надо подольше поспать.
А силы начали покидать ее больше месяца назад. В середине февраля, когда пришла пора ехать с очередными концертами. На этот раз в Белоруссию.
В начале 90-х невероятно популярная в СССР певица попала в категорию, которая на сленге телевизионных начальников называлась “неформат”. Ее перестали приглашать сниматься в телепередачах.
Единственным способом заработать и напомнить о себе оставались концерты. Ради встречи с любимой артисткой даже небогатые зрители готовы были заплатить за билет. Такая преданность ее творчеству трогала Валентину Толкунову до слез и заставляла работать до изнеможения.
В последний свой концерт в Могилеве она себя очень плохо чувствовала, у нее подскочило давление и она буквально держалась за стойку микрофона. В перерыве Валентине Толкуновой вызвали “скорую”. Врач сразу предложил поехать в больницу, но артистка категорически отказалась: “У меня еще второе отделение”.
Ей сделали укол. У Толкуновой порозовело лицо и озарилось знаменитой улыбкой: “Спасибо. Все в порядке”. И певица вновь отправилась на сцену.
Она спела один куплет, должна была петь следующий, но вновь запела первый куплет. Позже станет ясно, что Валентина Толкунова уже не могла петь. А потому решила последним номером исполнить не песню, а стихи.
Люди заметили, как ей плохо и как она покачивается, но продолжает читать стихи.
После этого ее увезли в реанимацию. Оказалось, у нее был гипертонический криз.
Через несколько дней певицу перевезли в Москву, в Боткинскую больницу. Здесь ей предстояло провести последний месяц своей жизни.
Когда Валентина Толкунова ушла из жизни, ей было всего 63 года. И мало кто знал, сколько испытаний выпало на ее долю.
За последние 20 лет своей жизни певица трижды боролась со смертельным недугом. Рак возвращался вновь и вновь. Трудно сказать, что стОило больших усилий: борьба за жизнь или попытки скрыть свою болезнь от окружающих.
Те, кто знал Валентину Толкунову близко, понимали, что она изо всех сил стремилась защитить от переживаний своих близких.
Она не искала поддержки и заботу у мужа, сына, мамы, а наоборот, взваливала всю тяжесть на свои плечи.
И 21 марта она тоже взяла в руки молитвослов. В последние годы она не расставалась с ним, книжечка была изрядно потрепана.
Молитвослов стал спутником артистки в середине 90-х. В то время, когда вокруг рушилось все, что казалось незыблемым.
Распалась могучая страна, в которой Толкунова родилась и состоялась как певица.
Мама Вали Толкуновой, Евгения Николаевна, сполна изведав доли дочери “врага народа”, старалась научить свою дочку быть скромной и незаметной.
И поэтому Валя попыталась спрятаться за чужие спины, когда в школу, где она училась, приехала комиссия по отбору голосов в Детский хор в Центральный дом железнодорожников под руководством Семена Дунаевского, брата известного композитора Исаака Дунаевского.
Однако учительница музыки настояла, чтобы Валю Толкунову прослушали. На девочку сразу обратили внимание. В десять лет Валя стала солисткой большого певческого коллектива, который выступал в Колонном зале Дома Союзов, участвовала в записях с лучшими симфоническими оркестрами.
Однажды ей выпало петь с оркестром под руководством Юрия Саульского. Тогда Валя, будучи школьницей, и предположить не могла, что всего через несколько лет он станет ее мужем.
Толкунова оказалась вместе с Саульским и в самой последней для него записи. Когда отсняли дубль, кто-то из музыкантов рассказал анекдот.
Знаменитый режиссер засмеялся и… умер. Певица навсегда запомнила его лежащим на солдатских шинелях. Записывали концерт к 23-му февраля.
Для Валентины Толкуновой Юрий Саульский был очень важным в жизни человеком. Вокально-инструментальный оркестр Юрия Саульского "ВИО-66" исполнял джазовую музыку, которая еще недавно считалась буржуазной и запретной.
Когда Саульскому потребовалось найти замену ушедшей вокалистке, ему представили Валентину. Маэстро пришел в восторг. А Толкунова после протяжных песен и романсов чувствовала себя в джазе совершенно не на месте.
-Когда моя бабушка пришла ко мне на концерт, она спросила: -А где же песня? Почему вы все время поете про Потапа?
Па-да-па-да-па-да-паап.
Из воспоминаний Валентины Толкуновой.
Валентине изо всех сил хотелось оправдать восхищение мэтра. Неопытная 19-летняя девушка не сразу поняла, что Саульский восхищен не только ее вокалом, но и ею самой.
Валя в тот момент переживала роман со студентом Тимирязевской академии, своим ровесником. Но у нее была слабость. Когда мальчики, в которых Толкунова влюблялась, были готовы уже идти за ней на край света, девушке становилось с ними скучно.
Саульский не тратил время на ухаживания. Той же осенью 1966 года Валентина стала его женой. Юрий Сергеевич был старше своей избранницы на 18 лет.
Заметная фигура в музыкальном мире столицы, он познакомил жену с известными кинематографистами и композиторами. В том числе с Ильей Катаевым. Тот предложил молодой певице записать несколько песен для первого советского телесериала (многосерийного фильма) “День за днем”.
Одна из этих песен “Стою на полустаночке”стала настоящим хитом. Премьера песни состоялась в 1971 году. В тот момент ей казалось, что она самая счастливая женщина в мире: обожаемый и любящий муж, который открыл ей путь к популярности.
Но ее ждала оглушительная катастрофа. Что случилось в один из дней того самого 1971 года Валентина Толкунова не рассказывала никому. Известно лишь, что в одночасье солистка джаз-оркестра оказалась без мужа и без работы.
До встречи с Юрием Саульским Валентина не представляла, что человек может со всем жаром отдаваться каждому новому увлечению. Для нее примером супружества служили родители.
Валентина верила, что пройдет по жизни с избранником от венца до гробовой доски. Смятение, слезы, боль от предательства - ко всему этому вскоре добавилось отчаяние, тоска от безденежья и невозможность себя реализовать.
И вот тут-то Толкунова проявила характер, который позволил доказать, что она и сама чего-то стоит без своего знаменитого мужа.
Начало 70-х было эпохой популярности квартетов и ансамблей на эстраде.
Валентина Толкунова пыталась устроиться солисткой хотя бы в один из них. Даже пробовала организовать собственный коллектив из четырёх девушек, но у нее ничего не вышло. И … к счастью.
В 1972 году на творческом вечере своего друга, композитора Ильи Катаева, Валентина спела песенку Владимира Шаинского “Ах, Наташа!” Причем сам Шаинский считал песню неудачной. Однако певицу дважды вызывали на бис.
Именно тогда она впервые вплела в косу жемчужную нить. С тех пор Валентина считала это украшение своим талисманом.
На Валентину Толкунову посыпались предложения от музыкантов, которые раньше казались молодой вокалистке недосягаемыми. Для нее писали Павел Аедоницкий, Оскар Фельцман, Александра Пахмутова, Микаэл Таравердиев,
Образ, который создала Толкунова на эстраде при всей его простоте оказался уникальным.
У Валентины не было отбоя от поклонников. Но именно тогда ей пришлось научиться защищать себя от назойливого внимания и недостаточно уважительного обращения.
Мало кто может представить, на что она оказалась способна. Она становилась стальной внутри, в глазах появлялся холод. Она начинала говорить тише, медленнее. Настолько жестко и остро, что действительно было страшно.
Память о распавшемся браке с Саульским долго саднила в ее душе. И все же нашелся мужчина, которому было суждено найти ключ к ее сердцу.
Журналист-международник Юрий Папоров. Они поженились в 1974 году, а через три года стали родителями. К тому моменту Валентине был 31 год. Так что впервые исполняя свою знаменитую песню “Носики-курносики”, она светилась от счастья.
Казалось, теперь артистка достигла всего, о чем мечтала. Преданный муж, сын, всесоюзная популярность.
Она и не подозревала, какую цену ей придется заплатить за эту мечту. Только мама оказалась единственным человеком, который никогда не предавал и не разочаровывал ее.
О своем втором муже Папорове во всех интервью Валентина говорила только хорошее. “Замечательный человек, бывший дипломат, сейчас пишет исторические книги…” О том, что ради своих книг муж уехал в Латинскую Америку на целых 12 лет, певица не распространялась. Как и о том, что после его возвращения супруги жили в разных квартирах.
Лишь когда Юрий Папоров попал в автокатастрофу, после которой превратился в инвалида, Валентина забрала его к себе и наняла сиделку. Счастливым браком это назвать никак нельзя. Всю свою любовь и нежность Валентина излила на своего единственного сына Коленьку.
У Коли был прекрасный голос, слух. И Толкунова мечтала, что сын продолжит ее дело. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Николай не хотел тратить время и силы на вокал. Да и вообще к любому занятию быстро терял интерес. В конце-концов Николай стал работать в коллективе матери. Теперь они проводили гораздо больше времени рядом, но не вместе.
Душевной близости, о которой мечтала певица, между ними так и не возникло.
И все же до поры, до времени Валентина Толкунова считала свою жизнь благополучной, пока в 1990 году ей не диагностировали рак. Она отчаянно боролась с болезнью и ПОБЕДИЛА.
Однако
На деле благополучие было лишь маской, за которой скрывались боль, пустота, разочарование в мужчинах и трагический разлад в отношениях с собственным сыном.
В советское время был единственный главный итог музыкального года страны: "Песня года". Ее лауреатом Валентина Толкунова становилась 23 раза.
И сегодня нельзя забыть ее замечательную прическу, пышную косу, перетянутую жемчугом, мягкую, нежную улыбку.
Утром 21 марта 2010 года Валентина Толкунова проснулась в палате Боткинской больницы. Артистка привыкла к концертному графику, когда выступления заканчиваются поздно. Чтобы набраться сил, ей надо подольше поспать.
А силы начали покидать ее больше месяца назад. В середине февраля, когда пришла пора ехать с очередными концертами. На этот раз в Белоруссию.
В начале 90-х невероятно популярная в СССР певица попала в категорию, которая на сленге телевизионных начальников называлась “неформат”. Ее перестали приглашать сниматься в телепередачах.
Единственным способом заработать и напомнить о себе оставались концерты. Ради встречи с любимой артисткой даже небогатые зрители готовы были заплатить за билет. Такая преданность ее творчеству трогала Валентину Толкунову до слез и заставляла работать до изнеможения.
В последний свой концерт в Могилеве она себя очень плохо чувствовала, у нее подскочило давление и она буквально держалась за стойку микрофона. В перерыве Валентине Толкуновой вызвали “скорую”. Врач сразу предложил поехать в больницу, но артистка категорически отказалась: “У меня еще второе отделение”.
Ей сделали укол. У Толкуновой порозовело лицо и озарилось знаменитой улыбкой: “Спасибо. Все в порядке”. И певица вновь отправилась на сцену.
Она спела один куплет, должна была петь следующий, но вновь запела первый куплет. Позже станет ясно, что Валентина Толкунова уже не могла петь. А потому решила последним номером исполнить не песню, а стихи.
Люди заметили, как ей плохо и как она покачивается, но продолжает читать стихи.
После этого ее увезли в реанимацию. Оказалось, у нее был гипертонический криз.
Через несколько дней певицу перевезли в Москву, в Боткинскую больницу. Здесь ей предстояло провести последний месяц своей жизни.
Когда Валентина Толкунова ушла из жизни, ей было всего 63 года. И мало кто знал, сколько испытаний выпало на ее долю.
За последние 20 лет своей жизни певица трижды боролась со смертельным недугом. Рак возвращался вновь и вновь. Трудно сказать, что стОило больших усилий: борьба за жизнь или попытки скрыть свою болезнь от окружающих.
Те, кто знал Валентину Толкунову близко, понимали, что она изо всех сил стремилась защитить от переживаний своих близких.
Она не искала поддержки и заботу у мужа, сына, мамы, а наоборот, взваливала всю тяжесть на свои плечи.
И 21 марта она тоже взяла в руки молитвослов. В последние годы она не расставалась с ним, книжечка была изрядно потрепана.
Молитвослов стал спутником артистки в середине 90-х. В то время, когда вокруг рушилось все, что казалось незыблемым.
Распалась могучая страна, в которой Толкунова родилась и состоялась как певица.
Мама Вали Толкуновой, Евгения Николаевна, сполна изведав доли дочери “врага народа”, старалась научить свою дочку быть скромной и незаметной.
И поэтому Валя попыталась спрятаться за чужие спины, когда в школу, где она училась, приехала комиссия по отбору голосов в Детский хор в Центральный дом железнодорожников под руководством Семена Дунаевского, брата известного композитора Исаака Дунаевского.
Однако учительница музыки настояла, чтобы Валю Толкунову прослушали. На девочку сразу обратили внимание. В десять лет Валя стала солисткой большого певческого коллектива, который выступал в Колонном зале Дома Союзов, участвовала в записях с лучшими симфоническими оркестрами.
Однажды ей выпало петь с оркестром под руководством Юрия Саульского. Тогда Валя, будучи школьницей, и предположить не могла, что всего через несколько лет он станет ее мужем.
Толкунова оказалась вместе с Саульским и в самой последней для него записи. Когда отсняли дубль, кто-то из музыкантов рассказал анекдот.
Знаменитый режиссер засмеялся и… умер. Певица навсегда запомнила его лежащим на солдатских шинелях. Записывали концерт к 23-му февраля.
Для Валентины Толкуновой Юрий Саульский был очень важным в жизни человеком. Вокально-инструментальный оркестр Юрия Саульского "ВИО-66" исполнял джазовую музыку, которая еще недавно считалась буржуазной и запретной.
Когда Саульскому потребовалось найти замену ушедшей вокалистке, ему представили Валентину. Маэстро пришел в восторг. А Толкунова после протяжных песен и романсов чувствовала себя в джазе совершенно не на месте.
-Когда моя бабушка пришла ко мне на концерт, она спросила: -А где же песня? Почему вы все время поете про Потапа?
Па-да-па-да-па-да-паап.
Из воспоминаний Валентины Толкуновой.
Валентине изо всех сил хотелось оправдать восхищение мэтра. Неопытная 19-летняя девушка не сразу поняла, что Саульский восхищен не только ее вокалом, но и ею самой.
Валя в тот момент переживала роман со студентом Тимирязевской академии, своим ровесником. Но у нее была слабость. Когда мальчики, в которых Толкунова влюблялась, были готовы уже идти за ней на край света, девушке становилось с ними скучно.
Саульский не тратил время на ухаживания. Той же осенью 1966 года Валентина стала его женой. Юрий Сергеевич был старше своей избранницы на 18 лет.
Заметная фигура в музыкальном мире столицы, он познакомил жену с известными кинематографистами и композиторами. В том числе с Ильей Катаевым. Тот предложил молодой певице записать несколько песен для первого советского телесериала (многосерийного фильма) “День за днем”.
Одна из этих песен “Стою на полустаночке”стала настоящим хитом. Премьера песни состоялась в 1971 году. В тот момент ей казалось, что она самая счастливая женщина в мире: обожаемый и любящий муж, который открыл ей путь к популярности.
Но ее ждала оглушительная катастрофа. Что случилось в один из дней того самого 1971 года Валентина Толкунова не рассказывала никому. Известно лишь, что в одночасье солистка джаз-оркестра оказалась без мужа и без работы.
До встречи с Юрием Саульским Валентина не представляла, что человек может со всем жаром отдаваться каждому новому увлечению. Для нее примером супружества служили родители.
Валентина верила, что пройдет по жизни с избранником от венца до гробовой доски. Смятение, слезы, боль от предательства - ко всему этому вскоре добавилось отчаяние, тоска от безденежья и невозможность себя реализовать.
И вот тут-то Толкунова проявила характер, который позволил доказать, что она и сама чего-то стоит без своего знаменитого мужа.
Начало 70-х было эпохой популярности квартетов и ансамблей на эстраде.
Валентина Толкунова пыталась устроиться солисткой хотя бы в один из них. Даже пробовала организовать собственный коллектив из четырёх девушек, но у нее ничего не вышло. И … к счастью.
В 1972 году на творческом вечере своего друга, композитора Ильи Катаева, Валентина спела песенку Владимира Шаинского “Ах, Наташа!” Причем сам Шаинский считал песню неудачной. Однако певицу дважды вызывали на бис.
Именно тогда она впервые вплела в косу жемчужную нить. С тех пор Валентина считала это украшение своим талисманом.
На Валентину Толкунову посыпались предложения от музыкантов, которые раньше казались молодой вокалистке недосягаемыми. Для нее писали Павел Аедоницкий, Оскар Фельцман, Александра Пахмутова, Микаэл Таравердиев,
Образ, который создала Толкунова на эстраде при всей его простоте оказался уникальным.
У Валентины не было отбоя от поклонников. Но именно тогда ей пришлось научиться защищать себя от назойливого внимания и недостаточно уважительного обращения.
Мало кто может представить, на что она оказалась способна. Она становилась стальной внутри, в глазах появлялся холод. Она начинала говорить тише, медленнее. Настолько жестко и остро, что действительно было страшно.
Память о распавшемся браке с Саульским долго саднила в ее душе. И все же нашелся мужчина, которому было суждено найти ключ к ее сердцу.
Журналист-международник Юрий Папоров. Они поженились в 1974 году, а через три года стали родителями. К тому моменту Валентине был 31 год. Так что впервые исполняя свою знаменитую песню “Носики-курносики”, она светилась от счастья.
Казалось, теперь артистка достигла всего, о чем мечтала. Преданный муж, сын, всесоюзная популярность.
Она и не подозревала, какую цену ей придется заплатить за эту мечту. Только мама оказалась единственным человеком, который никогда не предавал и не разочаровывал ее.
О своем втором муже Папорове во всех интервью Валентина говорила только хорошее. “Замечательный человек, бывший дипломат, сейчас пишет исторические книги…” О том, что ради своих книг муж уехал в Латинскую Америку на целых 12 лет, певица не распространялась. Как и о том, что после его возвращения супруги жили в разных квартирах.
