РЕБЕНОК: В ПОГОНЕ ЗА ЛЮБОВЬЮ

Мне очень грустно и горько осознавать, что детям приходится заслуживать любовь.
Вот он махонький такой принимает эмоции мамы, весь её гнев, злость, усталость или страх.
Он слушает её, наклонив голову, совсем как взрослый, а ему 5 лет.
Он помогает по хозяйству, отзывается на любые просьбы.
Ликует, когда мама рада и грустит, когда злится
Он быстро взрослеет, и уже он для мамы родитель.
Он скоро научается отслеживать все её реакции, чтобы, гляди, не прилетело из-за угла.
Такая жизнь превращается в поле боя, где нужно быть начеку, уши навострить, все рецепторы чувств держать наготове.

Кто спрашивал про эмпатию, вот вам обратная сторона медали, ребёнок рос вне безопасности и поэтому так защищается, учится быстрее считывать противника и прятаться
Или быстро стать хорошим, угодным маме или папе

Он собирал любовь, как крохи, когда чувствовал, вот мама, вроде в ресурсе, вроде все у неё ок.
Он тратил массу сил постоянно держать все под контролем, держа себя в напряжении

Иногда было много страха, т. к. мама только что была радостной, и через секунду уже злится, наказала.
И тогда привычный мир рушится, теперь и этому нельзя доверять, в мире больше нет стабильности, а любовь нужно добыть.
Как хлеб, как воздух.

Такие дети могут быть отличниками или наоборот плохишами, лишь бы хоть кроху любви, внимания да получить.

И много вины, море вины. Ведь это он думает, что в нем вся беда, он себя плохо вёл и мама разозлилась, в плохом настроении.
А хорошее бывает так редко... Он такой плохой, непутевый, что мама отругала.
И вообще стыдно быть невежей.

Так и растём, как путники в пустыне в поисках любви...

Ты подошла ко мне легкими шагами, обняла меня и улыбнулась. Такая живая, такая любимая и желанная. Моя Женщина. Я хотел тебя обнять, но ты меня опередила. Ты взяла мою руку и прижала ее к своему животу. И тогда я почувствовал самый главный удар. Удар, придавший смысл моей жизни.
Значит, Бог верит в нас...
Олег Рой.

Одна молодая пара с трепетом ожидала скорого прибавления семейства, и регулярно и скрупулёзно таскалась по всем мыслимым и немыслимым анализам... Представьте себе весь ужас будущей мамаши, когда перед самыми родами врач на УЗИ производит серию сочувствующих вздохов и изрекает:
- Женщина, я должна вас предупредить: у вашего мальчика врождённая патология! ВОТ ТАКИЕ яйца!!! - и потрясает перед носом готовой упасть в обморок молодой мамаши здоровенными кулачищами.
Та, не помня как, выползает из кабинета, судорожно сжимая в руке направление в местный Центр борьбы с уродствами (или как он там называется), заикаясь, пытается расспросить мужа о наследственных размерах мошонок в семье, а потом горько рыдает у него на плече.
Надо ли говорить, что бессонную ночь перед походом к специалисту семья провела в мрачном молчании...
УЗИ в Центре по борьбе с уродствами. Врач, непонимающе переводя взгляд с направления на монитор УЗИ:
- Я не пойму - для чего вас сюда направили?
Мамаша, глотая слёзы, тряся кулаками:
- Мне сказали, что у сына патология - ВОТ ТАКИЕ яйца!!!
Врач, пытаясь не упасть со стула от хохота:
- Женщина - девочка у вас! Просто кулачки между ножек зажала, когда снимали прошлый раз...

Если бы мне снова пришлось воспитывать своего ребенка.

Я бы больше рисовала пальцем и меньше бы им указывала.
Я бы меньше исправляла и больше налаживала контакты.
Я бы смотрела не на часы, а на своего ребенка.
Я бы меньше заботилась о том, чтобы что-то знать, и знала бы, что надо больше заботиться.
Я бы совершила больше прогулок и запустила больше воздушных змеев.
Я бы перестала разыгрывать серьезность и играла бы со всей серьезностью
Я бы больше бегала по полям и почаще смотрела на звезды.
Я бы больше обнимала и меньше тянула прочь.
Я бы не так часто проявляла твердость, но была бы более уверенной.
Я бы сначала построила самоуважение, а уж потом — дом.
Я бы меньше учила о любви к силе и больше — о силе любви.

Одна из самых странных для меня фраз звучит так: «Я люблю всех своих детей одинаково».

