Размытая лунная дорожка на воде ведёт взгляд сквозь темень — туда, где заканчивается берег и начинается безмолвие. Облака, лес - уходящий вглубь, и река, переливающаяся серебром, сливаются в единую ночную симфонию. Всё это — в картине «Ночь на Волге», написанной Алексеем Дмитриевичем Храмовым в 1983 году.

Композиция строится по законам естественной глубины: передний план занимает тёмная волнистая масса леса, далее — поля, излучина реки и, наконец, низкий горизонт с мерцающим светом. Центральный фокус — луна, между облаками, и её отражение в воде. От этого отражения исходит не только свет, но и ощущение дыхания ночи, её скрытого движения. Несмотря на отсутствие человека, в пейзаже чувствуется его точка зрения — как будто зритель стоит на склоне, вглядываясь в знакомый ландшафт.

Алексей Храмов родился в 1910 году. Становление художника пришлось на довоенное и послевоенное десятилетия, когда пейзаж в советском искусстве часто обретал статус «портрета Родины». В своих работах Храмов последовательно разрабатывал тему волжского ландшафта. Участвовал в выставках «Большая Волга», был членом Союза художников, и его картины сегодня входят в фонды региональных музеев.

На первый взгляд перед нами жанровая сценка с собакой у накрытого стола. Но за этим простым образом скрывается ироничная аллюзия на историческое выражение о решительном шаге, после которого нет пути назад. Таково полотно «Цезарь на Рубиконе», написанное в 1878 году немецким художником Вильгельмом Трюбнером.

Художник явно играет со знаменитым выражением «перейти Рубикон», обозначающим точку невозврата. Здесь оно переосмыслено в комическом ключе: вместо полководца, решающего судьбу империи, мы видим собаку, собравшуюся «посягнуть» на хозяйскую колбасу. Сочетание классической исторической аллюзии с бытовым образом делает картину остроумной и запоминающейся.

Вильгельм Трюбнер (1851–1917) был одной из ключевых фигур немецкого реализма конца XIX века. Начав как ученик Ханса фон Маре и Вильгельма Лейбля, он примкнул к «лейблевскому кружку» — группе художников, стремившихся к предельно честному и точному изображению действительности без идеализации. Трюбнер уделял особое внимание простым сюжетам и бытовым деталям, находя в них философскую глубину и скрытую иронию.

Сегодня полотно находится в частной коллекции.

Любознательность и любопытство произрастают из одного корня. Но если первое свойство характера может привести к новым открытиям, то второе служит лишь для удовлетворения собственных мелочных интересов. Картина «Подслушивание» написана французским художником греческого происхождения Теодоросом Раллисом в 1880-м году.

Все обязанности оказались забыты, как только порог переступил загадочный незнакомец. Вместо того чтобы продолжать начатую работу, служанка, стараясь не стучать каблуками, подкралась к тяжёлой портьере, закрывающей дверной проём, и практически не дыша вся обратилась в слух. То, что происходит в соседней комнате, вряд ли предназначено для посторонних ушей, но этическая сторона поступка женщину не трогает.

На резном стуле, обитом кожей, посетитель оставил вещи, лишние на романтическом свидании. Оружие, плащ с алой подкладкой и шляпа, эффектно украшенная пером, дают яркое представление об их владельце. Не удивительно, что горничная сгорает от желания выведать подробности аудиенции. Вряд ли её жизнь богата на события. Их недостаток героиня пытается компенсировать за счёт наблюдения за хозяйкой.

Судя по кусочку интерьера, запечатлённому на холсте, а также по униформе прислуги можно смело предположить, что действие разворачивается в богатом доме. Элементы женского наряда, состоящего из платья, фартука, наколки и туфель, не только подобраны с большим вкусом, но и изготовлены по индивидуальной мерке.

Сегодня полотно хранится в частной коллекции.

Дэвид Дойчман много лет работал в сфере маркетинга, после выхода на пенсию ушел преподавать, но ему показалось, что свободного времени у него всё еще много.

Однажды он зашел в детскую клинику Атланты, чтобы узнать, не нужны ли там волонтеры. Оказалось, его были рады принять.
Пройдя обучение, Дэвид начал новую карьеру, «дедушки из реанимации».

Следующие 14 лет два раза в неделю он приходил в больницу, чтобы помогать малышам и их родителям:
“В отделение интенсивной терапии каждый вечер поступает два-три новых ребенка, поэтому первое, что я делаю – прихожу к мамам, которые только поступили. Обычно им нужен перерыв или просто человек, с которым можно поговорить. Они могут спуститься позавтракать, а я останусь с детьми до их возвращения, - объяснял Дэвид. - Некоторые мои друзья спрашивают, что я здесь делаю. Я отвечаю: "О, я держу детей. Иногда они на меня срыгивают или могут описать. Это великолепно!"

Дочь Дойчмана говорила, что у отца был дар утешать малышей. Поддерживал он не только их, но и родителей, которые оказались разлучены со своими новорожденными детьми. Дэвид считал, что их тоже нужно утешить.

А вот, что говорили сами мамы и папы:
"Мы провели больше 9 месяцев в отделении для новорожденных. Невозможно сосчитать, сколько раз Дэвид держал на руках нашу дочь или как часто он заставлял мою жену наконец сходить поесть, обещая, что будет заботиться о нашей малышке в ее отсутствие”

"Я плачу. Этот человек был рядом, когда мой сын провел 10 недель в отделении интенсивной терапии шесть лет назад. Он качал моего маленького сына! Мне приходилось уходить на ночь к моей дочери, и много раз утром в больнице я обнаруживала, что этот чудесный человек успокаивает моего малыша"

Но сам Дэвид Дойчман о своей работе в больнице говорил так:
«Я не уверен, понимают ли люди, насколько больше я получаю от этого, чем вкладываю».