Всем доброго дня суток! Здесь оказался в поиске общения, родной души, второй половинки. Мне 36 лет, по знаку зодиака Близнец. Люблю природу, купаться и кулинарию, а ещё ни дня без музыки) Ищу добрую, нежную и ласковую девушку, предпочтение в возрасте 28-36 лет.

Я еще живой

На электронных часах показывало без пятнадцати семь, за окном подвывал ветер, и редкие снежинки кружили в вальсе, падая на белое покрывало земли, чтобы через какое-то время растаять и уйти в небытие. Снежинки чем-то напоминали мне людей: мы так же рождались, чтобы через какое-то время растаять и уйти в неизвестность. Старая квартира времен перестройки. Облупившаяся краска потолка; пожелтевшие обои; пустые бутылки на полу; старый деревянный стол, на котором стояла бутылка водки; три пластмассовых стаканчика; пепельница, забитая бычками. И на газетке лежала селедка. В это время в квартире находилось три человека. Я, меня, кстати, звали Антон, Сергей, имевший квадратную форму головы, густые рыжие волосы, сломанный нос и такую же рыжую бороду, а также Алексей с лысой головой и уродливым шрамом на лице. Вторую неделю мы собирались на дело, в наших планах было ограбить небольшой, но прибыльный магазин в паре кварталов отсюда. Владелец магазина был странным человеком и почему-то всегда забирал выручку только в воскресение, в десять-одиннадцать вечера. Я взглянул на часы: у нас оставалось до его появления часа три - должны были успеть. Аккуратно дочистив «Макаров», и не спеша собрав его, передернув затвор - обойма лежала у меня на коленках - нажал на курок, раздался характерный щелчок. Взяв со стола шапку-маску, достав из кармана пачку сигарет и закурив, я спросил:

— Ну что, ребят, выдвигаемся?

Они почти одновременно кивнули головами, подтверждая, что готовы на дело. Когда мы вышли из квартиры, по нашим ноздрям ударил холодный запах свежего воздуха. На улице царствовал мрак, лишь изредка разрезаемый светом фонарных столбов, да и сиянием из окон жилых домов. Я устремил свой взгляд вверх, на темном небе висела красная луна. Мы прошли пару кварталов в полном молчании, лишь изредка поглядывая друг на друга. В моей голове снова вспыхнула идея о том, чтобы уйти на покой. Я уже четко решил для себя, что надо со всем этим завязывать. Я уже не подросток. Это раньше казалось, что это все весело, теперь уже нет: появляются другие принципы, стереотипы, теперь моим кумиром не являются прожжённые бандиты и воры в законе, теперь мне ближе примерный семьянин или что-то в таком роде. Мне давно перевалило за тридцать и уже нужно найти себе жену, завести детей и спокойно умереть в старости в мягкой уютной кровати, а не в какой-нибудь канаве с перерезанным горлом на радость дворовым мальчишкам, которые впервые увидят труп. Все, это точно мое последнее дело и я соскакиваю со всего этого. Подойдя к магазину, единственное, что я произнес было:

— Ну что, заходим?

Сергей и Алексей, не говоря ни слова, словно по команде натянули на лица маски, достали пистолеты, сняли с предохранителей.

— Ну, с богом! — я мощным пинком открыл дверь и резко влетел в помещение, нацелив пистолет на продавщицу.

— Всем на пол, никому не двигаться, а тебе стоять, — я навел пистолет на кассиршу. Только сейчас я обнаружил, что в помещении, кроме нее и нас, никого не было. Ребята без слов пробежались по магазину в поисках кого-либо, никого не обнаружив, они вернулись обратно.

- Где охранник, падла? — крикнул Алексей и ткнул пистолетом ей в лицо.