Лишь когда Юрий Папоров попал в автокатастрофу, после которой превратился в инвалида, Валентина забрала его к себе и наняла сиделку. Счастливым браком это назвать никак нельзя. Всю свою любовь и нежность Валентина излила на своего единственного сына Коленьку.
У Коли был прекрасный голос, слух. И Толкунова мечтала, что сын продолжит ее дело. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Николай не хотел тратить время и силы на вокал. Да и вообще к любому занятию быстро терял интерес. В конце-концов Николай стал работать в коллективе матери. Теперь они проводили гораздо больше времени рядом, но не вместе.
Душевной близости, о которой мечтала певица, между ними так и не возникло.
И все же до поры, до времени Валентина Толкунова считала свою жизнь благополучной, пока в 1990 году ей не диагностировали рак. Она отчаянно боролась с болезнью и ПОБЕДИЛА.
Однако
Показать больше
20 дн. назад
Эта фотография советского военнослужащего срочной службы в 1976 году заставила заговорить о себе весь мир. Первой её напечатало на всю полосу британское издание Daily Mail, крайне негативно настроенное в то время против Советского Союза. И сопроводило подписью, заставившей заинтересоваться этим фото едва ли не весь мир.
Сделал снимок известный сегодня фотограф Владимир Вяткин, шестикратный лауреат международного фотоконкурса World Press Photo. И лишь спустя 20 лет сам Владимир Вяткин узнал о трагической судьбе своего героя.
В детстве Владимир Вяткин был увлечён музыкой и живописью и собирался стать профессиональным искусствоведом. Но уже подростком он попал на выставку «Интерпресс-фото – 66». Среди множества представленных фотографий школьнику больше всего понравились портреты, автором которых был Василий Малышев. А Владимир понял самое главное: он хочет всю жизнь заниматься вовсе не искусствоведением и даже не живописью. Он хочет делать такие фотографии, которые заставляли бы людей плакать и смеяться, думать и наслаждаться каждым мгновением жизни.
Правда, после окончания школы он не мог себе позволить учиться, так как финансовое положение семьи было совершенно безрадостным. Вчерашний выпускник устроился на работу фотолаборантом в Агентство печати «Новости». В 1971 году он был призван на срочную службу в ряды Советской армии, где попал во Вторую гвардейскую Таманскую мотострелковую дивизию. Именно там он и повстречал своего героя, чья фотография впоследствии облетит весь мир.
Владимир Кусеров, ровесник Владимира Вяткина, до призыва в Вооруженные силы работал в цирке силовым акробатом, а в армии попал в 5-ю роту 406-го полка Таманской дивизии. Эта рота была особенной, в ней собрали талантливых ребят, сформировав своеобразный ансамбль песни и танца.
Солдаты после боевой подготовки переодевались и отправлялись на репетиции, давали концерты. Владимир Кусеров был не только удивительно красив внешне, он отличался от ровесников какой-то необычайной взрослостью, он казался гораздо старше своих лет, а сослуживцы относились к нему с большим уважением.
Легендарный снимок был сделан совершенно случайно, когда солдаты возвращались с учений. Все были уставшими, Владимир шёл чуть впереди своего сослуживца-фотографа, в какой-то момент он обернутся, и его тезка сделал фотографию. Снимок получился не только красивым, но ещё и очень удачным по техническим параметрам и композиции. После окончания срока службы солдаты разъехались по своим домам, Владимир Вяткин и Владимир Кусеров ничего не знали друг о друге, но у сделанного во время службы в армии снимка была своя, особенная судьба.
«Советский солдат, который не хочет воевать».
Демобилизовавшись в 1973 году, Владимир Вяткин вернулся на работу в АПН, где впоследствии стал специальным корреспондентом. Через три года его коллега Борис Кауфман, который был не только фотокорреспондентом, но ещё и парторгом, должен был везти в Лондон выставку работ советских фотографов. Но фотография Владимира Кусерова, которую Владимир Вяткин назвал «Солдат» не прошла цензуру, так как военнослужащий срочной службы на ней был подстрижен не по уставу.
Борис Кауфман, профессионал высочайшего уровня, смог оценить по достоинству композицию и красоту снимка, а потому всё же взял «Солдата» в Англию на свой страх и риск. И надо же было такому случиться, что именно эта фотография привлекла внимание западных зрителей. Снимок получил широчайший резонанс вместе с демонстрировавшейся на той же выставке фотографией Валерия Генде-Роте. Фото, сделанное Владимиром Вяткиным, занимало всю полосу газеты Daily Mail и сопровождалось подписью: «Мы впервые видим русского солдата, которому не хочется воевать».
Естественно, после возвращения в Москву Бориса Кауфмана, самовольно выставившего снимок, ждал серьёзный разговор с руководством, кажется, даже дошло до выговора. Зато «Комсомольская правда» полностью перепечатала публикацию британских коллег, благодаря чему Владимир Вяткин получи свою первую порцию славы и признания.
Судьба не солдата, но циркового артиста.
После выставки прошло всего пару месяцев, когда в редакцию АПН обратилась женщина, разыскивавшая Владимира Вяткина. К счастью, фотограф в тот день был дежурным, а потому уже через час общался с незнакомкой. Она приехала со снимком Владимира Кусерова 1971 года, тем самым, который напечатали сначала в Daily Mail, а потом – в «Комсомолке».
Убедившись в том, что перед ней сидит фотограф, сделавший снимок, женщина стала просить разыскать самого солдата. Она была уверена, что на фотографии – молодой человек, который летом на море попытался спасти её тонувшую дочь. К сожалению, девушка потеряла сознание, а после, видимо, захлебнулась водой, так как спаситель вынес на берег уже её тело. Он провёл в воде больше 20 минут, в то время как остальные свидетели случившегося наблюдали за происходящим с берега, так как море сильно штормило. На фотографии, она уверена, был именно тот человек, благодаря которому она смогла похоронить дочь.
Владимир Вяткин внимательно выслушал собеседницу и рассказал о том, что с парнем с фотографии не виделся со времён службы в армии, знает только, что он работает в цирке и, скорее всего, находится не в Москве. Он был просто уверен, что женщина ошиблась, но пообещал разыскать героя. К сожалению, его догадки подтвердились. В цирке, куда позвонил фотограф, ему сообщили, что Владимир Кусеров находится на зарубежных гастролях уже более полугода. Вяткин перезвонил женщине и рассказал о том, что солдат со снимка не мог быть на море тем летом.
О судьбе своего сослуживца он узнал почти двадцать лет спустя, когда снимал семью цирковых артистов. Они-то и рассказали ему о трагедии, случившейся с его сослуживцем. Владимир Кусеров после демобилизации работал цирковым акробатом, потом делал номера с медведями, а затем увлёкся воздушной гимнастикой. Номера его были интересными и вдохновенными, он часто выезжал с гастролями за рубеж. И однажды в Чили он сорвался из-под купола цирка на репетиции и разбился насмерть.
Владимир Вяткин впоследствии не раз слышал от многих своих коллег о том, что фотография «Солдат», несомненно, одна из лучших его работ. Впрочем, он не спорит. У этого снимка нет никаких наград, но для самого Владимира Юрьевича он представляет особую ценность. И он мечтает о том, чтобы фотография получила какую-нибудь, пусть даже бронзовую медаль. В память о том человеке, который на ней запечатлён.
Владимир Вяткин фотографирует вот уже более полувека. Его работы отличаются оригинальностью и особым взглядом, поэтому не раз были отмечены на конкурсе World Press Photo, который проводится с 1955 года.
Напишите в комментариях, что Вы думаете по этому поводу?
Сделал снимок известный сегодня фотограф Владимир Вяткин, шестикратный лауреат международного фотоконкурса World Press Photo. И лишь спустя 20 лет сам Владимир Вяткин узнал о трагической судьбе своего героя.
В детстве Владимир Вяткин был увлечён музыкой и живописью и собирался стать профессиональным искусствоведом. Но уже подростком он попал на выставку «Интерпресс-фото – 66». Среди множества представленных фотографий школьнику больше всего понравились портреты, автором которых был Василий Малышев. А Владимир понял самое главное: он хочет всю жизнь заниматься вовсе не искусствоведением и даже не живописью. Он хочет делать такие фотографии, которые заставляли бы людей плакать и смеяться, думать и наслаждаться каждым мгновением жизни.
Правда, после окончания школы он не мог себе позволить учиться, так как финансовое положение семьи было совершенно безрадостным. Вчерашний выпускник устроился на работу фотолаборантом в Агентство печати «Новости». В 1971 году он был призван на срочную службу в ряды Советской армии, где попал во Вторую гвардейскую Таманскую мотострелковую дивизию. Именно там он и повстречал своего героя, чья фотография впоследствии облетит весь мир.
Владимир Кусеров, ровесник Владимира Вяткина, до призыва в Вооруженные силы работал в цирке силовым акробатом, а в армии попал в 5-ю роту 406-го полка Таманской дивизии. Эта рота была особенной, в ней собрали талантливых ребят, сформировав своеобразный ансамбль песни и танца.
Солдаты после боевой подготовки переодевались и отправлялись на репетиции, давали концерты. Владимир Кусеров был не только удивительно красив внешне, он отличался от ровесников какой-то необычайной взрослостью, он казался гораздо старше своих лет, а сослуживцы относились к нему с большим уважением.
Легендарный снимок был сделан совершенно случайно, когда солдаты возвращались с учений. Все были уставшими, Владимир шёл чуть впереди своего сослуживца-фотографа, в какой-то момент он обернутся, и его тезка сделал фотографию. Снимок получился не только красивым, но ещё и очень удачным по техническим параметрам и композиции. После окончания срока службы солдаты разъехались по своим домам, Владимир Вяткин и Владимир Кусеров ничего не знали друг о друге, но у сделанного во время службы в армии снимка была своя, особенная судьба.
«Советский солдат, который не хочет воевать».
Демобилизовавшись в 1973 году, Владимир Вяткин вернулся на работу в АПН, где впоследствии стал специальным корреспондентом. Через три года его коллега Борис Кауфман, который был не только фотокорреспондентом, но ещё и парторгом, должен был везти в Лондон выставку работ советских фотографов. Но фотография Владимира Кусерова, которую Владимир Вяткин назвал «Солдат» не прошла цензуру, так как военнослужащий срочной службы на ней был подстрижен не по уставу.
Борис Кауфман, профессионал высочайшего уровня, смог оценить по достоинству композицию и красоту снимка, а потому всё же взял «Солдата» в Англию на свой страх и риск. И надо же было такому случиться, что именно эта фотография привлекла внимание западных зрителей. Снимок получил широчайший резонанс вместе с демонстрировавшейся на той же выставке фотографией Валерия Генде-Роте. Фото, сделанное Владимиром Вяткиным, занимало всю полосу газеты Daily Mail и сопровождалось подписью: «Мы впервые видим русского солдата, которому не хочется воевать».
Естественно, после возвращения в Москву Бориса Кауфмана, самовольно выставившего снимок, ждал серьёзный разговор с руководством, кажется, даже дошло до выговора. Зато «Комсомольская правда» полностью перепечатала публикацию британских коллег, благодаря чему Владимир Вяткин получи свою первую порцию славы и признания.
Судьба не солдата, но циркового артиста.
После выставки прошло всего пару месяцев, когда в редакцию АПН обратилась женщина, разыскивавшая Владимира Вяткина. К счастью, фотограф в тот день был дежурным, а потому уже через час общался с незнакомкой. Она приехала со снимком Владимира Кусерова 1971 года, тем самым, который напечатали сначала в Daily Mail, а потом – в «Комсомолке».
Убедившись в том, что перед ней сидит фотограф, сделавший снимок, женщина стала просить разыскать самого солдата. Она была уверена, что на фотографии – молодой человек, который летом на море попытался спасти её тонувшую дочь. К сожалению, девушка потеряла сознание, а после, видимо, захлебнулась водой, так как спаситель вынес на берег уже её тело. Он провёл в воде больше 20 минут, в то время как остальные свидетели случившегося наблюдали за происходящим с берега, так как море сильно штормило. На фотографии, она уверена, был именно тот человек, благодаря которому она смогла похоронить дочь.
Владимир Вяткин внимательно выслушал собеседницу и рассказал о том, что с парнем с фотографии не виделся со времён службы в армии, знает только, что он работает в цирке и, скорее всего, находится не в Москве. Он был просто уверен, что женщина ошиблась, но пообещал разыскать героя. К сожалению, его догадки подтвердились. В цирке, куда позвонил фотограф, ему сообщили, что Владимир Кусеров находится на зарубежных гастролях уже более полугода. Вяткин перезвонил женщине и рассказал о том, что солдат со снимка не мог быть на море тем летом.
О судьбе своего сослуживца он узнал почти двадцать лет спустя, когда снимал семью цирковых артистов. Они-то и рассказали ему о трагедии, случившейся с его сослуживцем. Владимир Кусеров после демобилизации работал цирковым акробатом, потом делал номера с медведями, а затем увлёкся воздушной гимнастикой. Номера его были интересными и вдохновенными, он часто выезжал с гастролями за рубеж. И однажды в Чили он сорвался из-под купола цирка на репетиции и разбился насмерть.
Владимир Вяткин впоследствии не раз слышал от многих своих коллег о том, что фотография «Солдат», несомненно, одна из лучших его работ. Впрочем, он не спорит. У этого снимка нет никаких наград, но для самого Владимира Юрьевича он представляет особую ценность. И он мечтает о том, чтобы фотография получила какую-нибудь, пусть даже бронзовую медаль. В память о том человеке, который на ней запечатлён.
Владимир Вяткин фотографирует вот уже более полувека. Его работы отличаются оригинальностью и особым взглядом, поэтому не раз были отмечены на конкурсе World Press Photo, который проводится с 1955 года.
Напишите в комментариях, что Вы думаете по этому поводу?
Показать больше
20 дн. назад
20 дн. назад
Она была повешена в возрасте 17 лет.
Лепа Радич родилась в деревне Гашница под Градишкой (современная территория Республики Сербской в составе Боснии и Герцеговины). Она была второй из трех детей бедного крестьянина Светозара Радича. Поскольку семья была слишком бедной, отец отправил Лепу и ее годовалую сестру Дару к своим родителям в деревню Бистрица. После смерти дедушки Милоша Радича, который был православным священником, заботу о девочках взяла на себя бабушка Даринка.
Первый класс профессионального училища Лепа посещала в Босанской Крупе, где она жила со своим дядей Войом, а остальные классы - в Градишке. Еще в раннем детстве большое влияние на Лепу оказал ее дядя Владета Радич, электрик, который работал в Баня-Луке, но часто приезжал в свою родную деревню. Он принадлежал к революционному рабочему движению и, когда был в деревне, собирал своих товарищей, подолгу беседовал с ними о политике и состоянии общества. Еще в старших классах Лепа читала книги, которые приносил ее дядя, и особенно любила "Железную пяту" Джека Лондона и " Мать" Максима Горького.
После начала войны на части территории Югославии было образовано пронацистское независимое государство хорватия, в состав которого вошли и окрестности Градишки, хорватские усташи начали с преследования и массовых убийств сербского населения. Ее отец и все ее дяди вступили в партизанские отряды Коммунистической партии Югославии.
В конце 1941 года Лепа, ее мать и бабушка были арестованы усташами, но через некоторое время, к счастью, их освободили. Лепа сразу же присоединилась к партизанам. Она сразу же включилась в акцию, была очень активна, в мае 1942 года ее приняли в Коммунистическую партию.
В июле 1942 года, во время немецко-усташского наступления на гору Козара, ее отец и дядя были убиты в бою, а ее младший 15-летний брат Милан был доставлен вместе с тысячами других детей в концентрационный лагерь усташей Ясеновац, где он также был убит.
Хотя она была очень молода, но серьезна для своего возраста, ее внешность выдавала очень энергичную девушку. Она каждый день собирала молодежь и работала над созданием первых молодежных и женских организаций в коммунистическом движении.
Вечером 8 февраля 1943 года члены 369-й дивизии усташей над деревней Праштали, недалеко от Лушци-Паланки, внезапно окружили и захватили в плен людей, бежавших во главе с Лепой Радич. Поскольку она была единственной, у кого была винтовка, женщины сказали ей бросить винтовку и снять форму, чтобы спастись, но она отказалась, призвав людей не сдаваться и при необходимости сражаться голыми руками. Выпустив последние несколько пуль, Лепа была усмирена несколькими усташами и связана, после чего ее доставили в Босанскую Крупу вместе с людьми из числа захваченных беженцев. Поскольку она сопротивлялась и сказала, что ее убьют, и что люди невиновны, ее ударили прикладами винтовок. Когда ее привезли в Крупу, когда ее отвели в здание командования, она призвала собравшихся беженцев сражаться и подбадривала партизан и Красную Армию.
После трех дней пыток в Босанской Крупе, отказавшись сообщить, кто еще из коллаборационистов был среди людей, захваченных в плен на Грмече, она предстала перед судом и была приговорена к смертной казни.
11 февраля 1943 года автомобиль подъехал к акации, которая находилась между туннелем и железнодорожной станцией в Босанска Крупа, где в то время находилась большая масса беженцев. Со связанными руками, без обуви, в одних шерстяных носках, измученную и изможденную, но гордую и отважную красавицу Лепу привели к акации, на которой была установлена виселица. Среди собравшихся немецких солдат было большое количество фольксдойче из Баната, которые хорошо знали сербский язык, поэтому они предложили ей жизнь перед казнью, если она скажет, кто были лидеры и коммунисты среди захваченных людей. Прекрасная женщина ответила им — я не предательница своего народа. Они раскроют себя, когда уничтожат таких злодеев, как ты!.
После того, как ее поставили на деревянный ящик с боеприпасами, Лепа с петлей на шее закричала: «Да здравствует Коммунистическая партия и партизаны! Сражайтесь, люди, за вашу свободу! Не сдавайтесь злодеям! Меня убьют, но есть те, кто отомстят за меня! "
После повешения ее тело провисело на дереве еще четыре или пять дней.
