Цыганка в морге

Поступила пожилая женщина, ориентировочно в полночь. Доставили нам её привычным способом — труповозкой (буханка такая). За неё специалисты принялись не сразу. Как сказали: «Пусть пока согреется». Ну да ладно, пусть «греется». Тут мне как раз надо было отгружать очередную партию тел в машину, и как-то я так забегался, что вспомнил про бабку лишь через пару часов.

На это вскрытие мне пришлось напрашиваться, потому что случай, очевидно, был штатным. Таких сотни. На деле, бабка скончалась во сне. Тупо от старости. С кем не бывает? Бабка оказалась цыганкой. Это было очевидно и по ФИО её, и по тому, как она была одета, и по фенотипическим признакам (внешний вид по генотипу). Она была полностью чёрная, то есть волосы, глаза и брови были чёрными. На удивление, ногти тоже были чёрными, но не были покрыты лаком. Она не была седой, хотя ей было где-то 96-100 лет. Точно не помню. Так вот, первичный осмотр показал, что смерть наступила от остановки сердечной деятельности. Случай действительно штатный. От подобного умирает достаточно много пожилых людей. Но с самого начала нас постоянно что-то отвлекало и не давало сосредоточиться на ней. То патана вызовут по телефону, то инструмент был не помыт, то растворы кончились. В общем, худо-бедно мы всё-таки приступили к вскрытию. Сняв 100500 тулупов с бабки и прочую хрень (бижутерию), мы обнаружили, что у неё удалены, а точнее тупо срезаны молочные железы. На их месте просто «красовалась» соединительная ткань. Патан сказал, что сиськи ей отрезали очень давно, потому что кожа давно зарубцевалась. Бабка была очень худой, да и вообще ссохшейся. Челюсть была вставная, но с золотыми коронками. На глазах бельма. Так что, скорее всего, она была слепой при жизни. По крайней мере, в последние годы.

Как только патан попытался сделать первый надрез на шее, над нами неожиданно погас свет. Стало абсолютно темно, хоть шары выколи. Свет рубануло по всему моргу. Буквально сразу же включился генератор, и свет был подан. И снова только патан склонился сделать надрез, как вдруг в комнату вбежал сотрудник и попросил его пройти к телефону. Патан ушел. Я остался в комнате наедине с бабкой. Жутковато... Обратил внимание на её чёрные ногти, оказалось, что это не ногтевые пластины, а какие-то чёрные камни, тупо вставленные в пальцы. Но вставлены были хорошо и качественно. Такую херню я видел впервые. Я решил приподнять фалангу, как вдруг рука отдёрнулась. Остаточные рефлексы, мало ли — я вновь попытался приподнять палец и разглядеть получше, как вдруг патан резко зашел в кабинет. Я доложил патану, что обнаружил в его отсутствие. Он удивился, сказал, что, наверное, цыганка из какого-то знатного рода, может быть, при жизни была гадалкой. Я о цыганах не знал ничего, кроме того, что они попрошайки и мошенники, ну и то, что у них есть касты и какие-то там бароны, которые чуть ли не короли у нескольких семей или каст.

Наконец, патан сделал надрез, довёл до низа живота. Раздвинул грудную клетку и увидел, что её сердце находилось с другой стороны. Ну, ничего, бывает, хоть и редко. Дальше всё как обычно. Кишечник полный кала вследствие старческой атонии кишечника. Достали сердце, взвесили — без отклонений по весу. Патан начал его шинковать для гистологов, как вдруг у старухи открылись глаза. Признаться, увидеть вдруг открывшиеся глаза у вспоротой старухи, да ещё и с бельмами — было жутковато. Патан сказал закрыть их. Я послушно закрыл. Но как только закрыл, отвисла нижняя челюсть. А вот это странно, заметил патан, потому как нижняя снабжена сильными мышцами и должна была закоченеть и не открываться. В общем, челюсть я тоже прикрыл.

Как только мы закончили вскрытие, патана резко снова куда-то вызвали, а меня отправили на отрузку, и мы благополучно снова забыли про цыганку. Часам к трём ночи мы о ней вспомнили за кружкой чая с коньяком. Патан сказал, мол, пошли, запакуем её и приберёмся. Приходим туда, а тела нет. Видимо, кто-то за нас всё сделал. Наверное, кому-то понадобился стол, и его освободили. Но сердце её осталось лежать на том же столике, где врач его оставил. Уж если кто-то и навёл порядок, то и сердце должны были убрать тоже. Мы направились к выходу, и вдруг снова погас свет. Позади себя мы услышали лёгкий звук сердцебиения. Врач взял меня за плечо, наклонился к моему уху и поинтересовался, слышу ли я этот звук. Я тихонечко ответил: «Да».