- Он, он ушел, — дрожащим голосом сказала продавщица. Ее лицо и фигура были очень хороши. Она была чертовски привлекательной и молодой девушкой. Словно она была последней работой великого мастера по лепке фигур: ее контуры лица были идеальными, ее волосы завораживали на месте и манили к себе, тело соответствовало стандартам красоты, будто сделана по шаблону супер-модели, хотя и модели она бы дала сто очков вперед. Так и хотелось предложить ей встретиться, но вместо этого я крикнул:

— Куда ушел?

— Он, он сказал, что ему срочно домой надо.

— Через сколько он вернется?

— Я… я… не знаю. — Она посмотрела на меня своими красивыми глазами, они были настолько красивы и очаровательны, что им просто нельзя было не верить. Смотря в ее глаза, я словно смотрел на черное море, бьющее неистовыми волнами, которые так хотелось взять и обнять. Но, я опять выкрикнул…

— Доставай все деньги из кассы, живо! Спереди, ближе к Алексею, послышался скрип двери, мы навели пистолеты и стали ждать. Из нее вышел стройный мужчина в синей рубашке и черных штанах, в ушах торчали черненькие капсулы: мы сразу сообразили, что он слушал музыку на плеере. Алексей резко навел на него пистолет. Раздалось три хлопка. Тело охранника медленно скатилось на пол по двери и забилось в конвульсиях.

— Тварь, ты же сказала, что он ушел. — Гневно прокричал Алексей и быстро подбежал к свежему трупу, сделав контрольный выстрел в голову. Из-за охранника мы не заметили, как девушка достала пистолет и навела его на Алексея. Только когда я посмотрел на нее, она произвела выстрел. Алексей резко пал на пол и закричал от боли:

— Черт! Мое плечо!

Раздались выстрелы из наших пистолетов. Я видел, как ее тело набивается свинцом, видел, как пуля прошибла ей глаз, как кровь заливает лицо, как ее красивое тело падает на пол - так нами была уничтожена последняя работа великого мастера. Я стоял несколько секунд как вкопанный. В голове крутилась мысль, что это точно мое последнее дело. Из ступора меня вывел крик Алексея:

— Черт! Плечо! Тварь! Она прострелила мое плечо! Больно! — Алексей прижался спиной к стенке. — Тварь, а-а-а, мразь. Кровь? Черт, да здесь повсюду моя кровь! Тварь, гадина! Они меня выследят, черт, что делать? Дайте мне хотя бы тряпку, я все здесь затру, иначе нам конец.

— Вскрывай кассу, я помогу Алексу. — Тихо сказал я Сергею.

Он безропотно меня послушался и убежал взламывать кассу. А я тем временем направился уверенной походкой в сторону Лехи, крепко сжимая в руках пистолет. Его взгляд был устремлен на потолок, губы почти беззвучно шевелились, из рта доносились какие-то слова, которые я не мог разобрать, пока не подошел к нему почти в упор и, наведя пистолет на его лицо, я разобрал, что он шептал молитву. Он понял, что живым отсюда не уйдет. Он так и не посмотрел на меня, за спиной раздавались удары огнетушителем по кассе. Чуть дальше завывал ветер, еще сильнее, чем тогда, когда мы выходили из подъезда.

Я спустил пусковой крючок. Обернувшись, посмотрел в сторону Сергея, он держал в поднятых руках деньги, на лице была улыбка, все его лицо сияло и светилось, его даже не омрачало то, что я только что убил Алексея. В кого же мы превратились.

— Пошли отсюда, скоро менты припрутся, — сказал я и застыл от увиденного: за спиной Алексея резко возникла та самая продавщица, только лицо у нее было совсем другое - не то, что было раньше и даже после наших выстрелов. Оно было, словно маска, надетая девчонкой на какую-нибудь тусовку в ночь Хэллоуина и решившая нас напугать. Ее лицо сморщилось, стало какого-то коричневого цвета, голова была лысая, даже отсюда я смог рассмотреть ее желтые зрачки, клыки были необычно длинные, губы приобрели оттенок синего цвета, как у покойника. Она занесла руку для удара. Я ничего не успел крикнуть своему товарищу. Его голова отлетела в мою сторону и шмякнулась о стену в паре метров от меня. Я вскинул свой пистолет и открыл огонь. Злобно крича:

— Сдохни, тварь, сдохни!