В тот же день, когда она была повешена, полковник СС Август Шмиттубер, командир 14—го полка 7-й дивизии СС, получил донесение от своих подчиненных, в котором, среди прочего, говорилось - женщина-бандит, повешенная в боснийской Крупе, проявила беспрецедентное неповиновение.
Лепе Радич было присвоено звание Народного героя Югославии в 1951 году за участие в движении сопротивления против Державы Оси во время Второй мировой войны - став самым молодым получателем на тот момент.
Чтобы об этой истории узнало как можно больше людей, поделитесь этой публикацией со своими друзьями.
Лепа Радич родилась в деревне Гашница под Градишкой (современная территория Республики Сербской в составе Боснии и Герцеговины). Она была второй из трех детей бедного крестьянина Светозара Радича. Поскольку семья была слишком бедной, отец отправил Лепу и ее годовалую сестру Дару к своим родителям в деревню Бистрица. После смерти дедушки Милоша Радича, который был православным священником, заботу о девочках взяла на себя бабушка Даринка.
Первый класс профессионального училища Лепа посещала в Босанской Крупе, где она жила со своим дядей Войом, а остальные классы - в Градишке. Еще в раннем детстве большое влияние на Лепу оказал ее дядя Владета Радич, электрик, который работал в Баня-Луке, но часто приезжал в свою родную деревню. Он принадлежал к революционному рабочему движению и, когда был в деревне, собирал своих товарищей, подолгу беседовал с ними о политике и состоянии общества. Еще в старших классах Лепа читала книги, которые приносил ее дядя, и особенно любила "Железную пяту" Джека Лондона и " Мать" Максима Горького.
После начала войны на части территории Югославии было образовано пронацистское независимое государство хорватия, в состав которого вошли и окрестности Градишки, хорватские усташи начали с преследования и массовых убийств сербского населения. Ее отец и все ее дяди вступили в партизанские отряды Коммунистической партии Югославии.
В конце 1941 года Лепа, ее мать и бабушка были арестованы усташами, но через некоторое время, к счастью, их освободили. Лепа сразу же присоединилась к партизанам. Она сразу же включилась в акцию, была очень активна, в мае 1942 года ее приняли в Коммунистическую партию.
В июле 1942 года, во время немецко-усташского наступления на гору Козара, ее отец и дядя были убиты в бою, а ее младший 15-летний брат Милан был доставлен вместе с тысячами других детей в концентрационный лагерь усташей Ясеновац, где он также был убит.
Хотя она была очень молода, но серьезна для своего возраста, ее внешность выдавала очень энергичную девушку. Она каждый день собирала молодежь и работала над созданием первых молодежных и женских организаций в коммунистическом движении.
Вечером 8 февраля 1943 года члены 369-й дивизии усташей над деревней Праштали, недалеко от Лушци-Паланки, внезапно окружили и захватили в плен людей, бежавших во главе с Лепой Радич. Поскольку она была единственной, у кого была винтовка, женщины сказали ей бросить винтовку и снять форму, чтобы спастись, но она отказалась, призвав людей не сдаваться и при необходимости сражаться голыми руками. Выпустив последние несколько пуль, Лепа была усмирена несколькими усташами и связана, после чего ее доставили в Босанскую Крупу вместе с людьми из числа захваченных беженцев. Поскольку она сопротивлялась и сказала, что ее убьют, и что люди невиновны, ее ударили прикладами винтовок. Когда ее привезли в Крупу, когда ее отвели в здание командования, она призвала собравшихся беженцев сражаться и подбадривала партизан и Красную Армию.
После трех дней пыток в Босанской Крупе, отказавшись сообщить, кто еще из коллаборационистов был среди людей, захваченных в плен на Грмече, она предстала перед судом и была приговорена к смертной казни.
11 февраля 1943 года автомобиль подъехал к акации, которая находилась между туннелем и железнодорожной станцией в Босанска Крупа, где в то время находилась большая масса беженцев. Со связанными руками, без обуви, в одних шерстяных носках, измученную и изможденную, но гордую и отважную красавицу Лепу привели к акации, на которой была установлена виселица. Среди собравшихся немецких солдат было большое количество фольксдойче из Баната, которые хорошо знали сербский язык, поэтому они предложили ей жизнь перед казнью, если она скажет, кто были лидеры и коммунисты среди захваченных людей. Прекрасная женщина ответила им — я не предательница своего народа. Они раскроют себя, когда уничтожат таких злодеев, как ты!.
После того, как ее поставили на деревянный ящик с боеприпасами, Лепа с петлей на шее закричала: «Да здравствует Коммунистическая партия и партизаны! Сражайтесь, люди, за вашу свободу! Не сдавайтесь злодеям! Меня убьют, но есть те, кто отомстят за меня! "
После повешения ее тело провисело на дереве еще четыре или пять дней.
В тот же день, когда она была повешена, полковник СС Август Шмиттубер, командир 14—го полка 7-й дивизии СС, получил донесение от своих подчиненных, в котором, среди прочего, говорилось - женщина-бандит, повешенная в боснийской Крупе, проявила беспрецедентное неповиновение.
Лепе Радич было присвоено звание Народного героя Югославии в 1951 году за участие в движении сопротивления против Державы Оси во время Второй мировой войны - став самым молодым получателем на тот момент.
Чтобы об этой истории узнало как можно больше людей, поделитесь этой публикацией со своими друзьями.
Показать больше
20 дн. назад
Пуля, попавшая под левое ухо, снесла полковнику Вячеславу Бочарову почти половину черепа. Врачи собирали его лицо буквально по кусочкам, использовав для этого кожу и кость левой руки. И всё же он выжил – офицер, который первым ворвался в захваченную школу в Беслане и уничтожил нескольких террористов. Еще он успел эвакуировать из спортзала в безопасное место более десяти детей и женщин. А после – пропал! Имя полковника появилось в скорбном списке 11 офицеров, которые погибли в схватке с боевиками.
Но опознать Вячеслава Бочарова ни в одном из погибших тоже не могли, и он стал числиться пропавшим без вести. Лишь несколько дней спустя он пришел в сознание и написал свое имя врачам. «Месяца два я не мог говорить, мне просто нечем было говорить. Верхнюю челюсть оторвало, небо оторвало, нос свернуло, глаза контузило. Врачи не верили, что я выживу».
За мужество и героизм Вячеслав Бочаров удостоен звания Героя Российской Федерации.
Но опознать Вячеслава Бочарова ни в одном из погибших тоже не могли, и он стал числиться пропавшим без вести. Лишь несколько дней спустя он пришел в сознание и написал свое имя врачам. «Месяца два я не мог говорить, мне просто нечем было говорить. Верхнюю челюсть оторвало, небо оторвало, нос свернуло, глаза контузило. Врачи не верили, что я выживу».
За мужество и героизм Вячеслав Бочаров удостоен звания Героя Российской Федерации.
Показать больше
20 дн. назад
В июне 41-го мне было всего лишь четыре года - начало войны я плохо помню. Все воспоминания связаны в основном с эвакуацией. Родители работали на «Мосфильме», и всю нашу семью отправили в Алма-Ату. Бомбежек там не было, но люди все равно заклеивали окна крест-накрест бумажными лентами. На меня эти кресты производили угнетающее впечатление, я их очень боялась.
Потом папу забрали на фронт - естественно, для нас это была трагедия, мы переживали. К счастью, отца довольно быстро вернули обратно на «Мосфильм».
Мы с братом Колей (он младше меня на год) ходили в детский сад. Нашим воспитанием занималась бабушка. А родители с утра до вечера работали, но практически ничего не получали. Еды не хватало, и маме по вечерам приходилось долго сидеть во дворе, чтобы только не видеть наши голодные глаза и не слышать: «Мама, мы хотим кушать, дашь нам хлеба?» А я все равно ждала ее, не спала и, когда она в три часа ночи заходила в дом, задавала ей этот роковой вопрос.
В конце 43-го года мы вернулись из эвакуации. В поезде ехали около месяца. Наш дедушка, который все это время находился в Москве, так соскучился по нам с братом, что, только поезд остановился, вытащил нас из вагона через окно.
После возвращения из эвакуации жили на Плющихе - я спала в комнате с дедушкой и бабушкой. Помню, на стене висела большая черная тарелка, из которой вещал Левитан. Постоянно слушали военные сводки, кричали «ура», когда передавали: «Советские войска освободили Будапешт». А когда объявили об окончании войны, во дворе собралась толпа народу - все радовались и плакали. Это был незабываемый день.
Светлана Немоляева
Потом папу забрали на фронт - естественно, для нас это была трагедия, мы переживали. К счастью, отца довольно быстро вернули обратно на «Мосфильм».
Мы с братом Колей (он младше меня на год) ходили в детский сад. Нашим воспитанием занималась бабушка. А родители с утра до вечера работали, но практически ничего не получали. Еды не хватало, и маме по вечерам приходилось долго сидеть во дворе, чтобы только не видеть наши голодные глаза и не слышать: «Мама, мы хотим кушать, дашь нам хлеба?» А я все равно ждала ее, не спала и, когда она в три часа ночи заходила в дом, задавала ей этот роковой вопрос.
В конце 43-го года мы вернулись из эвакуации. В поезде ехали около месяца. Наш дедушка, который все это время находился в Москве, так соскучился по нам с братом, что, только поезд остановился, вытащил нас из вагона через окно.
После возвращения из эвакуации жили на Плющихе - я спала в комнате с дедушкой и бабушкой. Помню, на стене висела большая черная тарелка, из которой вещал Левитан. Постоянно слушали военные сводки, кричали «ура», когда передавали: «Советские войска освободили Будапешт». А когда объявили об окончании войны, во дворе собралась толпа народу - все радовались и плакали. Это был незабываемый день.
Светлана Немоляева
Показать больше
20 дн. назад
Недавно один мужик жаловался в интернете на жену. Не могу, говорит, с ней больше спать, нет у меня желания! Развожусь! После родов поправилась и вот теперь этот ужас. Я ее брал, говорит, 52 килограмма, а теперь она 57 килограммов весит, и моему мужскому естеству не прикажешь. Да и вообще, я мужчина импозантный, на меня и посимпатичнее бабы заглядываются.
Отклики, конечно, были разные. Одни женщины говорили, что, мол, предательство это – вот так расставаться из-за такой мелочи. Другие вздыхали: сама виновата. Мужчины тоже приводили разные примеры на тему того, что за любовь надо бороться, а не распускать себя до слоновьих 57 килограммов. А я вот что вспомнила. Вспомнила историю про Зинаиду Туснолобову, которая случилась в годы войны.
Когда началась война, эта девушка пошла на курсы медсестер. В 1942-м попала на фронт. За 8 месяцев вынесла на себе 123 раненых бойца. В одном из боев в феврале 1943-го ее помощь потребовалась командиру. Тут ранило и её, перебило обе ноги. К ней подошел немец. Ударил ногой в живот, бил прикладом — по лицу, голове. Но, к счастью, почему-то не выстрелил. Поэтому девушка осталась жива.
Снег вокруг раненной девушки был весь в крови. Кое-как ее вырезали из него и отправили в госпиталь. Но там оказалось, что необходимо ампутировать и руки – гангрена. Так в 22 года она потеряла на войне руки и ноги.
Жениху своему девушка попросила медсестру написать такое письмо:
«Милый мой, дорогой Иосиф! Прости меня за такое письмо, но я не могу больше молчать. Я должна сообщить тебе только правду… Я пострадала на фронте. У меня нет рук и ног. Я не хочу быть для тебя обузой. Забудь меня. Прощай. Твоя Зина».
А вскоре пришел ответ.
«Милая моя малышка! Родная моя страдалица! Никакие несчастья и беды не смогут нас разлучить. Нет такого горя, нет таких мук, какие бы вынудили забыть тебя, моя любимая. И у радости, и у горя – мы всегда будем вместе. Я – твой прежний, твой Иосиф…».
И девушка воспряла духом. И научилась снова ходить, писать, жить. И писала письма в газеты обрубком руки, и выступала перед людьми. И просила: отомстите за меня. И в бой шли танки, летели самолеты с надписью: «За Зинаиду Туснолобову!»
А после войны они поженились. Жили, работали, родили детей. Муж не считал свою Зину дефективной, не замечал увечья. Просто любил. Просто жил. И дети рождались, видимо, не от святого духа. И к другим девушкам, которых после войны было много, одиноких, уйти не хотелось. Может быть, потому, что любовь видит в человеке главное, и не видит частностей… Поэтому любящему и инвалидность не преграда. А нелюбящему – и пять килограммов критическая отметка…
Автор: Морена Морана
Отклики, конечно, были разные. Одни женщины говорили, что, мол, предательство это – вот так расставаться из-за такой мелочи. Другие вздыхали: сама виновата. Мужчины тоже приводили разные примеры на тему того, что за любовь надо бороться, а не распускать себя до слоновьих 57 килограммов. А я вот что вспомнила. Вспомнила историю про Зинаиду Туснолобову, которая случилась в годы войны.
Когда началась война, эта девушка пошла на курсы медсестер. В 1942-м попала на фронт. За 8 месяцев вынесла на себе 123 раненых бойца. В одном из боев в феврале 1943-го ее помощь потребовалась командиру. Тут ранило и её, перебило обе ноги. К ней подошел немец. Ударил ногой в живот, бил прикладом — по лицу, голове. Но, к счастью, почему-то не выстрелил. Поэтому девушка осталась жива.
Снег вокруг раненной девушки был весь в крови. Кое-как ее вырезали из него и отправили в госпиталь. Но там оказалось, что необходимо ампутировать и руки – гангрена. Так в 22 года она потеряла на войне руки и ноги.
Жениху своему девушка попросила медсестру написать такое письмо:
«Милый мой, дорогой Иосиф! Прости меня за такое письмо, но я не могу больше молчать. Я должна сообщить тебе только правду… Я пострадала на фронте. У меня нет рук и ног. Я не хочу быть для тебя обузой. Забудь меня. Прощай. Твоя Зина».
А вскоре пришел ответ.
«Милая моя малышка! Родная моя страдалица! Никакие несчастья и беды не смогут нас разлучить. Нет такого горя, нет таких мук, какие бы вынудили забыть тебя, моя любимая. И у радости, и у горя – мы всегда будем вместе. Я – твой прежний, твой Иосиф…».
И девушка воспряла духом. И научилась снова ходить, писать, жить. И писала письма в газеты обрубком руки, и выступала перед людьми. И просила: отомстите за меня. И в бой шли танки, летели самолеты с надписью: «За Зинаиду Туснолобову!»
А после войны они поженились. Жили, работали, родили детей. Муж не считал свою Зину дефективной, не замечал увечья. Просто любил. Просто жил. И дети рождались, видимо, не от святого духа. И к другим девушкам, которых после войны было много, одиноких, уйти не хотелось. Может быть, потому, что любовь видит в человеке главное, и не видит частностей… Поэтому любящему и инвалидность не преграда. А нелюбящему – и пять килограммов критическая отметка…
Автор: Морена Морана
Показать больше
22 дн. назад
20 лет назад всю страну облетели слова Саши Погребова из Беслана, которые он крикнул чеченскому бандиту в лицо: "Христос Воскрес!" и первым выпрыгнул в окно осаждённой боевиками школы. Он вывел почти сотню ребятишек.
Потрясению взрослых людей не было предела, когда среди взрывов и выстрелов той страшной бойни, из разбитого окна выскочил окровавленный мальчишка, а за ним вдруг повалили девочки в разодранных окровавленных, грязных платьях, малыши в трусиках, все в крови, своей и чужой, в пыли и пороховой гари.
Там, откуда бежали дети, рвалось и ухало, свистели пули.
Боевики не ожидали такого поступка от запуганных насмерть детей, которые, до сих пор, беспрекословно, все сидели по углам, сбившись в хаотичные кучки и трясясь от страха.
И вдруг, рванули, вмиг, как по команде, за одним пацаном!
На счастье, в переулке дежурила "Скорая", на которую бежавшие дети налетели. Сашку подхватили на руки, он стал первым пациентом у врачей в этом кошмарном дне.
Дети бежали один за другим, мужчины бросались к своим автомобилям - везти детей в больницы.
А Сашка лежал лицом вниз на носилках и еле слышно, дрожавшим голосом, рассказывал врачам, время от времени переводя дыхание и глотая слезы, что с ним произошло:
- Боевики над нами издевались....били нас...пинали берцами. Воды не было, и мы все пили мочу. Мы все раздетые сидели, они разрывали на нас одежду, даже на девочках, и один террорист увидел у меня крестик на шее...
Он начал тыкать стволом автомата в мою грудь и потребовал: "Молись перед смертью своему Богу, неверный!". И сорвал крестик с шеи. Мне было очень страшно! Я не хотел умирать! Я не знал как молиться! Про Бога я знал только два слова. И я закричал: "Христос Воскрес!"
И бросился в открытое окно...не знаю как это получилось.
Позже, мама одной из спасшихся девочек говорила репортерам, что ее дочь в числе сотни других побежала за этим смелым мальчиком, сама не знает почему....какая то Сила подняла с пола и толкала к окну. Услышала этот истошный крик: "Христос воскрес!" и побежала......
Многие остались там...а она побежала....
Диана изрезала все свои ступни битым стеклом, как все бежавшие дети. Но жива! Жива! Не зря она, мама, молилась под стенами школьного здания все время, пока дочь с другими детками была в заложниках..
Не зря! Мать свято верит, что Диану спас Бог!
Два слова: "Христос воскрес!", выкрикнутые в отчаянии одним мальчиком, спасли в тот день сотню жизней. Господь умеет спасать тех, кто понадеялся на Него всем своим сердцем!
Потрясению взрослых людей не было предела, когда среди взрывов и выстрелов той страшной бойни, из разбитого окна выскочил окровавленный мальчишка, а за ним вдруг повалили девочки в разодранных окровавленных, грязных платьях, малыши в трусиках, все в крови, своей и чужой, в пыли и пороховой гари.
Там, откуда бежали дети, рвалось и ухало, свистели пули.