Пока мы шли в отдыхайку, отчетливо услышали еще кое-что — там работал телевизор, хотя света по-прежнему не было. По экрану шли помехи, и раздавалось шипение. Комната была пуста. Никого. В абсолютной тишине за нашими спинами кто-то быстро проскользнул мимо нас, шурша тапками. Мы оглянулись и спросили в темноту:

— Кто это?

Ответа не было. Только кашель вдалеке послышался. Основная масса коллег курила, и, соответственно, покашливала, так что ничего в кашле из коридора необычного не было. Почему только не отозвался никто? Патан сказал:

— Пошли к заведующему, там разберёмся.

Коридоры и расположение комнат мы знали наизусть, кабинет заведующего нашли без труда. Вот только он оказался закрытым. Мы повернули обратно, в сторону выхода, и тут из темноты кто-то спросил:

— Молодые люди, скажите, пожалуйста, а куда я попала?

Голос пожилой женщины. Как? Как здесь оказалась пожилая женщина, одна, в кромешной темноте? После вопроса, она закашлялась — тот же кашель, что мы слышали раньше. Мы с врачом впали в ступор и не могли проронить ни слова. Старуха вновь заговорила:

— Ну, раз молчите, значит, тоже не знаете. Ладно, пойду прилягу.

И тапки шустро зашуршали по кафелю. Мы рванули к выходу. Меня колотило от страха, патана, кажется, тоже. Может, поэтому ручку двери мы нащупать не смогли. Ломились в дверь так, но она не поддавалась ни на миллиметр. Патан сквозь зубы матерился:

— Что за х*** творится? Чё за бабка е*** тут ходит?

— Это, наверное, и есть та цыганка, которую мы... Ну, это... Вскрыли...

И тут мы услышали шорох, словно кто-то вел ладонью по стене. Звук приближался к нам. Потом вдруг резко пропал. Мы стояли и дышали очень тихо, но очень часто. И прямо за нами, прямо за нашими спинами прозвучал голос бабки:

— Вы меня не проводите?

Тут-то мы и рванули кто куда. Я бился руками, ногами и головой обо всё, что мне попадалось на пути. Я не знал, куда бежать. Тупо упёрся в стену и остановился. Развернулся к ней спиной и уселся на пол, поджав ноги, и стал прислушиваться. Тишина. Привстал и зашарил по стенам. Нащупал огнетушитель. Он в коридоре висел только в одном месте. Я, обняв его как родного, весь испуганный, начал соображать, что врач, наверное, побежал в соседнее отделение, через подземные коридоры. Я решил податься туда же. Держась за стену, я добрался одним из переходов до соседнего отделения. Открыл дверь и увидел свет ночных ламп. Я мигом рванул на свет и прибежал на пост, где уже был патан. Там мы оставались до утра, не особо распространяясь о происшедшем.

Утром бабка лежала там же, на том же столе. Правая ладонь ее руки была покрыта палью и известкой, под ногтями — ошметки облупившейся краски. Мы быстро её запаковали и отправили с первой же машиной. После этого всё вернулось на круги своя.

Хижина в лесу

У всех у нас есть хобби. Есть то, что чем мы занимаемся за деньги, а есть то, что действительно нам нравится. Кто-то делает потрясающей красоты фотографии, кто-то пропадает ночами в онлайн-играх, кто-то в свободное от работы время сочиняет музыку.

Одно из моих хобби – коллекционирование страшилок. То есть, не совсем страшилок – скорее интересных и хорошо поданных историй. Просто среди страшилок таких больше всего. Я в восторге от постановки и формы подачи сюжета в Black Ops, меня восхищает, с каким мастерством дурит зрителя «Иллюзия обмана», но возглавляют мой персональный топ-10 неизменно рассказы о пугающем, неизвестном и зачастую необъяснимом. Почему? Я и сам не знаю. Может, потому что зачастую рассказчик не дает однозначного ответа на главную интригу в своей истории. Может, потому что последними словами он порой разносит в клочья четвертую стену, выворачивая историю так, что от банального, казалось бы, рассказа становится действительно страшно.