Пули затормаживали ее движение, она немного отходила назад. Когда из пистолетов послышались щелчки, означающие, что патроны кончились, она резким движение накинулась на меня и разорвала мне грудь, после чего сделала кульбит и приземлилась на пол.

Я лежал на полу, мой взор был устремлен в потолок. Я еще живой… Передо мной появилась фигура с таким же лицом, как и у продавщицы, только на нем были волосы, и меня осенило - у нее на голове тогда был парик. Я ухмыльнулся - значит, она не последняя работа великого мастера. Бывший охранник взял меня за руки и поволок в дверь, из которой он выходил при нашей первой встрече.

Комната выглядела мрачно: серый потолок, по которому ползают мухи, сильный запах сырости, вперемешку с трупным, крови и еще чего-то. Моя голова упала набок. На мясных крюках, подвешенных к потолку, весели труппы - на многих не было кожи, а под ногами стояли металлические тазики, в которые капала кровь, стекающая с тел. Охранник снова посмотрел на меня и похлопал, улыбнувшись, по щекам. После чего ушел заносить остальные трупы. Девушка подошла ко мне, наклонилась, засунула руку в огромную рану у меня на теле и резким движением вырвала сердце. Я видел, как оно еще бьется, видел, как она с наслаждением облизывает его длинным языком. Я еще живой…

Призрачный душитель

Эта история случилась с моими родителями в 1939 году. Отец работал в городе Сольцы - ныне Новгородской, а в ту пору - Ленинградской области, в линейно-технической конторе связи.

Незадолго до описываемых событий родители получили комнату прямо в здании, где располагалась контора.

Они, конечно, были очень довольны. Комната отличная, и отец работает практически за стенкой, не нужно тратить время на дорогу.

Дело было зимой. Я, совсем еще малыш, тихо спал в своей кроватке. Горел ночник. Мать, сидя на кушетке, ждала с работы задерживающегося отца. Глаза у нее слипались, очень хотелось спать. Но стоило матери опустить голову на подушку и задремать, как кто-то на нее навалился и начал душить.

Мать была верующей и, как потом рассказывала, мысленно стала молить Бога, чтобы он спас ей жизнь. Она уже начала задыхаться, как вдруг распахнулась дверь - это вернулся отец. Мать почувствовала, что душитель отпустил ее. Она открыла глаза. В комнате никого не было!

Вскоре действительно вернулся отец. Мать, которой уже было не до сна, сразу спросила его, не встретил ли он кого у двери. Мол, кто-то только что заходил в комнату и душил ее.

- Нет, - ответил тот. - Да и кто там может быть? Видимо, уснула, вот тебе и приснилось.

Мать утверждала, что она не спала, и кто-то ее душил. Отец же лишь смеялся, уверяя, что ей все это снилось. И в самом деле, куда мог деться этот душитель? Да и в комнате не было никаких следов борьбы или панического бегства напуганного возвращением отца преступника.

Некоторое время они спорили, но отцу удалось убедить мать, что это был лишь дурной сон. И все же ей было не по себе, и она решила выйти на улицу подышать воздухом. Я по-прежнему тихо спал в своей кроватке. Отец прилег на кушетку с газетой. Его стал одолевать сон, газета упала на пол, глаза закрылись...

Вдруг он почувствовал, что кто-то навалился на него, крепко схватил за шею и стал душить. Сопротивляться не было никакой возможности - нападавший оказался весьма сильным, а отца словно парализовало. Он даже глаза открыть не мог.

Отец уже начал задыхаться, как вдруг его отпустили. Послышался шум, похожий на завывание ветра. Отец с трудом открыл глаза. В комнату входила мать.