Боевики не ожидали такого поступка от запуганных насмерть детей, которые, до сих пор, беспрекословно, все сидели по углам, сбившись в хаотичные кучки и трясясь от страха.
И вдруг, рванули, вмиг, как по команде, за одним пацаном!
На счастье, в переулке дежурила "Скорая", на которую бежавшие дети налетели. Сашку подхватили на руки, он стал первым пациентом у врачей в этом кошмарном дне.
Дети бежали один за другим, мужчины бросались к своим автомобилям - везти детей в больницы.
А Сашка лежал лицом вниз на носилках и еле слышно, дрожавшим голосом, рассказывал врачам, время от времени переводя дыхание и глотая слезы, что с ним произошло:
- Боевики над нами издевались....били нас...пинали берцами. Воды не было, и мы все пили мочу. Мы все раздетые сидели, они разрывали на нас одежду, даже на девочках, и один террорист увидел у меня крестик на шее...
Он начал тыкать стволом автомата в мою грудь и потребовал: "Молись перед смертью своему Богу, неверный!". И сорвал крестик с шеи. Мне было очень страшно! Я не хотел умирать! Я не знал как молиться! Про Бога я знал только два слова. И я закричал: "Христос Воскрес!"
И бросился в открытое окно...не знаю как это получилось.
Позже, мама одной из спасшихся девочек говорила репортерам, что ее дочь в числе сотни других побежала за этим смелым мальчиком, сама не знает почему....какая то Сила подняла с пола и толкала к окну. Услышала этот истошный крик: "Христос воскрес!" и побежала......
Многие остались там...а она побежала....
Диана изрезала все свои ступни битым стеклом, как все бежавшие дети. Но жива! Жива! Не зря она, мама, молилась под стенами школьного здания все время, пока дочь с другими детками была в заложниках..
Не зря! Мать свято верит, что Диану спас Бог!
Два слова: "Христос воскрес!", выкрикнутые в отчаянии одним мальчиком, спасли в тот день сотню жизней. Господь умеет спасать тех, кто понадеялся на Него всем своим сердцем!
Показать больше
22 дн. назад
Сегодня прочитала интервью одной актрисы. Интересная, харизматичная женщина. На экране. А в жизни трагедия и надрыв. И еще подумалось - как много может пережить человек и как хорошо, что находится другой человек, который вовремя протянет руку...
Из интервью Розы Хайруллиной:
Я пятнадцать лет проработала в Казанском ТЮЗе. Там у меня была квартира, родные и близкие. Лишилась всего в один миг: брат был наркоманом, заложил квартиру, потом умер — квартира пошла за долги.
В течение полугода у меня умерла вся семья, семь человек. Отец, мать и все остальные.
Жизнь поделилась на "до" и "после", я осталась в "до"...
Страха человеческого как такового у меня нет очень давно. Я не боюсь ни смерти, ни побоев, ни того, что может случиться со мной. Теперь можно отнять только меня у меня самой.
Потом я около года работала в Голландии. Затем переехала в Самару, работала в театре "СамАрт". А оттуда в Москву меня перевез Константин Богомолов, с которым в "СамАрте" мы репетировали "Олесю".
Я очень рада, что в моей жизни по явился Костя Богомолов, который ставит мне голову на место. У него есть для меня какие-то секретные слова, которые помогают мне выживать. Он просто дает работу. Верит в меня. Толкает вперед, чтобы я совсем не умерла.
Я, как японец, могу очень долго смотреть на голое дерево. Вот это мне доставляет большое удовольствие — красивый рисунок.
Когда мне совсем кранты, я вспоминаю это или осенний дождь на асфальте, с листьями. Такая у меня жизнь. И слаще не будет. Я осознаю это все лучше и лучше...
Иногда идешь по улице и понимаешь, что вот сейчас упадешь и сдохнешь. Наступил момент, когда на жизнь не хватает сил. Наверное, встречи с какими-то людьми как-то вытягивают из этого состояния. И фильмы действуют. И книги. И музыка.
Вот сижу вчера в трамвае и вижу: на трамвайное окно упал листик и прилип к стеклу, — и я заплакала. От красоты мироздания. И от того, как все в природе гармонично...
©️ Асият Мисакова
Из интервью Розы Хайруллиной:
Я пятнадцать лет проработала в Казанском ТЮЗе. Там у меня была квартира, родные и близкие. Лишилась всего в один миг: брат был наркоманом, заложил квартиру, потом умер — квартира пошла за долги.
В течение полугода у меня умерла вся семья, семь человек. Отец, мать и все остальные.
Жизнь поделилась на "до" и "после", я осталась в "до"...
Страха человеческого как такового у меня нет очень давно. Я не боюсь ни смерти, ни побоев, ни того, что может случиться со мной. Теперь можно отнять только меня у меня самой.
Потом я около года работала в Голландии. Затем переехала в Самару, работала в театре "СамАрт". А оттуда в Москву меня перевез Константин Богомолов, с которым в "СамАрте" мы репетировали "Олесю".
Я очень рада, что в моей жизни по явился Костя Богомолов, который ставит мне голову на место. У него есть для меня какие-то секретные слова, которые помогают мне выживать. Он просто дает работу. Верит в меня. Толкает вперед, чтобы я совсем не умерла.
Я, как японец, могу очень долго смотреть на голое дерево. Вот это мне доставляет большое удовольствие — красивый рисунок.
Когда мне совсем кранты, я вспоминаю это или осенний дождь на асфальте, с листьями. Такая у меня жизнь. И слаще не будет. Я осознаю это все лучше и лучше...
Иногда идешь по улице и понимаешь, что вот сейчас упадешь и сдохнешь. Наступил момент, когда на жизнь не хватает сил. Наверное, встречи с какими-то людьми как-то вытягивают из этого состояния. И фильмы действуют. И книги. И музыка.
Вот сижу вчера в трамвае и вижу: на трамвайное окно упал листик и прилип к стеклу, — и я заплакала. От красоты мироздания. И от того, как все в природе гармонично...
©️ Асият Мисакова
Показать больше
22 дн. назад
Когда меня забирали, мама кричала так, что охрипла и навсегда потеряла голос, но об этом я узнала потом. Оглянувшись на неё один раз, я навсегда запомнила эту картину - она стояла, прижимая руки к груди, в её глазах был непередаваемый ужас и рот перекосило от крика. Если бы вам вздумали отрезать разом обе ноги, вы бы, наверное, выглядели так же... Рядом с мамой, хватаясь за её серую юбку, ревели две мои младшие сестры. Они стояли босые на заснеженном крыльце и сухой мелкий снег волнообразно сыпал на них, срываясь с крыши от ветра. Нас, молодых незамужних девчонок, немцы забрали всех подчистую. Забрали также и мальчишек, которых по возрасту ещё не призвали на фронт. Мне в тот год было шестнадцать.
Нас всех затолкали в грузовик с открытым кузовом и повезли к железнодорожной станции. Мы сидели в нём плотно, как овцы в загоне. Девчонки не смели громко плакать, только слёзы катились, замерзая тонкими сосульками под подбородком, а мальчики каменными лицами наблюдали, как остаётся позади родная земля и, сжимая борт грузовика пальцами с посиневшими от холода и напряжения костяшками, поглядывали на сопровождавших нас немецких солдат. Я знала, о чём думали мальчишки - о своих братьях и отцах, воюющих с проклятыми фашистами и отдающих жизни за родину. Снаружи мы примерзали от холода друг к другу, внутри - пылали единым огнём ненависти к немцам. Но что мы могли сделать? Что мы могли, если дула немецких винтовок были наставлены прямо на нас?
На станции нас под конвоем поместили в товарные вагоны. Более скотские условия трудно себе представить. Мы ехали до Германии две или три недели и в нашем распоряжении была только солома и небольшая дырка в углу для справления нужды. Места не хватало, мы клали головы и ноги друг на друга. Юноши, девушки - все в одной куче. Запах немытых тел, неизвестность, холод, голод, грохот поезда... Доехали не все. Особенно мне запомнилась смерть девушки, которая стеснялась ходить в "туалет" при своём женихе. У неё лопнул мочевой пузырь.
По прибытию мы попали на распределительный пункт. Там нас вымыли холодным душем, обрызгали какими-то дезинфицирующими химикатами, а девушкам состригли косы для профилактики вшей. Далее была биржа труда, которая по сути являлась самым настоящим невольничьим рынком.
— Den mund auftun!
Мне лезли пальцами в рот и я поняла, что его нужно открыть.
— Gut, - заключил довольный немец, осмотрев мои зубы.
Меня просили повертеть руками, поднять стоящую рядом девушку, разогнуться назад как можно ниже, даже спеть просили, желая проверить приятность голоса. С воспалённым горлом я пела, как пьяный охрипший сапожник. Они щупали мне мускулы на руках, шлёпали по животу, заставляя напрячь его как можно сильнее и вообще заглянули и в гриву, и под хвост, словно осматривали лошадь на аукционе. Наконец меня оставили в покое. Так я попала на кирпичный завод.
В наши обязанности входило делать глину на конвейер для изготовления кирпича.
— Руки все потрескались, смотри - прямо кровь из трещин сочится, - воровато показала мне руку напарница, девушка со смешливым круглым личиком. Кожа на её щеках была очень белая, тонкая и прозрачная, с веснушками, и сама она была светло-рыжей.
— Да, у меня тоже вся кожа сухая, как наждачка, - ответила я, повертев свои измазанные в глину кисти.
— Ты откуда?
— Из-под Курска. А ты?
— С Витебской области. Я Тая.
— Валя. Тсс! Идут!
За нашими спинами вырос надсмотрщик. Из коротких бесед выяснилось, что мы с Таей живём в одном бараке при заводе, но за месяц изнурительного труда не замечали друг друга. Постепенно мы с ней сдружились и Тае даже удалось поменяться кроватями с моей соседкой. После изнурительного трудового дня, в течение которого нас кормили всего один раз в день, мы засыпали с ней бок о бок голодными, с ломящимися от усталости костями. Я засыпала под журчащие, как тихий дождь, белорусские песни Таи, которые она напевала мне шёпотом в ухо; я выключалась под её девичьи мечты, под её надежду о возвращении домой, под её обещания непременно поцеловать то самое дерево на родной земле, в которое она отчаянно вцепилась и от которого её оторвал немецкий солдат, чтобы угнать на работы в Германию. Тая тоже засыпала когда я, успокаивая, вытирала её тихие слёзы и держала за потрескавшуюся от работы руку, и обещала ей, и клялась, что мы непременно вернёмся домой, что наши победят, что иначе быть просто не может!
Вскоре нас с Таей перебросили на сушку кирпича. Мы его сушили и выпаливали, перетаскивали тяжеленные готовые связки... Работа требовала невероятных физических усилий и самым нашим большим страхом с Таей стало то опасение, что после такого надрыва мы никогда не сможем иметь детей. Так продолжалось очень долго. Года полтора мы с Таей надрывали здоровье, опаляя и перетаскивая кирпичи.
Когда наши войска приблизились к Германии, немцы стали отходить. Спешно сворачивалось производство на заводе. С Таей случилось несчастье - кто-то в суматохе толкнул гору готового кирпича и Тая, убегая, упала, и кирпичом ей сильно повредило ногу. Лечить её не стали, это было бессмысленно, потому что немцы, отступая, решили расстрелять всех рабочих. Тая оставалась в бараке, а меня с другими девушками гоняли туда-сюда, чтобы мы успели выполнить последние подготовки к отступлению. Это были наши последние рабочие дни.
— Девочки, девочки мои хорошие, идите сюда!
У заднего выхода нас манил к себе знакомый дед. Я хорошо его знала - дед Андрей был русским, но с детства жил в Германии и всю жизнь проработал на нашем заводе. Он был женат на немке и официально назывался Андреасом. Так как немецкий он знал в совершенстве и вообще впитал в себя культуру Германии, никто не догадывался, что он по происхождению русский. Он часто втихаря подкармливал нас с Таей домашней колбасой и пирогами, приготовленными его женой. "Держитесь, девочки, держитесь, мои красавицы!" - тихо говорил он нам хорошим, но чуть ломанным русским языком.
— Идите, идите, девочки, скорей!
Я осмотрелась. Немецкие работники не обращали на нас никакого внимания, они в панике сновали по заводу, как крысы на тонущем корабле. Мы подошли к нему с другой знакомой мне девушкой Машей. Дед Андрей тут же схватил меня за руку и потащил по коридору, и Маша едва успела вцепиться в мою протянутую ладонь. "Сейчас...сейчас..." - бубнил дед и резко свернул за одну из железных дверей.
— Я вас спрячу, мои красавицы, спрячу у себя дома. Сегодня вечером будет расстрел. Всех работников расстреляют. Вы знали об этом? Так-то. - он откидывал пустые деревянные ящики от дальней стены. Там тоже была узкая дверь.
Нас с Машей обдало могильным холодом. Мы переглянулись. Немцы говорили, что завтра утром вывезут нас в лагерь за городом, где нам будет намного комфортнее. Мы бросились помогать деду расчищать проход. Сырым, провонявшим плесенью узким туннелем дед вывел нас на улицу. В пятидесяти метрах от нас я увидела здание нашего барака с той, другой стороны, с которой прежде никогда на него не смотрела.
— Тая... - вспомнила я. - Мы должны забрать её!
— Нет, нет, моя девочка, нужно быстро бежать, бежать вон туда, я хорошо заплатил привратникам, чтобы нас выпустили, - воспротивился дед.
— Десять минут! Зайдите назад и подождите меня ровно десять минут! Если я не вернусь, можете идти без меня.
Я рванула к бараку, не оглядываясь. Тая должна вернуться домой, должна увидеть своих, должна поцеловать то дерево, от которого её оторвали... Я шла, гордо задрав голову под взглядами проходящих мимо немецких служащих. Консьержа в здании барака не было - судьба благоволила ко мне, не иначе! Пройдя самые опасные препятствия, я пулей влетела в наш отсек. Тая стонала на кровати от боли. Наспех всё объяснив ей, я взвалила на себя подругу и поволокла к выходу...
— Куда вы? - хрипнул заходящий в здание консьерж на скверном русском.
— Приказано доставить в медпункт, - спокойно ответила я.
Он прищурился и стоял, провожая нас подозрительным взглядом, пока мы не зашли в первые двери медпункта, находящиеся в торце соседнего здания. Я открывала двери тихо и осторожно, боясь, что нас услышат санитары. Через десять мучительных секунд мы вышли и я поволокла стонущую Таю на задний двор. Маша вышла из укрытия и помогла мне. Дед ковылял впереди. Замирая, мы приблизились к запасным воротам. Умирая от страха, прошли их, даже Тая перестала в тот момент стонать...
Дед спрятал нас в подвале своего дома. Его жена обработала рану Таи и зафиксировала ей ногу деревяшками и бинтами. При любом шуме мы прятались в шкаф - за его задней стенкой была ниша в стене. Я потеряла счёт дням и ночам. Рана Таи затянулась, но нога распухла и она не могла на неё ступать. Я знала, что всех рабочих, всех тех, с кем я успела сблизиться, уже расстреляли. Дом то и дело сотрясался от взрывов. Настал день, когда дед вывел нас из подвала.
— Немцы ушли, мои голубушки. Пришли американцы. Я отведу вас к ним.
Жена деда помогла нам кое-как обмыться и дала свою одежду. Американцы встретили нас ослепительными улыбками, накормили своими консервами и подарили по шоколадке. Я ничего не понимала из их трескотни. Только одно слово звучало у меня в голове: "Домой!". Военный хирург осмотрел ногу Таи и наложил ей до колена гипс. Ей выдали костыли и на них она допрыгала вровень с нами до машины, которая должна была отвезти нас на станцию.
Поезд был забит под завязку, в вагон поместили только Таю, выставив из него двоих женщин. Эти женщины, я и Маша (и множество других) забрались по лестнице на крышу вагона. Так и ехали мы долго-долго до самой БССР на крыше.
На заре я, продрогшая до костей, услышала знакомый голос.
— Валя, Валечка! Ты где, Валя?!
— Тая!
— Я приехала! Я приехала домой, Валюш! - сияла измятая тяжёлой дорогой Тая, держась на костылях.
Поезд начал трогаться...
— Спасибо, Валечка, спасибо за спасение! Удачно добраться! Целую, люблю! Не забывай меня!
— И ты не забывай меня, Тая! Прощай...
На следующей станции нам подставили лестницу и мы пересели в вагон.
Можете себе представить чувства человека, который по прошествии двух лет рабства вернулся домой из лона врага? Когда я увидела лица наших
Нас всех затолкали в грузовик с открытым кузовом и повезли к железнодорожной станции. Мы сидели в нём плотно, как овцы в загоне. Девчонки не смели громко плакать, только слёзы катились, замерзая тонкими сосульками под подбородком, а мальчики каменными лицами наблюдали, как остаётся позади родная земля и, сжимая борт грузовика пальцами с посиневшими от холода и напряжения костяшками, поглядывали на сопровождавших нас немецких солдат. Я знала, о чём думали мальчишки - о своих братьях и отцах, воюющих с проклятыми фашистами и отдающих жизни за родину. Снаружи мы примерзали от холода друг к другу, внутри - пылали единым огнём ненависти к немцам. Но что мы могли сделать? Что мы могли, если дула немецких винтовок были наставлены прямо на нас?
На станции нас под конвоем поместили в товарные вагоны. Более скотские условия трудно себе представить. Мы ехали до Германии две или три недели и в нашем распоряжении была только солома и небольшая дырка в углу для справления нужды. Места не хватало, мы клали головы и ноги друг на друга. Юноши, девушки - все в одной куче. Запах немытых тел, неизвестность, холод, голод, грохот поезда... Доехали не все. Особенно мне запомнилась смерть девушки, которая стеснялась ходить в "туалет" при своём женихе. У неё лопнул мочевой пузырь.
По прибытию мы попали на распределительный пункт. Там нас вымыли холодным душем, обрызгали какими-то дезинфицирующими химикатами, а девушкам состригли косы для профилактики вшей. Далее была биржа труда, которая по сути являлась самым настоящим невольничьим рынком.