Для более полного погружения в историю можно подобрать подходящую обстановку: читать ночью, с выключенным светом, в одиночестве. Что ни говори, а с ходу сложно поверить в то, что после прохождения ужастика герою рассказа вдруг стали названивать с номера, который был в игре, или что он видел нечто действительно странное, скучая на ночной смене.

Совсем другое дело, когда слышишь историю лично, от человека, который сидит перед тобой.

Года два назад я нанялся программистом-фрилансером к одному человеку. Мы общались исключительно по телефону и аське, но вскоре вопросов по проекту накопилось столько, что пришлось договориться о личной встрече. Работодатель (назову его Михаил) оказался из тех людей, кто очень хочет показаться суровым на первый взгляд, но быстро снимает эту маску, стоит только произвести на него хорошее впечатление. Сидя в кафешке в центре города, мы обсудили его проект, поговорили о жизни, о людях, о том, как сейчас мало честных работников. Между делом я неосторожно упомянул о своем хобби. На секунду он изменился в лице – сейчас я понимаю, почему – но виду не подал и продолжил разговор в шутливой дружеской манере. Только время от времени он нервно покусывал губу, рассеянно глядя в свою чашку с чаем. И наконец решился.
- Значит, ты коллекционируешь истории?
- Ага, - кивнул я, удивленный таким поворотом разговора.
Михаил достал сигарету, но тут же спрятал ее обратно, поймав косой взгляд продавца из-за стойки.
- Это произошло семнадцать лет назад, - начал он. – Когда у меня еще был лучший друг.

Во многом мы с Андреем были полными противоположностями. Мне школьная наука давалась легко, в его же дневнике преобладали тройки и иногда четверки. На фоне сверстников я казался хилым ребенком, он же играл в баскетбольной команде и подтягивался больше раз, чем кто-либо еще в классе. Я человек замкнутый, он же всегда был душой компании. Объединяла нас одна общая страсть – мы обожали искать приключения на свои пятые точки. Началось это еще в детстве, когда мы открыли дверь в подвал нашего дома и были там первыми посетителями лет за пятьдесят, если не считать крыс и тараканов. Годы шли, мы взрослели, но что оставалось в нас без изменения, так это тяга ко всяким авантюрам.

Когда мы увидели едва заметную тропу в лесу, который подступил к городу вплотную на севере, мы просто не могли оставить ее без внимания. Полуденное солнце палило сквозь листву деревьев, пока мы топали по тропинке, то и дело теряя ее из виду. В засохшей грязи отпечатались следы ботинок. Дождь был здесь дня три назад, и похоже, следы оставили именно тогда.

Минут через двадцать тропинка вывела нас на опушку. В центре небольшой полянки стоял старый деревенский дом. Впрочем, «стоял» - сильно сказано: избушка скосилась набок, стекла в окнах были разбиты все до единого. Дом, в котором когда-то жил лесник или какой-нибудь местный отшельник, превратился в еще одно напоминание о том, что время не жалеет ничего на этом свете. Изнутри избушка выглядела не лучше. В пустых оконных рамах тихонько завывал ветер, пол был усыпан осколками стекла, по углам копошились пауки. У стен доживали свой век горы полусгнившего хлама, накрытые изъеденной до дыр тканью. Пахло гнилым деревом, и несмотря на сквозняки, было довольно душно. По полу протянулась цепочка тех же грязных следов от ботинок – мы были здесь не первыми любопытствующими. Обстановка внутри создавала такой резкий контраст с залитой солнцем поляной, что мне стало не по себе.

Мы разбрелись по комнатам. Шаркая ногами по обвалившейся штукатурке, я рассматривал продавленный диван с торчащими из него пружинами, пытаясь представить, кто и сколько лет назад сидел на нем в последний раз. Старые заброшенные здания вообще интересны тем, что дают невиданный простор для воображения.
- Ну ни хрена себе! – услышал я удивленный возглас друга. – Мих, иди посмотри!
Андрей сидел на корточках, разглядывая что-то на полу.
- Тут дверка в погреб. И следы ведут туда.
Он нащупал на полу ручку и дернул дверку на себя. Та охотно поддалась. Андрей заглянул вниз.
- Ничего не вижу. Темно, как у негра в…
Фонариков при нас не было, поэтому какое-то время мы колебались. Ну молодые, жажда приключений и все такое… в общем, первым спустился я. Лестница скрипела так, что слышно было наверное по всему лесу.
- Ну что там? – крикнул Андрей сверху.
- Черт его знает, - отозвался я, выжидая, пока глаза привыкнут к темноте.