Автор рассказа со своим отцом

Этот случай так напугал отца, что он сразу же пошел к начальнику. Хотя его, конечно, терзали сильные сомнения, поверит ли тот в чертовщину, о которой придется рассказывать. Начальник внимательно выслушал его и спросил, как он вообще оказался в этой комнате. Отец сказал, что его с семьей вселили сюда по решению отдела кадров, как только он приехал в Сольцы.

- Странно, - удивился начальник, - Вообще, насколько я знаю, было принято решение в эту комнату больше никого не селить. Потому что душили не только тебя с женой, а всех, кто въезжал туда в последние годы, после того, как несколько лет назад там повесился ее прежний жилец. И месяца не проходило, как новые жильцы сталкивались с невидимым душителем. В общем, это какая-то ошибка, я разберусь!

Буквально через пару дней отец получил новое жилье. А комнату, где обитало привидение-душитель, отвели под складское помещение.

Фобия

Меня пытаются убедить в том, что всё нижеописанное — моя фантазия, и что ничего этого не было и быть не могло. Что все мои шрамы — следствие моего же припадка и что мой рассудок сильно пострадал от детских травм, оттого-то я и выдумал эту историю. Однако моя память слишком отчётливо рисует события того дня, чтобы я принял их за плод воображения.

Если переложить историю моей жизни в стихи, получится отличная ода одиночеству. С самого детства мне казалось, что о моём существовании другие дети вспоминали лишь в тех случаях, когда возникала острая необходимость дружно над кем-то посмеяться, потыкать в кого-нибудь пальцем или кого-то побить. Понятное дело, что такое травмоопасное для души начало жизни не могло остаться без последствий. Я стал бояться людей. Мне всегда было неловко в небольшой компании — а что происходило со мной в толпе! В каждом лице я чувствовал общий укор, общее презрение и общую же насмешку (сам не понимаю, как во мне умещалась такая палитра чувств). Мне казалось, что люди вокруг вот-вот прыснут со смеху или разом отвернутся с таким видом, с каким обычно отворачиваются от немытого бомжа. Я понимал, что всё это выдумано мною, что людям нет до меня никакого дела, и это понимание не раз спасало меня от панического бегства из людных мест.

Несмотря на эти фобии, которые сильно мешали мне жить, меня нельзя было назвать несчастным человеком. У меня были богатые любящие родители. Причём богаты были оба. А поскольку они развелись (без лишней драмы, криков и слёз, за что я им благодарен), то подарки, деньги и внимание я получал в удвоенном количестве: и от матери, и от отца. К сожалению, люди они очень похожие и фантазией, хоть оба уверены в обратном, не отличаются совершенно. Так что подарком ко дню окончания института и от того, и от другого оказалась квартира. Одну из них я решил продать.

Продажа квартиры — дело долгое. Куча документов неясного предназначения, множество одинаково безобразных и хамоватых тёток, эти документы перекладывающих (предназначение этих тёток, мне, к слову, тоже неясно). В общем, я проклял тот день, когда решил избавиться от лишней жилплощади, уже часам к двенадцати, и было за что: помимо нашей бюрократии, заставившей меня ездить из одного конца города в другой, в столице нашей Родины царила невыносимая жара. Солнце заливало всё нестерпимо ярким цветом, горячий воздух был пропитан гарью, а единственным спасением была ванна с холодной водой. И как же я жалею сейчас, что не остался лежать в ней тогда!

Из-за моих фобий в метро мне особенно неуютно. Замкнутое пространство с кучей людей — что может быть для меня хуже? Однако, мужественно превозмогая свои нелепые детские страхи, я раз за разом заставлял себя спускаться туда.