— Den mund auftun!
Мне лезли пальцами в рот и я поняла, что его нужно открыть.
— Gut, - заключил довольный немец, осмотрев мои зубы.
Меня просили повертеть руками, поднять стоящую рядом девушку, разогнуться назад как можно ниже, даже спеть просили, желая проверить приятность голоса. С воспалённым горлом я пела, как пьяный охрипший сапожник. Они щупали мне мускулы на руках, шлёпали по животу, заставляя напрячь его как можно сильнее и вообще заглянули и в гриву, и под хвост, словно осматривали лошадь на аукционе. Наконец меня оставили в покое. Так я попала на кирпичный завод.
В наши обязанности входило делать глину на конвейер для изготовления кирпича.
— Руки все потрескались, смотри - прямо кровь из трещин сочится, - воровато показала мне руку напарница, девушка со смешливым круглым личиком. Кожа на её щеках была очень белая, тонкая и прозрачная, с веснушками, и сама она была светло-рыжей.
— Да, у меня тоже вся кожа сухая, как наждачка, - ответила я, повертев свои измазанные в глину кисти.
— Ты откуда?
— Из-под Курска. А ты?
— С Витебской области. Я Тая.
— Валя. Тсс! Идут!
За нашими спинами вырос надсмотрщик. Из коротких бесед выяснилось, что мы с Таей живём в одном бараке при заводе, но за месяц изнурительного труда не замечали друг друга. Постепенно мы с ней сдружились и Тае даже удалось поменяться кроватями с моей соседкой. После изнурительного трудового дня, в течение которого нас кормили всего один раз в день, мы засыпали с ней бок о бок голодными, с ломящимися от усталости костями. Я засыпала под журчащие, как тихий дождь, белорусские песни Таи, которые она напевала мне шёпотом в ухо; я выключалась под её девичьи мечты, под её надежду о возвращении домой, под её обещания непременно поцеловать то самое дерево на родной земле, в которое она отчаянно вцепилась и от которого её оторвал немецкий солдат, чтобы угнать на работы в Германию. Тая тоже засыпала когда я, успокаивая, вытирала её тихие слёзы и держала за потрескавшуюся от работы руку, и обещала ей, и клялась, что мы непременно вернёмся домой, что наши победят, что иначе быть просто не может!
Вскоре нас с Таей перебросили на сушку кирпича. Мы его сушили и выпаливали, перетаскивали тяжеленные готовые связки... Работа требовала невероятных физических усилий и самым нашим большим страхом с Таей стало то опасение, что после такого надрыва мы никогда не сможем иметь детей. Так продолжалось очень долго. Года полтора мы с Таей надрывали здоровье, опаляя и перетаскивая кирпичи.
Когда наши войска приблизились к Германии, немцы стали отходить. Спешно сворачивалось производство на заводе. С Таей случилось несчастье - кто-то в суматохе толкнул гору готового кирпича и Тая, убегая, упала, и кирпичом ей сильно повредило ногу. Лечить её не стали, это было бессмысленно, потому что немцы, отступая, решили расстрелять всех рабочих. Тая оставалась в бараке, а меня с другими девушками гоняли туда-сюда, чтобы мы успели выполнить последние подготовки к отступлению. Это были наши последние рабочие дни.
— Девочки, девочки мои хорошие, идите сюда!
У заднего выхода нас манил к себе знакомый дед. Я хорошо его знала - дед Андрей был русским, но с детства жил в Германии и всю жизнь проработал на нашем заводе. Он был женат на немке и официально назывался Андреасом. Так как немецкий он знал в совершенстве и вообще впитал в себя культуру Германии, никто не догадывался, что он по происхождению русский. Он часто втихаря подкармливал нас с Таей домашней колбасой и пирогами, приготовленными его женой. "Держитесь, девочки, держитесь, мои красавицы!" - тихо говорил он нам хорошим, но чуть ломанным русским языком.
— Идите, идите, девочки, скорей!
Я осмотрелась. Немецкие работники не обращали на нас никакого внимания, они в панике сновали по заводу, как крысы на тонущем корабле. Мы подошли к нему с другой знакомой мне девушкой Машей. Дед Андрей тут же схватил меня за руку и потащил по коридору, и Маша едва успела вцепиться в мою протянутую ладонь. "Сейчас...сейчас..." - бубнил дед и резко свернул за одну из железных дверей.
— Я вас спрячу, мои красавицы, спрячу у себя дома. Сегодня вечером будет расстрел. Всех работников расстреляют. Вы знали об этом? Так-то. - он откидывал пустые деревянные ящики от дальней стены. Там тоже была узкая дверь.
Нас с Машей обдало могильным холодом. Мы переглянулись. Немцы говорили, что завтра утром вывезут нас в лагерь за городом, где нам будет намного комфортнее. Мы бросились помогать деду расчищать проход. Сырым, провонявшим плесенью узким туннелем дед вывел нас на улицу. В пятидесяти метрах от нас я увидела здание нашего барака с той, другой стороны, с которой прежде никогда на него не смотрела.
— Тая... - вспомнила я. - Мы должны забрать её!
— Нет, нет, моя девочка, нужно быстро бежать, бежать вон туда, я хорошо заплатил привратникам, чтобы нас выпустили, - воспротивился дед.
— Десять минут! Зайдите назад и подождите меня ровно десять минут! Если я не вернусь, можете идти без меня.
Я рванула к бараку, не оглядываясь. Тая должна вернуться домой, должна увидеть своих, должна поцеловать то дерево, от которого её оторвали... Я шла, гордо задрав голову под взглядами проходящих мимо немецких служащих. Консьержа в здании барака не было - судьба благоволила ко мне, не иначе! Пройдя самые опасные препятствия, я пулей влетела в наш отсек. Тая стонала на кровати от боли. Наспех всё объяснив ей, я взвалила на себя подругу и поволокла к выходу...
— Куда вы? - хрипнул заходящий в здание консьерж на скверном русском.
— Приказано доставить в медпункт, - спокойно ответила я.
Он прищурился и стоял, провожая нас подозрительным взглядом, пока мы не зашли в первые двери медпункта, находящиеся в торце соседнего здания. Я открывала двери тихо и осторожно, боясь, что нас услышат санитары. Через десять мучительных секунд мы вышли и я поволокла стонущую Таю на задний двор. Маша вышла из укрытия и помогла мне. Дед ковылял впереди. Замирая, мы приблизились к запасным воротам. Умирая от страха, прошли их, даже Тая перестала в тот момент стонать...
Дед спрятал нас в подвале своего дома. Его жена обработала рану Таи и зафиксировала ей ногу деревяшками и бинтами. При любом шуме мы прятались в шкаф - за его задней стенкой была ниша в стене. Я потеряла счёт дням и ночам. Рана Таи затянулась, но нога распухла и она не могла на неё ступать. Я знала, что всех рабочих, всех тех, с кем я успела сблизиться, уже расстреляли. Дом то и дело сотрясался от взрывов. Настал день, когда дед вывел нас из подвала.
— Немцы ушли, мои голубушки. Пришли американцы. Я отведу вас к ним.
Жена деда помогла нам кое-как обмыться и дала свою одежду. Американцы встретили нас ослепительными улыбками, накормили своими консервами и подарили по шоколадке. Я ничего не понимала из их трескотни. Только одно слово звучало у меня в голове: "Домой!". Военный хирург осмотрел ногу Таи и наложил ей до колена гипс. Ей выдали костыли и на них она допрыгала вровень с нами до машины, которая должна была отвезти нас на станцию.
Поезд был забит под завязку, в вагон поместили только Таю, выставив из него двоих женщин. Эти женщины, я и Маша (и множество других) забрались по лестнице на крышу вагона. Так и ехали мы долго-долго до самой БССР на крыше.
На заре я, продрогшая до костей, услышала знакомый голос.
— Валя, Валечка! Ты где, Валя?!
— Тая!
— Я приехала! Я приехала домой, Валюш! - сияла измятая тяжёлой дорогой Тая, держась на костылях.
Поезд начал трогаться...
— Спасибо, Валечка, спасибо за спасение! Удачно добраться! Целую, люблю! Не забывай меня!
— И ты не забывай меня, Тая! Прощай...
На следующей станции нам подставили лестницу и мы пересели в вагон.
Можете себе представить чувства человека, который по прошествии двух лет рабства вернулся домой из лона врага? Когда я увидела лица наших
Показать больше
22 дн. назад
«Почему такая ненависть ко всему своему?!»
Николай Цискаридзе: "Я не знаю, кого вы называете интеллигенцией. Понимаете, есть люди, которые привыкли быть в вечной оппозиции. Они жили так, когда в стране были сложные годы. Но сегодня... Я всё время не могу понять: в оппозиции кому или чему они живут?! Знаю многих французов, которым не нравится жить во Франции. Они встали и уехали в другую страну. Господа, вам не нравится Россия? Пожалуйста, езжайте, сейчас всё можно, ищите, где ваш рай. Но если здесь остаётесь, то почему всё время ругаете свою страну?! Ведь вы тут родились, выросли. Вы хоть что-то для страны сделайте сначала, а потом говорите о недостатках! И покажите, что конкретно вы совершили, чтобы их устранить! Моя позиция вызывает крайнее раздражение у «интеллигенции»: меня тут же причисляют к врагам демократии. Я с ужасом слышу, как наши люди, выезжая за рубеж, поливают грязью свою страну. Как это возможно? Мы почему-то не хотим уважать самих себя. Будучи за границей, я никому - ни русским, ни иностранцам - не позволяю в моём присутствии плохо отзываться о России и оскорблять нас. Есть элементарные вещи, которые мы обязаны усвоить: пока сами не будем себя уважать, никто нас не будет уважать..."
Николай Цискаридзе: "Я не знаю, кого вы называете интеллигенцией. Понимаете, есть люди, которые привыкли быть в вечной оппозиции. Они жили так, когда в стране были сложные годы. Но сегодня... Я всё время не могу понять: в оппозиции кому или чему они живут?! Знаю многих французов, которым не нравится жить во Франции. Они встали и уехали в другую страну. Господа, вам не нравится Россия? Пожалуйста, езжайте, сейчас всё можно, ищите, где ваш рай. Но если здесь остаётесь, то почему всё время ругаете свою страну?! Ведь вы тут родились, выросли. Вы хоть что-то для страны сделайте сначала, а потом говорите о недостатках! И покажите, что конкретно вы совершили, чтобы их устранить! Моя позиция вызывает крайнее раздражение у «интеллигенции»: меня тут же причисляют к врагам демократии. Я с ужасом слышу, как наши люди, выезжая за рубеж, поливают грязью свою страну. Как это возможно? Мы почему-то не хотим уважать самих себя. Будучи за границей, я никому - ни русским, ни иностранцам - не позволяю в моём присутствии плохо отзываться о России и оскорблять нас. Есть элементарные вещи, которые мы обязаны усвоить: пока сами не будем себя уважать, никто нас не будет уважать..."
Показать больше
22 дн. назад
«Лицо этой девочки было знакомо всему Советскому союзу. Впервые эту фотографию опубликовали в журнале "Огонёк" в 44-м. О ней писали "самая маленькая пациентка госпиталя, всего 3 месяца". Потом это снимок кочевал из одной блокадной подборки в другую. Судьбой ребенка потом больше никто не интересовался».
А тогда, это испуганное детское лицо печатали на агитлистовках, статьи выходили с заголовками «Отомстим!», «Не простим!», «Кровь детей зовет к мщению!». Лариса Бютнер всю свою жизнь сторонилась журналистов. Сказать, что она тяготилась этой вынужденной славой — ничего не сказать. Впервые, спустя 75 лет она дает интервью. Первое в своей жизни.
Лариса Бютнер, житель блокадного Ленинграда:
«Снаряд разорвался и осколки попали в квартиру. У матери руку оторвало грудь разворотило, а пальцы остались у нее в груди».
Лариса Бютнер потеряла мать. С инвалидностью, у нее нет нескольких пальцев, девушку не взяли учиться в медицинский институт. Блокада отняла и самого родного человека, и мечту.
Лариса Бютнер, житель блокадного Ленинграда:
«Мы потом встретились с врачом, которая мне делала операцию… Она увидела, по рукам узнала, расцеловала и попросила прощения за то, что неудачно наложила швы».
Девочку воспитывали тети и бабушка. Но часто за детьми не возвращались ни в госпиталь, ни в детский сад. Могли оставить в роддоме. Эта фотография была сделана в яслях, которые единственные в городе проработали всю блокаду. Неизвестно, как сложились судьбы этих малышей. Но ясли работают и сегодня. И там до сих пор есть та самая спальня.
Наталья Бандурина
А тогда, это испуганное детское лицо печатали на агитлистовках, статьи выходили с заголовками «Отомстим!», «Не простим!», «Кровь детей зовет к мщению!». Лариса Бютнер всю свою жизнь сторонилась журналистов. Сказать, что она тяготилась этой вынужденной славой — ничего не сказать. Впервые, спустя 75 лет она дает интервью. Первое в своей жизни.
Лариса Бютнер, житель блокадного Ленинграда:
«Снаряд разорвался и осколки попали в квартиру. У матери руку оторвало грудь разворотило, а пальцы остались у нее в груди».
Лариса Бютнер потеряла мать. С инвалидностью, у нее нет нескольких пальцев, девушку не взяли учиться в медицинский институт. Блокада отняла и самого родного человека, и мечту.
Лариса Бютнер, житель блокадного Ленинграда:
«Мы потом встретились с врачом, которая мне делала операцию… Она увидела, по рукам узнала, расцеловала и попросила прощения за то, что неудачно наложила швы».
Девочку воспитывали тети и бабушка. Но часто за детьми не возвращались ни в госпиталь, ни в детский сад. Могли оставить в роддоме. Эта фотография была сделана в яслях, которые единственные в городе проработали всю блокаду. Неизвестно, как сложились судьбы этих малышей. Но ясли работают и сегодня. И там до сих пор есть та самая спальня.
Наталья Бандурина
Показать больше
22 дн. назад
В сентябре 1985 года выпускник красноярского Института искусств, стал солистом красноярского театра Оперы и балета. Никто тогда еще не знал, что он станет легендой. А сам Дмитрий - какой непростой путь ему придется пройти.
Наша дружба с Димой длиной в 33 года.
В Красноярском театре оперы и балета Хворостовский работал около 5 лет - с 1985 по 1990 год, и все эти годы я была его партнершей по сцене.
Первым нашим совместным выступлением стала опера Юлия Мейтуса «Молодая гвардия», где Хворостовский исполнял роль Ивана Земнухова, а я играла Любовь Шевцову. Потом мы вместе выходили на сцену в главных партиях главных оперных спектаклей мирового репертуара.
- Дима принимал участие в спектаклях еще будучи студентом, и после окончания в 1985 году пришел в театр уже на постоянную работу Он умел даже больше, чем уже сформировавшийся профессионал, был одарен не только голосом, но и желанием петь. Спектакли театра Дима слушал за кулисами, смотрел, кто как дышит, кто как готовится к выходу на сцену. Учился у всех как надо и как не надо. Сказать, что все обрадовались и приняли его, не могу. Театр - сложная структура, здесь каждый за себя,но он знал себе цену. Это очень важно, чтобы существовать в творческом коллективе. Некоторые про Диму думали, молодой, а пальцы веером, - ничего подобного. Он утверждался в работе, пел такие партии, которые многие не могут спеть и за всю свою жизнь. А он даже не играл, а проживал свои роли, хотя опера - искусство достаточно условное. Всегда говорю, что он поцелован Боженькой.
Кстати, по сравнению с другими театрами, где я работала, наш - просто детский сад, ясельная группа. Серьезных подковерных интриг у нас все же не было, чтобы кто-то кого-то подсидел, на кого-то настучал - нет. Наверное, потому, что театр молодой, все приехали после окончания консерваторий нашей тогда большой страны, все были в равных условиях, каждый утверждался как мог. Хотя акул хватало.
Я просто по фактуре ему подошла, сначала мы были просто как партнеры по сцене, потом сложились человеческие отношения. Мы встречались, делились впечатлениями, вместе ездили за город, ходили на яхте по Красноярскому морю, - два или три лета, Дима уже не работал в нашем театре, приезжал в гости.
- Он всегда поддерживал молодых ,моих ребят приглашал. Трижды они участвовали в его концертах. Я сама только однажды попросилась к нему на репетицию со студентами. Он разрешил и после этого сам пригласил спеть с ним на одной сцене.
Дмитрий не очень любил делать подарки. Его единственный подарок - античная вазочка, которую он привез, кажется, из Греции. Самый главный его подарок, когда он на встрече с главой Красноярска, тогда был Петр Иванович Пимашков, сказал про нашу семью: «У вас народные артисты живут в квартире размером чуть больше лифта, давайте им поможем». Он мог и промолчать, но он не промолчал, и город забрал у нас нашу маленькую квартиру и взамен мы получили другую. И еще он приехал и спел у меня на бенефисе - это вообще бесценный подарок!
Думаю, многие ждали, что он обязан что-то кому-то дарить. А он не обязан. Он сделал очень много: прославил наш город, русскую музыку, культуру. И дал много благотворительных концертов, в том числе и в Красноярске несколько - только в поддержку института, который строился много лет. И как-то рассказывал, что у него за границей были такие моменты, когда с деньгами было туго.
Студенты рассказывали о тяжелом характере педагога Екатерины Иофель , и о нежелании с ней заниматься.
- В этом есть какая-то доля правды. Но он ее всегда поддерживал. Она всегда его ждала, и он всегда сам звонил и приходил. Поздравлял ее из Лондона с днем рождения. Это два очень сильных человека, две личности. Педагоги разные, я училась в Ленинградской консерватории, нас холили и лелеяли, мы были хрустальными розами, с которыми обращались очень бережно. Вокалист очень сильно зависит от настроения.
Она была жестким человеком, если ее проверку на выносливость пройдешь, все будет хорошо. Но я бы не хотела об этом говорить, ее уже нет с нами. Своей силой воли она сформировала кафедру, это ее заслуга.