И тут я услышал звук, от которого волосы встали дыбом. В темном углу кто-то зашебуршал. Можно было подумать, что какой-нибудь бомж решил выспаться в темном и тихом месте, но кровь застыла в жилах совсем не от этого. Вместе со звуками тихой возни я услышал звон металлической цепи. Где-то на границе видимости обозначились нечеткие контуры фигуры, похожей на человеческую, и… Блин, мне надо было убегать сразу, а не пялиться на него.

- То есть, это был не человек?
Михаил теребил в руках зажигалку и нервно кусал губы. Верилось в такое с трудом, но он, видимо, и не думал приукрашивать.

- Анатомически это был человек – две руки, две ноги, голова. Но когда он вышел на светлый участок, мне было сложно представить, что где-то на свете живут такие люди.
Существо было абсолютно голым, с ног до головы заляпанное грязью. Оно напоминало... нет, это и был обтянутый кожей скелет. Длинные спутанные волосы тянулись вниз. К лодыжке была прицеплена массивная цепь, которой он гремел при каждом шаге.

Прежде чем рвануть наверх, я невольно взглянул в его глаза. Что я там увидел? Страх. Животный страх вперемешку с агрессией и чем-то еще. Этот взгляд... теперь он будет являться мне в кошмарах до конца жизни. Мы пулей вылетели из дома, а в спину нам несся нечеловеческий крик, переходящий в визг.

Не обращая внимания на продавца, Михаил достал сигарету и закурил. Я заметил, как дрожали его руки, когда он подносил зажигалку к лицу.

- Что было дальше, помню смутно. Как-то мы оказались у меня дома. По пути я рассказал Андрею, что именно видел. Он работал в милиции, и ему не впервой было попадать в экстремальные ситуации, соображал он быстрее меня. Цепь на ноге говорила о том, что несчастного держали в плену. Из-за выкупа или забавы ради – мало ли, извращенцев в то время хватало.

Тогда я понял, что увидел в том взгляде помимо страха. Это было отчаяние и едва заметный проблеск угасающей надежды. Надежды на то, что кто-нибудь вытащит его из этого ада. Последний раз я видел такое в глазах умирающих раненых, когда работал врачом в горячей точке. Жуть.

К ночи Андрей решился выйти из дома – собрать опергруппу и снова наведаться в избушку. Заснуть я, понятное дело, не мог. Он пообещал рассказать обо всем сразу, как только закончится спецоперация.

Докурив, Михаил на автомате достал из коробки вторую сигарету и снова затянулся.

- Я звонил ему на следующее утро, телефон не отвечал. Не дождавшись ответа и днем, я поднял на уши весь его участок. На вопросы там отвечали неохотно, и не будь я другом Андрея, которого знали все, меня просто послали бы на три буквы. К вечеру, когда рабочий день закончился и появилась возможность поговорить в неформальной обстановке, следователь со звучным именем Илларион, тысячу раз взяв с меня обещание молчать при его начальстве, рассказал что знал сам. Стало ли мне известно больше? Да. Стало ли от этого хоть немного спокойнее? Ничуть.

Первая группа держала радиосвязь с милицейским участком из машины. В лес, понятное дело, на ней не проберешься, поэтому до дома группа шла пешком. В машине остался связист, принимавший сигналы от раций. По мере приближения к избушке связь ухудшалась. Оперативники сообщили, что входят в избушку, но после этого разобрать что-то среди шумов и помех не представлялось возможным.

Примерно через две минуты связист передал, что слышит стрельбу. На фоне при этом раздаются клацающие звуки, будто он заряжает свой пистолет. Еще через пару минут он говорит, что видит что-то вдалеке между деревьями. Даже помехи при передаче не могли скрыть волнения в его голосе. Когда где-то вдалеке раздается едва слышное шуршание, голос срывается на крик. Речь становится невнятной, среди общего словесного потока можно расслышать слова из молитвы. Что бы он там ни увидел, его это повергло в панику – человека, которого не один год учили сохранять хладнокровие в любой ситуации. Он даже не пытался завести машину или выйти из салона. Только повторял раз за разом, что мы разбудили дьявола.

Вскоре связь прерывается после одного-единственного выстрела.