Моё состояние в тот день было вполне обычным: снова эти мнимые насмешки, гримасы, снова мнимый укор. Но позже какое-то новое чувство начало подкрадываться ко мне. Сначала я не замечал его вовсе, но со временем оно росло, пока, наконец, не сжало мне сердце. Страх. Животный страх, обычно дремлющий, просыпающийся лишь тогда, когда человеку угрожает серьёзная опасность и со словами «сейчас всё будет» заставляющий того бежать так, как тот никогда не бегал, прыгать так, как тот никогда не прыгал, лазить туда, куда в здравом уме не полезет никто, терпеть боль, от которой обычно помер бы, и соображать со скоростью, которой позавидуют многие хищники. Я увидел в этом неуместном пробуждении безусловно полезного, но не сейчас, инстинкта логическое продолжение моих фобий и попытался с ним бороться, но тщетно: несколько раз я всё же выбегал из вагона в поисках более уединённых мест.

К концу дня страх полностью завладел мной, и мне пришлось приложить титанические усилия воли, чтобы заставить себя последний раз спуститься в метро.

В вагоне пока было немного людей, но даже этого количества хватило, чтобы страх выбил из моей головы всякую мысль. Я с тоской посматривал на закрытые двери, на медленно ползущие провода в тоннеле, принятые моим воспалённым сознанием за гигантских змей, и на полупустой вагон, который на следующей станции перестанет быть таковым. Я задыхался, меня била становившаяся всё сильнее дрожь. На станции я хотел было выйти, но страх сковал моё тело, и мне пришлось покорно смотреть на вваливающуюся толпу. Я вжался в дверь между вагонами и пристально глядел на свою обувь, пока не осознал один очень неприятный факт — состав остановился. После довольно долгого ожидания я решил оторваться от созидания своих кроссовок и поднял глаза. Слабым криком вырвался из моей груди воздух: все люди в вагоне смотрели на меня. Десятки пар широко раскрытых, не моргающих и не выражающих ровно никаких эмоций, глаз не отрываясь смотрели на меня! В глазах потемнело. Ноги отказались меня слушаться. Сердце, забыв о своих обязанностях, перестало биться. И, когда огромная рука рослого мужика потянулась ко мне, сознание не выдержал и покинуло меня.

То, что происходило дальше, я помню смутно, отрывками, и допускаю, что некоторые из этих отрывков — плод моего воображения. Во всяком случае, мне самому хочется так думать.

Я помню тоннели с идеально гладким полом. Не могу сказать ничего ни об их форме, ни об их размерах: своды и края терялись в глубинах мрака. Помню ненормальной формы фонари, служившие скорее маяками, нежели полноценным освещением: слишком далеко они отстояли друг от друга, и слишком слаб был источаемый ими густой и тусклый бирюзовый свет. Помню тащившую меня за голень огромную руку. Помню множество тёмных силуэтов. Помню, наконец, фантастических размеров помещение с чем-то наподобие алтаря в центре. Его контуры были обозначены всё теми же фонарями, и те из них, что были наверху, я принял бы за звёзды, если бы не слишком правильное их расположение.

Конечно, я могу воскресить в памяти и другие картины, но, как уже было сказано, я не до конца уверен в их достоверности. К тому же есть то, о чём человек не хочет вспоминать вообще...

Когда сознание вновь вернулось ко мне, я обнаружил себя в одном из московских парков на берегу мелкой речушки. Усталость одолевала меня. На всём теле было нацарапано огромное количество непонятных символов самых причудливых и пугающих форм. Одежда моя превратилась в лоскуты. К тому же я был абсолютно лыс: ни единого волоска ни на теле, ни на голове. Не было даже ресниц и бровей.

Как оказалось потом, я пропал на три дня. Сколько из них я пролежал в парке, а сколько пробыл в тоннелях, мне неизвестно. Мне неизвестно и то, что это за тоннели и что со мной сделали. Загадкой остаётся для меня предназначение того огромного помещения и природа его происхождения. Но больше всего меня интересует другой вопрос: было ли это помешательство вызвано какими-то неведомыми мне силами, или же это истинное лицо тех людей?