Когда ему надо было ехать на конкурс за границу, нужно было жениться, иначе не выпускали - так было в советское время.
Потом мы общались со Светой, были у них на свадьбе, в его квартире в гостинице «Октябрьская». Гостей было мало, квартира маленькая. Все было хорошо, Света молодец, хорошая хозяйка. Правда, робкая. Дима рассказывал, что заставляет ее учить английский язык, а она стесняется говорить, хотя много уже понимает. А что там между ними произошло потом - не знаю. Мы хотя и дружили, но такими подробностями он не делился. Когда хоронили Диму, я не попала на кладбище, была в этот момент на телевидении и меня как раз спросили, почему он ушел от первой жены? А почему он должен перед нами отчитываться? Личная жизнь - это личная жизнь. Он человек и ничто человеческое ему не чуждо.
- Его главное наследство - его музыка. Он был фанатом русской музыки, он ее продвигал. И патриотом был настоящим! Кто из уехавших туда пел патриотические и военные песни? Да еще как пел!
-Наше общение не прекратилось до его последних дней.Все, что было спето Димой в красноярском театре - все со мной. Помню, где-то на гастролях заболела ангиной, температура под 40, но я же понимала, что если я не выйду на сцену, то и он не выйдет, потому что по фактуре ему подхожу только я. И я, ничего не говоря, отработала спектакль. В спектакле Онегин только в Заключительной сцене берёт Татьяну за руку. Он допел свою партию и шепчет: «Ларочка, какая ты горячая». А я не могла его подвести. Как он мог меня забыть? Никак! Да, бывает - человек обретает славу и забывает тех, с кем общался. Дима таким не был. Мы встречались, переписывались по смс, электронке. До последнего, пока он еще мог. Когда была с театром в Великобритании на гастролях, Дима звонил и спрашивал, как я там. Однажды встретились на гастролях в Москве, я выхожу из машины, слякоть, дождь, он меня подхватил на руки и донёс до гостиницы !
- Думаю, те задачи, которые он поставил перед собой, не позволили бы ему остаться в Красноярске. Как бы он мог достичь того, что он достиг? А тут так сложилось, что вышел на орбиту. Он все время учился, совершенствовался. И с каждым приездом было заметно, как он набирает высоту. И это так и нужно, но не все могут и хотят! Кто-то бережет свой голос. Кто-то болезненно воспринимает советы других. А он, даже когда уже болел, пел прекрасно! На «Травиате» музыканты оркестра в финале засыпали всю сцену белыми розами. Он наклонился их поднимать и уже не сдерживал эмоции. Аня Нетребко стояла рядом и плакала.
Он вышел на мировую сцену не только для престижа, он любил музыку, это его образ жизни. Но Красноярск он не забыл, очень любил этот город. Я каждый его приезд удивлялась, как он вдыхал воздух полной грудью: «Ну чем ты тут дышишь? Что тебе тут нравится? У тебя в Европе воздух лучше!». Он мне даже как-то сказал в последний свой приезд: «Мне хотелось уйти в тайгу и там умереть». Потом прищурился и говорит, а может я еще поживу? У меня внучка сделала дипломную работу о Хворостовском, на основе моего интервью сняла фильм, который назвала «Комета». Он и правда пролетел как комета и сгорел.
- Колледж во Владикавказе носит имя Гергиева еще при его жизни. И мы могли бы еще при жизни Димы это сделать. Но школу, институт, где он учился, переименовали только после его смерти. Родители хотят, чтобы был музей и при нем зал, где можно было петь и смотреть записи Димы. Видеоряд обязателен для обычного зрителя! Это профессионалы могут воспринимать на слух.
Мы общались до последнего.
- К тому моменту переписка уже была краткой, он все же сильно болел. Наша последняя встреча была на его последнем концерте, который он дал в Красноярске 2 июня 2017 года. Все понимали, что он приехал прощаться. В зале многие плакали.
Мне прислали видео последних его репетиций. У меня была истерика и я решила это удалить, чтобы никто не видел. Он занимался до самого последнего дня.
Лариса Марзоева: Воспоминания о Дмитрии Хворостовском
Наша дружба с Димой длиной в 33 года.
В Красноярском театре оперы и балета Хворостовский работал около 5 лет - с 1985 по 1990 год, и все эти годы я была его партнершей по сцене.
Первым нашим совместным выступлением стала опера Юлия Мейтуса «Молодая гвардия», где Хворостовский исполнял роль Ивана Земнухова, а я играла Любовь Шевцову. Потом мы вместе выходили на сцену в главных партиях главных оперных спектаклей мирового репертуара.
- Дима принимал участие в спектаклях еще будучи студентом, и после окончания в 1985 году пришел в театр уже на постоянную работу Он умел даже больше, чем уже сформировавшийся профессионал, был одарен не только голосом, но и желанием петь. Спектакли театра Дима слушал за кулисами, смотрел, кто как дышит, кто как готовится к выходу на сцену. Учился у всех как надо и как не надо. Сказать, что все обрадовались и приняли его, не могу. Театр - сложная структура, здесь каждый за себя,но он знал себе цену. Это очень важно, чтобы существовать в творческом коллективе. Некоторые про Диму думали, молодой, а пальцы веером, - ничего подобного. Он утверждался в работе, пел такие партии, которые многие не могут спеть и за всю свою жизнь. А он даже не играл, а проживал свои роли, хотя опера - искусство достаточно условное. Всегда говорю, что он поцелован Боженькой.
Кстати, по сравнению с другими театрами, где я работала, наш - просто детский сад, ясельная группа. Серьезных подковерных интриг у нас все же не было, чтобы кто-то кого-то подсидел, на кого-то настучал - нет. Наверное, потому, что театр молодой, все приехали после окончания консерваторий нашей тогда большой страны, все были в равных условиях, каждый утверждался как мог. Хотя акул хватало.
Я просто по фактуре ему подошла, сначала мы были просто как партнеры по сцене, потом сложились человеческие отношения. Мы встречались, делились впечатлениями, вместе ездили за город, ходили на яхте по Красноярскому морю, - два или три лета, Дима уже не работал в нашем театре, приезжал в гости.
- Он всегда поддерживал молодых ,моих ребят приглашал. Трижды они участвовали в его концертах. Я сама только однажды попросилась к нему на репетицию со студентами. Он разрешил и после этого сам пригласил спеть с ним на одной сцене.
Дмитрий не очень любил делать подарки. Его единственный подарок - античная вазочка, которую он привез, кажется, из Греции. Самый главный его подарок, когда он на встрече с главой Красноярска, тогда был Петр Иванович Пимашков, сказал про нашу семью: «У вас народные артисты живут в квартире размером чуть больше лифта, давайте им поможем». Он мог и промолчать, но он не промолчал, и город забрал у нас нашу маленькую квартиру и взамен мы получили другую. И еще он приехал и спел у меня на бенефисе - это вообще бесценный подарок!
Думаю, многие ждали, что он обязан что-то кому-то дарить. А он не обязан. Он сделал очень много: прославил наш город, русскую музыку, культуру. И дал много благотворительных концертов, в том числе и в Красноярске несколько - только в поддержку института, который строился много лет. И как-то рассказывал, что у него за границей были такие моменты, когда с деньгами было туго.
Студенты рассказывали о тяжелом характере педагога Екатерины Иофель , и о нежелании с ней заниматься.
- В этом есть какая-то доля правды. Но он ее всегда поддерживал. Она всегда его ждала, и он всегда сам звонил и приходил. Поздравлял ее из Лондона с днем рождения. Это два очень сильных человека, две личности. Педагоги разные, я училась в Ленинградской консерватории, нас холили и лелеяли, мы были хрустальными розами, с которыми обращались очень бережно. Вокалист очень сильно зависит от настроения.
Она была жестким человеком, если ее проверку на выносливость пройдешь, все будет хорошо. Но я бы не хотела об этом говорить, ее уже нет с нами. Своей силой воли она сформировала кафедру, это ее заслуга.
Когда ему надо было ехать на конкурс за границу, нужно было жениться, иначе не выпускали - так было в советское время.
Потом мы общались со Светой, были у них на свадьбе, в его квартире в гостинице «Октябрьская». Гостей было мало, квартира маленькая. Все было хорошо, Света молодец, хорошая хозяйка. Правда, робкая. Дима рассказывал, что заставляет ее учить английский язык, а она стесняется говорить, хотя много уже понимает. А что там между ними произошло потом - не знаю. Мы хотя и дружили, но такими подробностями он не делился. Когда хоронили Диму, я не попала на кладбище, была в этот момент на телевидении и меня как раз спросили, почему он ушел от первой жены? А почему он должен перед нами отчитываться? Личная жизнь - это личная жизнь. Он человек и ничто человеческое ему не чуждо.
- Его главное наследство - его музыка. Он был фанатом русской музыки, он ее продвигал. И патриотом был настоящим! Кто из уехавших туда пел патриотические и военные песни? Да еще как пел!
-Наше общение не прекратилось до его последних дней.Все, что было спето Димой в красноярском театре - все со мной. Помню, где-то на гастролях заболела ангиной, температура под 40, но я же понимала, что если я не выйду на сцену, то и он не выйдет, потому что по фактуре ему подхожу только я. И я, ничего не говоря, отработала спектакль. В спектакле Онегин только в Заключительной сцене берёт Татьяну за руку. Он допел свою партию и шепчет: «Ларочка, какая ты горячая». А я не могла его подвести. Как он мог меня забыть? Никак! Да, бывает - человек обретает славу и забывает тех, с кем общался. Дима таким не был. Мы встречались, переписывались по смс, электронке. До последнего, пока он еще мог. Когда была с театром в Великобритании на гастролях, Дима звонил и спрашивал, как я там. Однажды встретились на гастролях в Москве, я выхожу из машины, слякоть, дождь, он меня подхватил на руки и донёс до гостиницы !
- Думаю, те задачи, которые он поставил перед собой, не позволили бы ему остаться в Красноярске. Как бы он мог достичь того, что он достиг? А тут так сложилось, что вышел на орбиту. Он все время учился, совершенствовался. И с каждым приездом было заметно, как он набирает высоту. И это так и нужно, но не все могут и хотят! Кто-то бережет свой голос. Кто-то болезненно воспринимает советы других. А он, даже когда уже болел, пел прекрасно! На «Травиате» музыканты оркестра в финале засыпали всю сцену белыми розами. Он наклонился их поднимать и уже не сдерживал эмоции. Аня Нетребко стояла рядом и плакала.
Он вышел на мировую сцену не только для престижа, он любил музыку, это его образ жизни. Но Красноярск он не забыл, очень любил этот город. Я каждый его приезд удивлялась, как он вдыхал воздух полной грудью: «Ну чем ты тут дышишь? Что тебе тут нравится? У тебя в Европе воздух лучше!». Он мне даже как-то сказал в последний свой приезд: «Мне хотелось уйти в тайгу и там умереть». Потом прищурился и говорит, а может я еще поживу? У меня внучка сделала дипломную работу о Хворостовском, на основе моего интервью сняла фильм, который назвала «Комета». Он и правда пролетел как комета и сгорел.
- Колледж во Владикавказе носит имя Гергиева еще при его жизни. И мы могли бы еще при жизни Димы это сделать. Но школу, институт, где он учился, переименовали только после его смерти. Родители хотят, чтобы был музей и при нем зал, где можно было петь и смотреть записи Димы. Видеоряд обязателен для обычного зрителя! Это профессионалы могут воспринимать на слух.
Мы общались до последнего.
- К тому моменту переписка уже была краткой, он все же сильно болел. Наша последняя встреча была на его последнем концерте, который он дал в Красноярске 2 июня 2017 года. Все понимали, что он приехал прощаться. В зале многие плакали.
Мне прислали видео последних его репетиций. У меня была истерика и я решила это удалить, чтобы никто не видел. Он занимался до самого последнего дня.
Лариса Марзоева: Воспоминания о Дмитрии Хворостовском
Показать больше
22 дн. назад
Я родилась на станции Малиновое Озеро, что в Алтайском крае. Работала сновальщицей на суконной фабрике, директором Дома культуры. Выпускница московского Театрального училища имени Щукина, с 1989 года актриса БДТ в Санкт-Петербурге.
В детстве мы росли как трава в поле! Гуляли на ветру, на солнце и в любви. Все лето бегали босиком. Семья наша была рабоче-крестьянская, родители нас любили абсолютной любовью. При этом труд мы знали с малочки. Все, чему научилась в детстве, я и сейчас умею и помню. Руки не забывают.
Если вдуматься, я росла в послевоенную пору. Родилась через шесть лет после окончания войны. Время было трудное: голодное, босоногое. Но если на детство смотреть как на полстакана воды, то у меня он был наполовину полным, а не пустым. Полным!
Родители были молодые, нас четверо детей, дружно жили, бабушка с дедушкой рядом. В доме всегда пахло пирогами. Я просыпалась, а солнце уже светило. Зажмурившись от счастья, вылезала в окно и, раздвинув вьюны, бежала самая довольная. Знаете, глаза прикрою, а эта картинка стоит у меня перед глазами, не проходит. Время ее пощадило, не стерло. Я была мечтательницей и фантазеркой и не любила ватаги. Могла на облака часами смотреть и фантазировать…Мечтала ли я стать артисткой? Да что вы. Нет, конечно. К нам вагон-клуб приходил один раз в месяц, и то нас, детей, туда добром не пускали. Это потом, когда подросли, стали разрешать кино смотреть.
Робкая мысль о том, а не попробовать ли мне в артистки, пришла ко мне в старших классах. И то приходилось скрывать, одноклассники бы обсмеяли. Там, где я росла, престижной профессией считались врач, учитель. А то артистка! Этого слова в той жизни и не существовало. Театра в глаза не видели. Да что там театра, музея вблизи не было…
Маму я всегда помню только в трудах, только в работе. Она кроткая у меня была. Осталась вдовой в сорок лет, папка умер в сорок восемь. Фронтовик был, у него внутри "гулял" крошечный осколок. Который и спровоцировал кровоизлияние в мозг. Война его добила через двадцать лет после победы. После его смерти мама сразу поседела. Ушла вся в работу и в нас, в детей. А работа была тяжелая - в лесу живицу из сосны добывали.
Я часто летние каникулы с мамой в лесу проводила, помогала ей. Помню, старшеклассницей была, как-то уморились мы с ней, сидим, отдыхаем, я ей говорю: "Мама, я хочу тебе монологи почитать..." Читала ей что-то из ролей Нонны Мордюковой и монолог Людмилы Чурсиной из фильма "Виринея".
Спрашиваю ее: "Мам, а из меня получилась бы артистка?" - "Конечно, доча, обязательно!" - в лесу говорила мне моя мамочка. Она мне такую уверенность, такие крылья дала. Словами не передать!
Мама застала меня артисткой. Она перекидывала моих героинь на меня, могла спросить: "Доча, что же он тебя на сцене так стукнул-то?!"
"Мам, это все специально так сделано", - отвечала я ей. А по глазам видела, что она все равно за меня переживет. Я для нее была доча, а не артистка.
И в кино она за меня переживала страшно, картину "Холодное лето пятьдесят третьего..." смотрела и рыдала.
С мамой ушло очень многое! Жаловаться, плакаться некому. И посоветоваться не с кем. Никто тебя так не пожалеет и не поймет, как мама. Никто и никогда!
Вообще я счастливая, что на земле выросла. Один пример. Захожу в дом на даче, а там у меня печка. Беру и растопляю ее запросто. Меня никто этому не учил. Я все помню интуитивно, все движения и навыки. Какую заслонку открыть, а какую закрыть. Это все часть меня. Первые шаги мои по земле были, а не по асфальту. А это большая разница.
Какая я мать? Ну не сумасшедшая - это точно. Всегда понимала, что придет время и сынок мой улетит, нельзя его привязывать к себе.
90-е годы были страшные, сынок учился, а я зарабатывала копейку, моталась по всей России со спектаклями и концертами. Чего только не было! И обманывали, и обворовывали. Вспоминать не хочется…Сейчас сын мне подсказывает часто. Многое понимает и порой дает матери правильные советы.
Что от жизни хочу? За все, что есть, слава Богу. Все, что хотела, Господь дал с лихвой. Надо еще отрабатывать. Ничего не прошу, все, что нужно в профессии, - есть. Только дай Господь.
Знаете, когда с подружками звоним другу другу, бывает, и о горестях поговорим. Но в конце разговора всегда скажем, что мы всем довольны. Всем! Это мое золотое правило. Но это понимание пришло с годами, когда шишек набила и когда в багаже уже много что есть.
Возраст? Не задумываюсь об этом серьезно. Просто надо иногда в паспорт поглядывать и понимать, что по перилам лестницы уже не прокатишься, как раньше.
А в остальном жизнь - как речка. С разным течением и перекатами, но течет. Надо с благодатью принимать эту речку - жизнь. Она течет, и ты по ней плыви.
Честно скажу, природе своей деревенской очень благодарна. Она мне многое дала. Надо только поливать свои корни и ни в коем случае не отрываться от них. Без корней мы никто.
Нина Усатова
В детстве мы росли как трава в поле! Гуляли на ветру, на солнце и в любви. Все лето бегали босиком. Семья наша была рабоче-крестьянская, родители нас любили абсолютной любовью. При этом труд мы знали с малочки. Все, чему научилась в детстве, я и сейчас умею и помню. Руки не забывают.
Если вдуматься, я росла в послевоенную пору. Родилась через шесть лет после окончания войны. Время было трудное: голодное, босоногое. Но если на детство смотреть как на полстакана воды, то у меня он был наполовину полным, а не пустым. Полным!