Вторая группа прибыла ранним утром. У въезда в лес они нашли милицейскую легковушку - ту самую, на которой приехала группа номер один. В салоне было абсолютно пусто - ни следов от пуль в кабине, ни крови, ни связиста. Будто ночью в участке слышали не выстрел, а хлопок, с которым он унесся в другое измерение.

В самой избушке творился полный хаос. Старую мебель расшвыряли по всему дому, пол был пропитан кровью и усеян гильзами, стены - следами от пуль. С чем таким группа встретилась в избушке, что превратило четырех вооруженных мужчин в кровавое месиво? Этого никто не

Последний звонок

За окном заливисто стрекотали птицы и совсем по-летнему грело солнце, несмотря на то, что в календаре значилось ещё только 26 мая. Для всех школьников это уже была почти что свобода. Для всех, кроме Сашки. Он ощущал себя заключённым, находящимся под жёстким прессингом надвигающегося ЕГЭ, ежедневных тренировок вальсовых па, а прямо сейчас ещё и чувствовал острое давление на свои ушные раковины со стороны русской попсы, врубленной одноклассницами в колонки. Уже завтра должно было состояться главное-событие-года по версии их необъятной класснухи Нины Павловны и всех девочек 11 «а» — последний звонок. Шёл седьмой час вечера, а расходиться народ и не думал. Ну как не думал — мечтал об этом, грезил, уповал, но староста Ленка была непреклонна в своём желании ровно, но «в самом хаотично-креативном порядке» развесить все шарики, надутые гелием, и все бумажные колокольчики и цветы. У Саши толком не получалось ни прямо вешать, ни прямо вырезать, поэтому ему отдали самую позорную, но вместе с тем самую простую роль — роль уборщика всего предпраздничного мусора.

Плотно набив три коробки и один пакет обрезками, лопнувшими шарами и упаковками из-под блёсток, Лена вручила всё это добро Саньке и на всякий случай решила напомнить ему, куда идти, будто бы он вместе с ней не торчал в этом здании последние 11 лет. «Сань, не разбрасывай по школьным вёдрам, дойди сразу до контейнеров у кладовки с инвентарём на улице, лады?» — спросила Лена, и, не услышав даже ответ, побежала орать на Толика с Костей, которые в этот момент осмелились взяться за самый большой колокольчик из ватманов. Саша вяло поплёлся на первый этаж, попутно воткнув в одно ухо наушник с «Продиджи» — какая-никакая отдушина во всей этой тягомотине. Но, преодолев невероятную вершину в виде лестницы вниз, парень вдруг понял, что вся эта суета его порядочно заколебала и делать почти круг, выходя и обходя полшколы, как-то не резон. Тут он вспомнил, что на первом этаже в девчачьем, но пустом в силу неучебного времени, туалете окно выходит равнёхонько на контейнеры с мусором. Выбор был очевиден.

В коридоре, больше похожем на подземелье (а что, в военные годы здесь вообще был госпиталь) было темно и даже как-то не по себе, так что Саша задерживаться не стал и пнул дверь в девчачий. И тут же вздрогнул от неожиданности — в туалете прибирался их новый ночной сторож, а по совместительству и уборщик, и дворник. Саня видел его пару раз, но даже не здоровался и уж тем более не разглядывал раньше, а теперь из вежливости пришлось. Одет мужичок был как-то не свежо: потрёпанный тёмный пиджачок в мелкую полоску, такие же брюки, из одного кармана которых торчал грязный носовой платок, но на ногах были удивительно чистые, хоть и тоже поношенные, ботинки. На голове была небольшая проплешина, на подбородке недельная, а, может, больше, щетина, лицо было слегка чумазым. Но глаза были хорошего зелёного цвета и смотрели очень дружелюбно и с интересом. Засмотревшись, Саша не сразу вспомнил, зачем пришёл, но, увидев окно, непроизвольно застонал вполголоса: оно было маленькое, узкое и почти под потолком, а рост у Сани (и причина вечных его комплексов) едва ли доходил до 160.

Пока Саша раздумывал, на что бы ему теперь залезть, неожиданно заговорил сторож, о котором он почти забыл:

— Парень, а ты чего делаешь-то тут, ближе к ночи? — голос у мужика был сиплый, с хрипотцой.