Я никогда ее не понимала, потому что у меня не так.
Когда родились мои дочери-близняшки, я сразу поняла, что никакой одинаковой любви к ним у меня не будет.
Они вели себя по-разному. По-разному реагировали на меня, мои действия, мой голос, мои прикосновения. Развивались не одинаково. При этом обе мои близняшки — девочки здоровые, но они сразу, с первого дня их жизни, стали жить каждая по-своему. Начать с того, что Маша орала с первого вдоха как резанная. А Лида даже не проснулась, когда ее достали из меня. Так мы с ним сразу поняли, что они очень непохожие, наши однояйцевые близнецы.
Маша засыпала быстрее, Лида — медленнее.
Маша больше кричала, Лида — больше улыбалась.
Маша все время нападала, а Лида всегда старалась уклониться от конфликта.
Я очень удивлялась, когда мне говорили: «Но ты же любишь их одинаково?!». Конечно, нет.
В Лиде, например, меня безумно раздражает, когда она ноет, а в Маше — когда она истерит. Зато Лида трогает меня до глубины души — до ощущения горячего кипятка в груди — до слез — тем, что подбегает и с размаху обнимает меня, когда я прихожу с работы, а Маша веселит меня ужасно, когда она передразнивает Борьку или просто кривляется. Она делает это уморительно смешно.

Борьку я тем более люблю иначе.
Во-первых, он мальчик.
Как можно мальчика и девочку любить одинаково? Как можно к мужчине и женщине относиться одинаково? Ведь все отличается: запах, повадки, реакции, способ воспринимать мир и реагировать на него.
Во-вторых, он младший.
То есть к моменту его рождения я уже представляла себе, что такое новорожденный младенец. У меня уже был опыт ухода и общения с первыми детьми, с которыми я очень боялась сделать что-то не то, да и просто два с половиной года смертельно хотела спать. И получив Борьку, который спал и ел, и снова ел и спал, и никаких воплей, и никаких соплей, и никаких проблем с зубками, и никаких сложностей с животиком и коликами — так вот, получив после довольно беспокойных близнецов очень мирного Борьку, я с ним чувствовала себя намного спокойнее, чем с первыми детьми. Это тоже влияло на мою к нему любовь, на то, какой она вырастает.
Дальше — больше.
Выяснилось, что общение с Борькой складывается совершенно иначе, чем общение с девочками. Потому что сам Борька — другой.
Например, он знает все свои машинки наперечет. А Лида уже через пару дней не узнает только что, казалось бы, подаренную ей куклу. А Маша и вовсе сразу забросит свою куклу за шкаф, и начнет отбирать ту, что у Лиды.
На катке Маша будет самозабвенно выписывать пируэты и не обращать ни малейшего внимания на свои падения (часто — довольно болезненные), Лида почти сразу станет ныть, что лёд не тот, погода не та и вообще ботинок плохо зашнурован, а Борька просто сядет в сугроб и начнет рыть себе пещеру.
Дома же Борька пойдет мыть руки сразу, Лида — после одного напоминания, а Маша ужом вывернется, но рук не помоет.

Это мои дети, все трое. И они настолько непохожи друг на друга, что я действительно не понимаю, как их можно любить одинаково? И, главное, зачем?
Зачем врать себе и им, что я люблю их каким-то одним, абстрактным, всех уравнивающим чувством какой-то неведомой мне одинаковой любви?
Ведь я люблю их совершенно разными, в разные цвета раскрашенными, по-разному звучащими любовями?
Моя любовь к Лиде — яркая, яростная, уважительная, громкая, оранжевая. В Лиде я всегда уверена, она моя помощница, мой друг, я могу на нее опереться. Она настолько похожа на меня, что иногда мне даже странно, что я должна ей что-то объяснять. Я ее уже сейчас, в ее девять лет, воспринимаю как очень взрослого человека.
Моя любовь к Маше — тихая, восхищенная, заинтересованная и чуть настороженная, вся — вполголоса, и почему-то голубая. С Машей здорово веселиться, тратить деньги, шептаться, она все время меня удивляет, моя Маша. И я никогда не знаю, что ей придет в голову в следующую минуту. На что она обидится или разозлится. Зато почти всегда знаю, чем ее обрадовать.
Моя любовь к Борьке — нежная, горячая, спокойная и огромная как океан или небо.
И я с каждым из детей — другая, я меняюсь в зависимости от того, с кем я сейчас общаюсь. С Борькой я мягче и нежнее. С Лидой — проще и откровеннее. С Машей — тише и внимательнее.
Это — три разных чувства к трем разным людям, которым довелось родиться моими детьми.
С каждым из которых у меня складываются свои, отдельные, а не общие на всех отношения. И невозможно подогнать их под одну гребенку «одинаковой любви ко всем детям» - для того, якобы, чтобы им не было обидно, чтобы не было ревности, чтобы никого не выделять.
Наоборот — я стараюсь выделять каждого из детей (их не так много у меня — всего трое!), с каждым из них строить свои, отдельные отношения, - чтобы каждый из них чувствовал себя не таким же любимым, как брат и сестра, а самым любимым.

Екатерина Антонова