Родители были молодые, нас четверо детей, дружно жили, бабушка с дедушкой рядом. В доме всегда пахло пирогами. Я просыпалась, а солнце уже светило. Зажмурившись от счастья, вылезала в окно и, раздвинув вьюны, бежала самая довольная. Знаете, глаза прикрою, а эта картинка стоит у меня перед глазами, не проходит. Время ее пощадило, не стерло. Я была мечтательницей и фантазеркой и не любила ватаги. Могла на облака часами смотреть и фантазировать…Мечтала ли я стать артисткой? Да что вы. Нет, конечно. К нам вагон-клуб приходил один раз в месяц, и то нас, детей, туда добром не пускали. Это потом, когда подросли, стали разрешать кино смотреть.
Робкая мысль о том, а не попробовать ли мне в артистки, пришла ко мне в старших классах. И то приходилось скрывать, одноклассники бы обсмеяли. Там, где я росла, престижной профессией считались врач, учитель. А то артистка! Этого слова в той жизни и не существовало. Театра в глаза не видели. Да что там театра, музея вблизи не было…
Маму я всегда помню только в трудах, только в работе. Она кроткая у меня была. Осталась вдовой в сорок лет, папка умер в сорок восемь. Фронтовик был, у него внутри "гулял" крошечный осколок. Который и спровоцировал кровоизлияние в мозг. Война его добила через двадцать лет после победы. После его смерти мама сразу поседела. Ушла вся в работу и в нас, в детей. А работа была тяжелая - в лесу живицу из сосны добывали.
Я часто летние каникулы с мамой в лесу проводила, помогала ей. Помню, старшеклассницей была, как-то уморились мы с ней, сидим, отдыхаем, я ей говорю: "Мама, я хочу тебе монологи почитать..." Читала ей что-то из ролей Нонны Мордюковой и монолог Людмилы Чурсиной из фильма "Виринея".
Спрашиваю ее: "Мам, а из меня получилась бы артистка?" - "Конечно, доча, обязательно!" - в лесу говорила мне моя мамочка. Она мне такую уверенность, такие крылья дала. Словами не передать!
Мама застала меня артисткой. Она перекидывала моих героинь на меня, могла спросить: "Доча, что же он тебя на сцене так стукнул-то?!"
"Мам, это все специально так сделано", - отвечала я ей. А по глазам видела, что она все равно за меня переживет. Я для нее была доча, а не артистка.
И в кино она за меня переживала страшно, картину "Холодное лето пятьдесят третьего..." смотрела и рыдала.
С мамой ушло очень многое! Жаловаться, плакаться некому. И посоветоваться не с кем. Никто тебя так не пожалеет и не поймет, как мама. Никто и никогда!
Вообще я счастливая, что на земле выросла. Один пример. Захожу в дом на даче, а там у меня печка. Беру и растопляю ее запросто. Меня никто этому не учил. Я все помню интуитивно, все движения и навыки. Какую заслонку открыть, а какую закрыть. Это все часть меня. Первые шаги мои по земле были, а не по асфальту. А это большая разница.
Какая я мать? Ну не сумасшедшая - это точно. Всегда понимала, что придет время и сынок мой улетит, нельзя его привязывать к себе.
90-е годы были страшные, сынок учился, а я зарабатывала копейку, моталась по всей России со спектаклями и концертами. Чего только не было! И обманывали, и обворовывали. Вспоминать не хочется…Сейчас сын мне подсказывает часто. Многое понимает и порой дает матери правильные советы.
Что от жизни хочу? За все, что есть, слава Богу. Все, что хотела, Господь дал с лихвой. Надо еще отрабатывать. Ничего не прошу, все, что нужно в профессии, - есть. Только дай Господь.
Знаете, когда с подружками звоним другу другу, бывает, и о горестях поговорим. Но в конце разговора всегда скажем, что мы всем довольны. Всем! Это мое золотое правило. Но это понимание пришло с годами, когда шишек набила и когда в багаже уже много что есть.
Возраст? Не задумываюсь об этом серьезно. Просто надо иногда в паспорт поглядывать и понимать, что по перилам лестницы уже не прокатишься, как раньше.
А в остальном жизнь - как речка. С разным течением и перекатами, но течет. Надо с благодатью принимать эту речку - жизнь. Она течет, и ты по ней плыви.
Честно скажу, природе своей деревенской очень благодарна. Она мне многое дала. Надо только поливать свои корни и ни в коем случае не отрываться от них. Без корней мы никто.
Нина Усатова
Показать больше
22 дн. назад
Супер трендовый портрет в мультяшном стиле для твоей любимой.
Порадуй ее не просто вещью, а самыми настоящими эмоциями от подарка!
- Скидка на первый заказ 30%
- Бесплатные правки
- Более 20.000 отзывов
Жми, чтобы рассчитать стоимость:
https://vk.me/portret.love...
Порадуй ее не просто вещью, а самыми настоящими эмоциями от подарка!
- Скидка на первый заказ 30%
- Бесплатные правки
- Более 20.000 отзывов
Жми, чтобы рассчитать стоимость:
https://vk.me/portret.love...
Показать больше
22 дн. назад
Жизнь не раз проверяла меня на прочность. Но, как и мои герои, я готов заплатить любую цену, чтобы оставаться самим собой.
– В молодости я прошел суровую школу службы на флоте, где действует закон «Один за всех!». В театре, где каждый сам за себя потому и выжил, что на флоте видел все: как люди сходили с ума, умирали... Если бы не трагедия в Охотском море, когда несколько судов попали в обледенение и многие из моих друзей погибли, я бы, наверное, до сих пор морячил. Помню, как мать, встретив меня на причале, сказала: «Всё. Или море, или я. Не могу больше». Она была вся седая, потому что нас там уже похоронили. Я вынужден был списаться на берег. А через какое-то время случайно попал на дипломный спектакль «Иванов» с Валерой Приемыховым в роли доктора Львова. Я был так потрясен увиденным, что пошел на берег Амурского залива и дал себе слово, что буду актером.
Мама с отцом расстались, когда мне было четыре года. Жизнь у нее была непростая: на кирпичном заводе работала и шпалы на железной дороге ворочала. Мама была красавицей: сама статная, черты лица тонкие. А руки мозолистые, пальцы толстые, разбитые работой. Но она этими пальцами лихо играла на балалайке, песен и частушек знала сотни.
Она меня воспитала так, что я не знаю слова «гордыня». Гордость во мне есть, а гордыни нет. Дороже, чем звания и награды, уважение людей. Как-то мне предложили 50 000 евро за рекламу банка, и я отказался, чем вызвал удивление. Но ведь где-то в моем Забайкальском поселке тетя Нюра сядет у телевизора, увидит меня и скажет: «Сделаю так, как Михайлов говорит, я ему верю». Сделает и пострадает. Как я могу ее предать?
Жизнь не раз подавала мне знаки: надо что-то менять. После спектакля «Смерть Иоанна Грозного» в Малом театре я серьезно болел, находился между жизнью и смертью.
Я просил руководство театра убрать слово «смерть» из заглавия, буквально на коленях стоял, чувствовал – будет беда! Но не послушали, посмеялись. И случилась катастрофа: я тяжело заболел, полгода провел в Склифе, двадцать килограмм веса долой, одни кости остались. Георгий Васильевич Свиридов, когда увидел меня после болезни, обнял и заплакал: «Я молился за тебя, сынок, знал, что ты вернешься!» После возвращения оттуда на многое стал смотреть по-новому, появились другие ценности: во втором браке родилась девчонка, я набрал курс, учу студентов. Значит, так было нужно, если ангел-хранитель спас.
Еще в юности. Если я о чем-то задумаюсь, рано или поздно это обязательно случается. Вот мечтал быть моряком – и сбылось. Мечтал стать актером – получилось! Задумал увидеть Северный полюс – и уже дважды там побывал. Ничего более потрясающего в своей жизни не видел. Два с половиной метра толщина льда, а под ним – четыре с половиной километра Ледовитого океана! Солнце светит, вокруг торосы – розовые, синие, малиновые, красные… И такие через тебя токи проходят! Прав был Тарковский в «Солярисе» – океан мыслит.
– Уже давно не выхожу на сцену Малого театра, снимаюсь редко. Хотя все складывалось неплохо – роли у меня были. Но когда я вижу сегодня, как здоровые мужики с медвежьими шеями играют в «пиф-паф», мне становится стыдно. Я устал от карликовой режиссуры, считающей, что чесать правой рукой левое ухо – это нормально. Эти прыгучие ребята – современные режиссеры – могут на сцене раздеть догола героев Чехова, а персонажей Островского посадить на писсуары. Стало модным самоутверждаться через великую драматургию вместо того, чтобы попытаться ее понять. Но я в этом участвовать не хочу. Окончательно профессия меня пока не отпускает, однако того фанатизма, с которым я когда-то пришел работать в театр, уже нет. Так что с горя не сопьюсь.
Для многих наших артистов эта вредная привычка стала роковой...
После фильма «Мужики!..» ко мне то и дело подходили незнакомые люди с предложением выпить за компанию. Откажешь – обидятся, скажут, загордился. Пришлось самым назойливым говорить, что не пью, потому что подшит. А вообще главный урок пития я усвоил еще в семнадцать лет, когда впервые крепко напился и меня волоком притащили на судно. Спустя время в каюту входит боцман и как влепит мне! А на другой день говорит: «Запомни закон моря, сынок: знай, с кем пить, когда и сколько. Не запомнишь – сдохнешь!» Вот я и запомнил на всю жизнь.
– Сегодня нет таких фильмов, как «Любовь и голуби» или «Мужики!..», которые любила и знала вся страна.Но я надеюсь, что такие фильмы будут. Я ведь в сценарии фильма «Мужики!..» поначалу ничего интересного для себя не увидел. Только потом узнал, что в основу сюжета положена реальная история. Благодаря «Мужикам!..» воссоединились столько семей! Я получал письма со всей страны: «Собирались разводиться, но посмотрели фильм – и как обожгло. Что же мы делаем, у нас ведь дети?!» А как народ принял картину «Любовь и голуби»! Начальство говорило: что это за деревня? Лубок! Но сколько в этих героях нравственной чистоты, доброты, юмора.
– Возможно, поэтому спектакль «Любовь – не картошка, не выбросишь в окошко», так любит публика. Он чем-то схож с фильмом «Любовь и голуби»...
Та же природа юмора – корневая, народная. Сколько там узнаваемых образов, ситуаций! А какой колоритный язык у автора пьесы Степана Лобозерова! Я очень люблю этот спектакль, с удовольствием играю вместе с моими замечательными партнершами – Ниной Усатовой и Кирой Крейлис-Петровой. И публика его любит, потому что в людях сидит тоска по русской деревне.
Александр Михайлов
– В молодости я прошел суровую школу службы на флоте, где действует закон «Один за всех!». В театре, где каждый сам за себя потому и выжил, что на флоте видел все: как люди сходили с ума, умирали... Если бы не трагедия в Охотском море, когда несколько судов попали в обледенение и многие из моих друзей погибли, я бы, наверное, до сих пор морячил. Помню, как мать, встретив меня на причале, сказала: «Всё. Или море, или я. Не могу больше». Она была вся седая, потому что нас там уже похоронили. Я вынужден был списаться на берег. А через какое-то время случайно попал на дипломный спектакль «Иванов» с Валерой Приемыховым в роли доктора Львова. Я был так потрясен увиденным, что пошел на берег Амурского залива и дал себе слово, что буду актером.
Мама с отцом расстались, когда мне было четыре года. Жизнь у нее была непростая: на кирпичном заводе работала и шпалы на железной дороге ворочала. Мама была красавицей: сама статная, черты лица тонкие. А руки мозолистые, пальцы толстые, разбитые работой. Но она этими пальцами лихо играла на балалайке, песен и частушек знала сотни.
Она меня воспитала так, что я не знаю слова «гордыня». Гордость во мне есть, а гордыни нет. Дороже, чем звания и награды, уважение людей. Как-то мне предложили 50 000 евро за рекламу банка, и я отказался, чем вызвал удивление. Но ведь где-то в моем Забайкальском поселке тетя Нюра сядет у телевизора, увидит меня и скажет: «Сделаю так, как Михайлов говорит, я ему верю». Сделает и пострадает. Как я могу ее предать?
Жизнь не раз подавала мне знаки: надо что-то менять. После спектакля «Смерть Иоанна Грозного» в Малом театре я серьезно болел, находился между жизнью и смертью.
Я просил руководство театра убрать слово «смерть» из заглавия, буквально на коленях стоял, чувствовал – будет беда! Но не послушали, посмеялись. И случилась катастрофа: я тяжело заболел, полгода провел в Склифе, двадцать килограмм веса долой, одни кости остались. Георгий Васильевич Свиридов, когда увидел меня после болезни, обнял и заплакал: «Я молился за тебя, сынок, знал, что ты вернешься!» После возвращения оттуда на многое стал смотреть по-новому, появились другие ценности: во втором браке родилась девчонка, я набрал курс, учу студентов. Значит, так было нужно, если ангел-хранитель спас.
Еще в юности. Если я о чем-то задумаюсь, рано или поздно это обязательно случается. Вот мечтал быть моряком – и сбылось. Мечтал стать актером – получилось! Задумал увидеть Северный полюс – и уже дважды там побывал. Ничего более потрясающего в своей жизни не видел. Два с половиной метра толщина льда, а под ним – четыре с половиной километра Ледовитого океана! Солнце светит, вокруг торосы – розовые, синие, малиновые, красные… И такие через тебя токи проходят! Прав был Тарковский в «Солярисе» – океан мыслит.
– Уже давно не выхожу на сцену Малого театра, снимаюсь редко. Хотя все складывалось неплохо – роли у меня были. Но когда я вижу сегодня, как здоровые мужики с медвежьими шеями играют в «пиф-паф», мне становится стыдно. Я устал от карликовой режиссуры, считающей, что чесать правой рукой левое ухо – это нормально. Эти прыгучие ребята – современные режиссеры – могут на сцене раздеть догола героев Чехова, а персонажей Островского посадить на писсуары. Стало модным самоутверждаться через великую драматургию вместо того, чтобы попытаться ее понять. Но я в этом участвовать не хочу. Окончательно профессия меня пока не отпускает, однако того фанатизма, с которым я когда-то пришел работать в театр, уже нет. Так что с горя не сопьюсь.
Для многих наших артистов эта вредная привычка стала роковой...
После фильма «Мужики!..» ко мне то и дело подходили незнакомые люди с предложением выпить за компанию. Откажешь – обидятся, скажут, загордился. Пришлось самым назойливым говорить, что не пью, потому что подшит. А вообще главный урок пития я усвоил еще в семнадцать лет, когда впервые крепко напился и меня волоком притащили на судно. Спустя время в каюту входит боцман и как влепит мне! А на другой день говорит: «Запомни закон моря, сынок: знай, с кем пить, когда и сколько. Не запомнишь – сдохнешь!» Вот я и запомнил на всю жизнь.
– Сегодня нет таких фильмов, как «Любовь и голуби» или «Мужики!..», которые любила и знала вся страна.Но я надеюсь, что такие фильмы будут. Я ведь в сценарии фильма «Мужики!..» поначалу ничего интересного для себя не увидел. Только потом узнал, что в основу сюжета положена реальная история. Благодаря «Мужикам!..» воссоединились столько семей! Я получал письма со всей страны: «Собирались разводиться, но посмотрели фильм – и как обожгло. Что же мы делаем, у нас ведь дети?!» А как народ принял картину «Любовь и голуби»! Начальство говорило: что это за деревня? Лубок! Но сколько в этих героях нравственной чистоты, доброты, юмора.
– Возможно, поэтому спектакль «Любовь – не картошка, не выбросишь в окошко», так любит публика. Он чем-то схож с фильмом «Любовь и голуби»...
Та же природа юмора – корневая, народная. Сколько там узнаваемых образов, ситуаций! А какой колоритный язык у автора пьесы Степана Лобозерова! Я очень люблю этот спектакль, с удовольствием играю вместе с моими замечательными партнершами – Ниной Усатовой и Кирой Крейлис-Петровой. И публика его любит, потому что в людях сидит тоска по русской деревне.
Александр Михайлов
Показать больше
1 мс. назад
Он знал, что уходит. Но перед тем, как лечь в больницу, из которой уже не выйдет, встал и съездил в студию, чтобы без репетиций и дублей записать свою последнюю песню — гамзатовских «Журавлей».
Над каждым образом, каждой песней Бернес тщательно работал, становясь полноправным автором созданного вместе с режиссером, композитором и поэтом. Потому и вошли в золотой фонд советской культуры его роли в фильмах «Человек с ружьем», «Два бойца», исполненные им песни «Тучи над городом стали», «Темная ночь», «Шаланды, полные кефали», «Я люблю тебя, жизнь», «Враги сожгли родную хату», «Хотят ли русские войны», «Сережка с Малой Бронной», «С чего начинается Родина?».
Над каждым образом, каждой песней Бернес тщательно работал, становясь полноправным автором созданного вместе с режиссером, композитором и поэтом. Потому и вошли в золотой фонд советской культуры его роли в фильмах «Человек с ружьем», «Два бойца», исполненные им песни «Тучи над городом стали», «Темная ночь», «Шаланды, полные кефали», «Я люблю тебя, жизнь», «Враги сожгли родную хату», «Хотят ли русские войны», «Сережка с Малой Бронной», «С чего начинается Родина?».
Показать больше
1 мс. назад
Сидел я как-то, ел шашлык и размышлял о всяком. Что такое хваленая французская кухня? А это — кухня от голода и отчаяния. Лягушачьи лапки, улитки, мидии, заплесневелый или высохший сыр, луковый суп, артишоки... Это когда от отсутствия нормальных продуктов съедается все, что можно разжевать. Кухня реальной нищеты, которую маркетологи завернули в красивую оболочку якобы «изысканности».
Целое поколение выросло в дискурсе: «Это вы там у себя в России пьёте водку — а я вискарик пью, не моложе 12-ти лет».
А тут для западников такой облом. В России, оказывается, появилась руккола, понимаешь ли, краснодарская. Да ради этого, что ли, люди жили? Вписывались в темки и встраивались в схемки, кидали, прогрызали путь к светлому будущему, освещаемому неоновыми логотипами престижных брендов и высочайшей калорийностью удачно сфотканных блюд?