— Да я тут не один, мы, в общем-то, всем классом, — Саша слегка заикался и нервничал, сам не зная, отчего. — Мы тут к последнему звонку готовимся, он у нас завтра.

— Стало быть, выпускники? — как-то задумчиво спросил сторож и почесал бороду.

— Ну да, — диалог затягивался, и Саша стал поглядывать на окно, понимая, что ещё десять минут, и Лена вышлет за ним спасательный (а то и карательный) отряд.

Заметив взгляд Саши, мужик сказал:

— А чего сюда-то пошёл? Вроде женский.

— Да я мусор выкинуть хотел.. через окно вот, — Саша покраснел.

— А-а, так оставь, я вышвырну, моя работа вроде как, — и сторож протянул руки к коробкам.

Немного поколебавшись, Саша, поблагодарил, отдал и покраснел ещё сильнее. Парень уже собирался уходить, когда со второго этажа послышался громкий хлопок и девчачьи визги — лопнул очередной шар.

— А знаешь, — неожиданно заговорил мужик опять, — у меня тоже дочка была, выпускница. Леною звали.

Прошедшее время дёрнуло Саню, а мужик продолжал:

— Тоже бегала всё в школу, готовилась к экзаменам, да ко звонку последнему... Платье с фартуком раз в две недели точно наглаживала да примеряла, — сторож ласково, по-отцовски улыбнулся, смотря куда-то в пустоту.

— А что случилось потом? — осторожно и неожиданно для самого себя вдруг спросил Саня.

Мужик вздрогнул:

— А потом пожар случился. Прям на празднике. Замкнуло музыкальную систему. Паника началась, толкучка. А выпускники за декорациями были, готовились выходить на сцену после директорских речей. Учителя выбежать успели, родители успели... А класс погорел, до одного.

Дальше разговор продолжать было неловко, и Саша сказал:

— Простите, что влез, не моё это дело... Если хотите, приходите к нам завтра, посмотрите, — и тут же осёкся, подумав, что вряд ли убитого горем отца порадует такое яркое напоминание. Однако мужичок улыбнулся и ответил:

— Ну, раз ты пригласил, я к вам зайду.

На том и разошлись. Естественно, Лена выдвинула Сане кучу претензий по возвращении. Тот вяло отмахивался, пока староста не задала свой главный вопрос:

— А мусор-то куда дел, чудо?

— Сторожу оставил, в вашем туалете на первом. Там окошко прям над помойкой, мужик пообещал выкинуть.

Лена сделала круглые глаза, в которых светилось непонимание:

— Сань, какому сторожу? Мы нашу сторожиху, Галину Брониславовну, ещё вчера с Танькой попросили сегодня попозже прийти, часам к девяти.

Ребята раздраженно посмотрели друг другу в глаза, подозревая в чём-то странном один другого, но каждый остался при своём, и приготовления продолжились.

* * *

Наступил праздничный день. Из колонок орала песня «Скоро в школу», вокруг сновали разодетые учителя и родители с камерами. Класс собрался выслушать последние замечания Нины Павловны. Говорила она много, но Саша не слушал, выискивая глазами в толпе вчерашнего сторожа, чтобы хотя бы напоследок ткнуть Ленку носом. Но тут классная сказала то, отчего парень дёрнулся:

— И да, ребята, кто вчера целую кучу коробок с мусором в туалете внизу оставил? Сторожиха жаловалась.

Лена с Сашей встретились глазами. Девочка саркастично улыбнулась и тут же исчезла в толпе пояснять, на какой подоконник убрать подарки. До начала торжества оставалось пять минут.

И тут Саша увидел вчерашнего мужичка. Он всё же пришёл — почему-то опять в полосатом костюме и небритый. Саша почти бегом кинулся к нему. Пожав друг другу руки, они стали обсуждать происходящее вокруг, и сторож-не сторож сказал:

— Да-а, красиво у вас тут всё, празднично так, молодцы, постарались. А цветы с колокольчиками ну точь-в-точь как моя Лена вырезала! Я, кстати, и её фотографию вон принёс...

Мужик протянул Саше снимок и тот еле сдержался, чтобы не завопить: с карточки, в обнимку со «сторожем» на него смотрела Ленка! Их Ленка! Староста!

Он с ужасом посмотрел на мужчину, но тот словно не видел ничего необычного. Тут раздались фанфары, и непонятно откуда взявшаяся Нина Павловна мощной рукой подтолкнула Сашу к сцене, где все уже собрались. Парень подошёл как в тумане и увидел Лену. Точно то же платье и хвостики. Сашу прошиб пот, но тут грянули аплодисменты. И только звукач за музыкальной аппаратурой чертыхался, копаясь в проводах...

Экстренное торможение

Какая длинная ночь. Холодная, мрачная и неуютная. Тонкое колючее одеяло «привет из Советского Союза» совершенно не согревало и норовило выскочить из пододеяльника тех же славных времен. За окном мелькали тусклые фонари маленьких станций и забытых богом деревенек, этой мрачноватой светомузыке аккомпанировала парочка дребезжащих подстаканников — символ Российской Железной Дороги. Мельхиоровые ложки и сахар с меткой «РЖД» подплясывали в такт и коварно подбирались к краю стола.

Скинув бесполезное одеяло, Света собрала разбегающуюся от тряски казенную собственность родной РЖД и, зевая, направилась в купе проводницы.

Но на требовательный стук никто не отреагировал.

— Девушка-а-а-а! — жалобно протянула Светлана. — Включите обогр-е-е-ев! Холодно-о-о-о! — замерзшая пассажирка продолжала постукивать в опочивальню хозяйки вагона, попутно позвякивая подстаканниками.

Молчание.

Без особой надежды на успех Света сердито дернула вбок дверную ручку. Потрепанный временем механизм натужно лязгнул, и дверь без труда откатилась в свою нишу.

В купе царил бардак из грязных стаканов, пустой бутылки лимонада «Колокольчик» и остатков нехитрого дорожного ужина. Проводница, даже не сняв свою синюю форму, безмятежно спала на целой горе стеганых одеял.

Брезгливо скинув свою шумную ношу на стол, девушка потрясла за плечо труженицу рейса Москва — Владивосток.

Никакой реакции.

И никаких признаков жизни.

— Помогите-е-е-е!

Света вылетела из маленького купе и бросилась в вагон.

— Она умерла! Помогите! Вызовите врачей!

Но в вагоне было по-прежнему тихо.

Не включался свет, не шуршали простыни, никто не спешил на помощь.

— Мужчина! Мужчина! — девушка изо всех сил затрясла огромного пузатого мужика, но все было бесполезно.

Все пассажиры были мертвы.

Не позволяя себе оцепенеть от ужаса, Света метеором пронеслась по безжизненному вагону и вылетела в тамбур, с грохотом распахивая двери…

Соседний вагон встретил девушку такой же зловещей тишиной и мрачным полумраком. Купе проводников было открыто настежь, а на уже знакомой стопке разноцветных одеял лежала все та же женщина в синем костюме.

— Господи-господи-господи-господи-господи… — дрожа всем делом, единственная выжившая вновь пронеслась по жуткому вагону, в попытках покинуть это ужасное место.

Тамбур, шаткая площадка в месте сцепления вагонов, настежь распахнутые двери, открытое купе, уже знакомые «спящие» тела и бег, бесконечный бег куда-то вперед, по ходу движения проклятого поезда.

И каждый раз один и тот же вагон.

Безумная карусель повторялась вновь и вновь, а за окном все так же мерцали придорожные фонари, на короткие промежутки освещая безжизненные лица пассажиров. Поезд продолжал свой ход.

Стоп-кран!

Бросившись к заветному рычагу, Света сорвала жесткую пломбу и ухватилась за холодную металлическую ручку.

— Не смей!

Истерически завизжав, девушка обернулась. Перед ней стоял голый по пояс парнишка, строго грозя ей пальцем, как нашкодившему ребенку.

— Убери руки, ты можешь их убить!

— Но они уже умерли!

— Нет, они не умерли! Это ты умерла! Сердце. Во сне. Не самая плохая смерть.

— А ты?

— Я тоже умер, разве не понятно? В этом же поезде. Не надо паники, с теми, кто сошел с ума очень сложно. Пожал…

Но рассудок уже покинул то, что раньше было милой девушкой. Истерично захохотав, Светлана изо всех сил дернула блестящий рычаг.

***

12.06.07 на пульт дежурного отдела полиции станции Немаево, поступило сообщение о том, что во время следования поезда сообщением Москва — Владивосток неизвестный пассажир сорвал стоп-кран. Вследствие экстренного торможения 12 пассажиров получили травмы, несовместимые с жизнью, 22 человека госпитализированы с травмами разной степени тяжести. Расследование продолжается.