Сказать ведь им, что, например, престижная итальянская приправа орегано — это всего лишь душица, которую моя бабка заваривала в детстве от кашля, они ж удавятся от ужаса бытия и несовершенства мира. А моцарелла — это если в молоко плеснуть скисшего вина — уксуса, говоря проще — и откинуть на марлю. В общем, неликвид, который пить никто уже не может, так утилизировать его хоть как-то.
А суши? Это когда нищий голодный рыбак, которого на берегу за блеск ножа просто зарубит любой самурай, сидит в море в своей лодке и, торопясь, срезает дольками мясо со свежепойманной рыбы, потому что развести огонь нельзя. Потом макает в уксус, потому что в рыбе весёлые червячки живут, а потом лезет холодной рукой в мешок с рисом, скатывает там комочек влажного и солёного от морской воды риса и съедает это. Причём панически оглядываясь, не видит ли кто.
Можно провести контрольный выстрел, рассказав, что такое фондю. Это когда нищий швейцарский крестьянин, обогревая зимой хату собственным теплом, ползёт в погреб — а там всё съедено — и собирает окаменелые обрезки сыра, чтобы разогреть их, и когда они станут мягкими, — туда сухари макать. Просто потому, что есть больше нечего.
Еще стоит напомнить, что единственное блюдо американской кухни — это украденная у индейцев птица, и мега-праздник беглого англо-переселенца (т. е. уголовника), который годами ел солонину и бобы. Вот мега-праздник у этого интеллектуала был — раз в год поесть большую запечённую птицу, украв её у местных, которых в рамках протестантской благодарности потом отравить исподтишка.
А престижный французский суп буйабес — это когда рыбак, живущий прямо в своей лодчонке, потому что даже на шалаш на берегу денег нет, продав основной улов, заваривает себе остатки рыбы, которую не удалось продать даже за гроши.
И на всё это смотрят живущие в стране, где буженина, расстегаи, блины с икоркой, стерлядь да двенадцатислойный мясной пирог, балык, кулебяка на четыре края и четыре мяса. Смотрят и офигевают. Потому что всё вышеперечисленное внезапно оказалось непрестижно — ибо это всё незагранично.
Да ешьте, сколько влезет, всё равно много уже не влезет. В человеке важен не вес, а то, как он его носит!
Спите, сколько хотите, у пенсионера — когда встал, тогда и утро. Не ждите, когда кто-то сделает вас счастливым, — налейте себе сами. Если вас незаслуженно обидели — вернитесь и заслужите. Не жалуйтесь на судьбу, ей с вами, может быть, тоже не сильно повезло.
Если жизнь после 50-ти вас не устраивает, примите ещё пятьдесят. И не берите от жизни всё — вдруг не донесёте. А идя исповедаться, берите валидол — вдруг батюшку прихватит от вашего рассказа.
Относитесь к себе с любовью, а ко всему остальному — с юмором.
Александр Ширвиндт
Целое поколение выросло в дискурсе: «Это вы там у себя в России пьёте водку — а я вискарик пью, не моложе 12-ти лет».
А тут для западников такой облом. В России, оказывается, появилась руккола, понимаешь ли, краснодарская. Да ради этого, что ли, люди жили? Вписывались в темки и встраивались в схемки, кидали, прогрызали путь к светлому будущему, освещаемому неоновыми логотипами престижных брендов и высочайшей калорийностью удачно сфотканных блюд?
Сказать ведь им, что, например, престижная итальянская приправа орегано — это всего лишь душица, которую моя бабка заваривала в детстве от кашля, они ж удавятся от ужаса бытия и несовершенства мира. А моцарелла — это если в молоко плеснуть скисшего вина — уксуса, говоря проще — и откинуть на марлю. В общем, неликвид, который пить никто уже не может, так утилизировать его хоть как-то.
А суши? Это когда нищий голодный рыбак, которого на берегу за блеск ножа просто зарубит любой самурай, сидит в море в своей лодке и, торопясь, срезает дольками мясо со свежепойманной рыбы, потому что развести огонь нельзя. Потом макает в уксус, потому что в рыбе весёлые червячки живут, а потом лезет холодной рукой в мешок с рисом, скатывает там комочек влажного и солёного от морской воды риса и съедает это. Причём панически оглядываясь, не видит ли кто.
Можно провести контрольный выстрел, рассказав, что такое фондю. Это когда нищий швейцарский крестьянин, обогревая зимой хату собственным теплом, ползёт в погреб — а там всё съедено — и собирает окаменелые обрезки сыра, чтобы разогреть их, и когда они станут мягкими, — туда сухари макать. Просто потому, что есть больше нечего.
Еще стоит напомнить, что единственное блюдо американской кухни — это украденная у индейцев птица, и мега-праздник беглого англо-переселенца (т. е. уголовника), который годами ел солонину и бобы. Вот мега-праздник у этого интеллектуала был — раз в год поесть большую запечённую птицу, украв её у местных, которых в рамках протестантской благодарности потом отравить исподтишка.
А престижный французский суп буйабес — это когда рыбак, живущий прямо в своей лодчонке, потому что даже на шалаш на берегу денег нет, продав основной улов, заваривает себе остатки рыбы, которую не удалось продать даже за гроши.
И на всё это смотрят живущие в стране, где буженина, расстегаи, блины с икоркой, стерлядь да двенадцатислойный мясной пирог, балык, кулебяка на четыре края и четыре мяса. Смотрят и офигевают. Потому что всё вышеперечисленное внезапно оказалось непрестижно — ибо это всё незагранично.
Да ешьте, сколько влезет, всё равно много уже не влезет. В человеке важен не вес, а то, как он его носит!
Спите, сколько хотите, у пенсионера — когда встал, тогда и утро. Не ждите, когда кто-то сделает вас счастливым, — налейте себе сами. Если вас незаслуженно обидели — вернитесь и заслужите. Не жалуйтесь на судьбу, ей с вами, может быть, тоже не сильно повезло.
Если жизнь после 50-ти вас не устраивает, примите ещё пятьдесят. И не берите от жизни всё — вдруг не донесёте. А идя исповедаться, берите валидол — вдруг батюшку прихватит от вашего рассказа.
Относитесь к себе с любовью, а ко всему остальному — с юмором.
Александр Ширвиндт
Показать больше
1 мс. назад
Сегодня 54 года со дня гибели Нади Курченко. Молодое поколение, к сожалению, не знает, как и за что погибла эта 19-летняя девушка, которой посвящена великая и прекрасная песня о любви "Звёздочка моя ясная".
Давайте вспомним Надю и её небо, небо Нади Курченко...."
15 октября 1970 года при захвате самолёта АН-24 бандитами, спасая жизни пассажиров и экипажа, трагически погибла 19-летняя глазовская бортпроводница Надежда Курченко. Взлетев из батумского аэропорта, самолёт с 46 пассажирами на борту должен был приземлиться в Краснодаре. Но всё вышло по-другому. Отец и сын Бразинскасы (прим. Пранас Стасио Бразинскас – угонщик самолёта), угрожая взрывом, потребовали посадку в Турции. Надежда пыталась преградить бандитам к пилотам. Она рванулась к ним и закричала: «Нападение!». Террористы вошли в кабину и первыми выстрелами убили бортпроводницу, преградившую им дорогу. Эта драма всколыхнула всю страну.
Через неделю после похорон Указом Верховного Совета СССР Надежду Курченко посмертно наградили орденом Красного Знамени.
Давайте вспомним Надю и её небо, небо Нади Курченко...."
15 октября 1970 года при захвате самолёта АН-24 бандитами, спасая жизни пассажиров и экипажа, трагически погибла 19-летняя глазовская бортпроводница Надежда Курченко. Взлетев из батумского аэропорта, самолёт с 46 пассажирами на борту должен был приземлиться в Краснодаре. Но всё вышло по-другому. Отец и сын Бразинскасы (прим. Пранас Стасио Бразинскас – угонщик самолёта), угрожая взрывом, потребовали посадку в Турции. Надежда пыталась преградить бандитам к пилотам. Она рванулась к ним и закричала: «Нападение!». Террористы вошли в кабину и первыми выстрелами убили бортпроводницу, преградившую им дорогу. Эта драма всколыхнула всю страну.
Через неделю после похорон Указом Верховного Совета СССР Надежду Курченко посмертно наградили орденом Красного Знамени.
Показать больше
1 мс. назад
Знаменитый итальянский дайвер Энцо Майорка нырял в море близ Сиракуз со своей дочерью Россаной, которая была на лодке.
Погружаясь, он почувствовал, что что-то слегка ударило его по спине. Он повернулся и увидел дельфина. Потом понял, что он не хочет играть, а что-то говорил.
Животное нырнуло и Энцо последовал за ним. На глубине около 15 метров, находился, попавший в заброшенную сетку, еще один дельфин.
Майорка быстро попросил дочь дать ему нож для дайвинга. За несколько минут они сумели освободить дельфина, который, из последних сил, испустил "почти человеческий крик" (так выразился сам Майорка).
Дельфин может выдержать под водой до 10 минут, потом тонет. Освобожденного, всё еще ошеломленного дельфина Энцо, Россана и другой дельфин вывели на поверхность. А потом неожиданно оказалось, что это была дельфиниха, которая через несколько мгновений родила дельфинёнка.
Дельфин-отец сделав круг, подплыл к Энцо, прикоснулся к щеке (как поцелуй) - жест благодарности... и уплыл.
После всего происшедшего Энцо сказал: "Пока человек не научится уважать природу и разговаривать с животным миром, он никогда не узнает свою истинную роль на Земле!"
История произошла в 2009г.
Погружаясь, он почувствовал, что что-то слегка ударило его по спине. Он повернулся и увидел дельфина. Потом понял, что он не хочет играть, а что-то говорил.
Животное нырнуло и Энцо последовал за ним. На глубине около 15 метров, находился, попавший в заброшенную сетку, еще один дельфин.
Майорка быстро попросил дочь дать ему нож для дайвинга. За несколько минут они сумели освободить дельфина, который, из последних сил, испустил "почти человеческий крик" (так выразился сам Майорка).
Дельфин может выдержать под водой до 10 минут, потом тонет. Освобожденного, всё еще ошеломленного дельфина Энцо, Россана и другой дельфин вывели на поверхность. А потом неожиданно оказалось, что это была дельфиниха, которая через несколько мгновений родила дельфинёнка.
Дельфин-отец сделав круг, подплыл к Энцо, прикоснулся к щеке (как поцелуй) - жест благодарности... и уплыл.
После всего происшедшего Энцо сказал: "Пока человек не научится уважать природу и разговаривать с животным миром, он никогда не узнает свою истинную роль на Земле!"
История произошла в 2009г.
Показать больше
1 мс. назад
"Что натворил!": как советский спортсмен оказался единственным человеком, отказавшимся склонить флаг своей страны перед императором Японии.
Дело было на церемонии открытия Зимней Олимпиады 1972 года в японском городе Саппоро. Знаменосцем советской команды был лыжник Вячеслав Веденин.
Страна возлагала на него большие надежды: он был двукратным чемпионом мира, а на прошлой Олимпиаде из всей мужской сборной стал единственным призером Игр.
Согласно протоколу церемонии открытия Игр, каждый знаменосец должен был склонить флаг перед ложей императора Хирохито — того самого, что правил Японией еще во время Великой Отечественной войны.
Перед выходом на стадион инструктор из ЦК напомнил Веденину о его обязанностях, но наши хоккеисты отговорили знаменосца преклонять флаг страны:
"Слава, ты перед кем наше знамя будешь преклонять?! Поднял на вытянутых руках – и строевым шагом! Понял?!" (Из интервью В.П. Веденина газете "Спорт-Экспресс").
Веденин так и поступил. Из всех знаменосцев только советский лыжник отказался склонять флаг своей страны перед японским монархом. Зарубежная пресса раскритиковала жест нашего спортсмена, разразился скандал.
"Что натворил?! Дома ответишь!" — грозили чиновники из Спорткомитета Вячеславу Петровичу, но он не жалел о своем поступке. А своим выступлением на Олимпиаде заткнул всех критиков и недоброжелателей.
Советский лыжник считался фаворитом индивидуальной гонки на 30 километров с раздельным стартом. Веденин должен был выйти на дистанцию одним из последних.
Уже стартовала добрая половина лыжников, как вдруг погода резко испортилась: повалил густой и липкий снег, трассу замело, а значит и подготовка лыж пошла насмарку.
В те времена на Олимпиадах еще не существовало микст-зон и журналисты сновали среди спортсменов прямо в стартовом городке. Веденин старательно перемазывал лыжи, когда к нему подошел японский корреспондент и на ломаном русском спросил: "Неужели вы думаете, что это поможет? Такой снег же валит".
Вячеслав Петрович бранным словцом отмахнулся от журналиста и через несколько минут вышел на старт.
Японец запомнил удивительное выражение, и на следующий день одна из местных газет вышла примерно с таким заголовком: "Советский лыжник Веденин перед стартом сказал волшебное слово "дахусим" и выиграл олимпийское золото".
Веденин стал первым советским лыжником, завоевавшим олимпийское золото в личных гонках. Но но этом его исторические достижения не закончились. С 1956 года сборная СССР оставалась без золота в мужской эстафете. В Саппоро казалось, что победа вновь уплывает: перед заключительным этапом идущие первыми норвежцы опережали нашу команду на минуту с лишним.
Отставание советской сборной казалось бесконечным. Разочарованные журналисты и болельщики покидали стадион.
Разозлившийся Веденин был финишером эстафеты и решил спасти безнадежную гонку хитростью: он досрочно поздравлял своего норвежского оппонента Харвикена с победой и сделал вид, что "перемазывает" лыжи.
Норвежец купился на этот трюк и принялся спешно менять смазку, чем только навредил себе. За первые три километра "Удав", как называли Веденина за неуступчивый характер, отыграл у Харвикена 20 секунд. Норвежец нервничал, постоянно оглядывался и в итоге упустил огромное преимущество.
Нечеловеческих усилий стоило Вячеславу Петровичу отыграть 1 минуту у лидирующих норвежцев. Финишную черту он пересек уже олимпийским чемпионом, едва не потеряв сознание.
Так вошел в историю великий лыжник Вячеслав Веденин. Он не только отказался склонять флаг нашей страны, но и дважды "поднимал" его ввысь своими победами.
Чтобы об этой истории узнало как можно больше людей, поделитесь этой публикацией со своими друзьями.
Дело было на церемонии открытия Зимней Олимпиады 1972 года в японском городе Саппоро. Знаменосцем советской команды был лыжник Вячеслав Веденин.
Страна возлагала на него большие надежды: он был двукратным чемпионом мира, а на прошлой Олимпиаде из всей мужской сборной стал единственным призером Игр.
Согласно протоколу церемонии открытия Игр, каждый знаменосец должен был склонить флаг перед ложей императора Хирохито — того самого, что правил Японией еще во время Великой Отечественной войны.
Перед выходом на стадион инструктор из ЦК напомнил Веденину о его обязанностях, но наши хоккеисты отговорили знаменосца преклонять флаг страны:
"Слава, ты перед кем наше знамя будешь преклонять?! Поднял на вытянутых руках – и строевым шагом! Понял?!" (Из интервью В.П. Веденина газете "Спорт-Экспресс").
Веденин так и поступил. Из всех знаменосцев только советский лыжник отказался склонять флаг своей страны перед японским монархом. Зарубежная пресса раскритиковала жест нашего спортсмена, разразился скандал.
"Что натворил?! Дома ответишь!" — грозили чиновники из Спорткомитета Вячеславу Петровичу, но он не жалел о своем поступке. А своим выступлением на Олимпиаде заткнул всех критиков и недоброжелателей.
Советский лыжник считался фаворитом индивидуальной гонки на 30 километров с раздельным стартом. Веденин должен был выйти на дистанцию одним из последних.
Уже стартовала добрая половина лыжников, как вдруг погода резко испортилась: повалил густой и липкий снег, трассу замело, а значит и подготовка лыж пошла насмарку.
В те времена на Олимпиадах еще не существовало микст-зон и журналисты сновали среди спортсменов прямо в стартовом городке. Веденин старательно перемазывал лыжи, когда к нему подошел японский корреспондент и на ломаном русском спросил: "Неужели вы думаете, что это поможет? Такой снег же валит".
Вячеслав Петрович бранным словцом отмахнулся от журналиста и через несколько минут вышел на старт.
Японец запомнил удивительное выражение, и на следующий день одна из местных газет вышла примерно с таким заголовком: "Советский лыжник Веденин перед стартом сказал волшебное слово "дахусим" и выиграл олимпийское золото".
Веденин стал первым советским лыжником, завоевавшим олимпийское золото в личных гонках. Но но этом его исторические достижения не закончились. С 1956 года сборная СССР оставалась без золота в мужской эстафете. В Саппоро казалось, что победа вновь уплывает: перед заключительным этапом идущие первыми норвежцы опережали нашу команду на минуту с лишним.
Отставание советской сборной казалось бесконечным. Разочарованные журналисты и болельщики покидали стадион.
Разозлившийся Веденин был финишером эстафеты и решил спасти безнадежную гонку хитростью: он досрочно поздравлял своего норвежского оппонента Харвикена с победой и сделал вид, что "перемазывает" лыжи.
Норвежец купился на этот трюк и принялся спешно менять смазку, чем только навредил себе. За первые три километра "Удав", как называли Веденина за неуступчивый характер, отыграл у Харвикена 20 секунд. Норвежец нервничал, постоянно оглядывался и в итоге упустил огромное преимущество.
Нечеловеческих усилий стоило Вячеславу Петровичу отыграть 1 минуту у лидирующих норвежцев. Финишную черту он пересек уже олимпийским чемпионом, едва не потеряв сознание.
Так вошел в историю великий лыжник Вячеслав Веденин. Он не только отказался склонять флаг нашей страны, но и дважды "поднимал" его ввысь своими победами.
Чтобы об этой истории узнало как можно больше людей, поделитесь этой публикацией со своими друзьями.
Показать больше
При финансовой поддержке
Memes Admin
3 мс. назад